- Забудьте эти грязные слова, сеньора. Грязь ведь не стоит так дорого, чтоб проливать над ней слёзы, просто стряхните её с ног.
Он взял её руку в свою и поднёс к губам.
Ладонь у него светлая, удивлённо заметила девушка.
- Просто я слишком долго смотрела на солнце, - пробормотала она, проводя пальцами по щекам: слёзы действительно текли, а она и не замечала.
Дон Хоаким вызвался проводить незадачливую путешественницу:
- Иностранцу легко заблудиться здесь.
Сам он родился и вырос в Валенсии. Как многие мориски - то есть крещёные мавры - с восточного побережья, он жил за счёт моря. У него было две каравеллы - "Химена" и "Воскресение".
- Разве вам нравится "Песнь о Сиде"? - спросила Елена, чтобы хоть как-то поддерживать разговор. Впрочем, вытягивать из Хоакима слова особых усилий не требовало.
- Что? А, вы о "Химене". Так зовут мою сестру.
- Простите, я такая глупая, - впервые после блужданий по опустевшим улицам Елена рассмеялась. Пожалуй, ей не следовало обнажать зубы: это неприлично, да и до собеседника ей далеко - а он как будто не слишком заботился о приличиях.
Она следила за каждым движением его губ, таких полных и чувственных, и тоже очень смуглых, лишь тонкая перламутровая кайма открывалась в улыбке, а за ней - совершенный жемчуг...
Жемчужная капля плясала в мочке, в такт быстрым шагам. Иная походка, иная грация - вся гибкая, текучая, кошачья. Они всего лишь шли по улице - вновь, кстати, многолюдной, но Елена теперь не обращала внимания на то, что творится вокруг. Они просто шли по улице - а ей казалось, что она танцует. Она вспоминала всех, с кем танцевала прежде, и кавалеры Саарбрюккена виделись ей каменными истуканами. Она вспоминала придворные фразы, но в голове крутилось только "тысяча чертей"...
Неожиданно перед ней выросли ворота собственного сада. Прогулка закончилась. С трудом скрывая горе, Елена попрощалась с новым знакомым.
Вечер прошёл в безделии и мечтах.
Потом явился капитан и рассказал, что был в гостях у одного знакомого, который разбогател на морских экспедициях, так что даже купил графский титул. Несмотря на то, что он мавр и чёрен как чёрт.
Елена выслушала молча и с улыбкой и ни словом не обмолвилась о своих приключениях.
Капитан напомнил, что Её высочество Ульрика ждёт от дочери обещанного письма, и пожелал спокойной ночи.
Елена помечтала над бумагой - и написала, что удачно добралась.
<p>
II</p>
Как бы ни хотела Елена повернуть время вспять и вновь пережить сладостные минуты прогулки в обществе Хоакима, необходимо было двигаться вперёд, а не назад. В сердце Кастилии - Толедо.
Она горевала над дорожными сундуками, уверившись, что все святыни и церкви столицы не помогут ей обрести утешение, когда капитан Вермеер прямо-таки поверг её в смятение неожиданной новостью: по старой дороге в Толедо её будет сопровождать его знакомый - тот самый новоиспечённый темнокожий граф. Конечно, мавров, даже христиан, при дворе жалуют всё меньше, но у дона Хоакима Альвареса достаточно знакомых в столице, которые составят ей протекцию и будут всячески помогать.
Услышав знакомое имя, Елена напрягла все силы, чтобы не выдать радость. Так вот, значит, ради кого Хоаким заставил своих бездельников драить палубы? Они с герром Вермеером давние приятели?
Вот только - зачем ей протекция при дворе? Она едет к родному племяннику!
Хоаким лично явился помочь со сборами, как и прежде, затмевая ослепительной улыбкой само солнце, и привёл целую толпу носильщиков и погонщиков всех мастей. Галантно поклонившись, он проникновенно произнёс, что не пристало принцессе крови путешествовать наравне со свитой, и препроводил Елену в паланкин, на покрывалах которого были вытканы ананасы. Паланкин должны были нести два мула, и молодую герцогиню это поначалу расстроило, но спутник объяснил ей, что животные эти более спокойны, выносливы и приспособлены к местным дорогам. А перед въездом на Толедский мост она, если пожелает, сможет пересесть на лошадь.
Светло-серый арабский скакун объезжен был специально для неё и нетерпеливо ждал своей очереди нести госпожу, но на первых порах пришлось ему идти в поводу следом за конём Хоакима, которому, в свою очередь, предшествовала вооружённая охрана.
За Хоакимом следовала сама виновница переполоха, за ней - три фрейлины и пять служанок доны Элены, два камердинера дона Альвареса, конюх и стремянной дона Альвареса, чернокожая кормилица дона Альвареса, которая наотрез отказывалась оставаться в стороне от столь важных событий, повар дона Альвареса с собственной кухней, виночерпий и кравчий, капеллан, всю дорогу занимавшийся освящением пищи и пития, четверо служек при капеллане, разделявшие с ним обязанности, секретарь-иудей, помощники повара, слуги, погонщики, мулы, ослы и поклажа, и снова конвой. Для полного счастья не хватало лишь странствующих рыцарей, сарацин на верблюдах и флибустьеров с попугаями и обезьянами на плечах.
Из-под прохладных складок завесы Елена, затаив дыхание, наблюдала окрестные виды и зарисовывала, как умела, чтобы с письмами отправить братьям. Пусть завидуют. Эрнст, правда, побывал в Провансе и во многих отдалённых княжествах Священной Римской империи, но Испания ему точно даже не снилась. А Ульрих вообще почти никуда не выезжает. Впрочем, ему достаточно дотронуться до таких вот рисунков или просто письма, и он уже увидит все пейзажи и всё, что на их фоне происходит - или произойдёт - как наяву.
Путешествие шло весело, вот только негритянка в невообразимом цветастом нечто на голове оказалась немного назойливой: от её заботливых расспросов просто некуда было увернуться. "Сеньора хорошо покушала?" "Сеньора не хочет поразмять ножки?" "Сеньора не обгорит на солнышке?".
