Хоаким приготовился ждать сватовства.

   Время от времени он посещал столицу и приносил оттуда новости: инфанта Хуана отказалась ехать с мужем в Гент. Она ссылалась на то, что будучи беременной, не выдержит дороги. Его высочество Филипп может ехать один, а может оставаться, но она шага не сделает, пока не разрешится от бремени и не оправится после родов. Обиженный супруг собирался во Фландрию.

   Через два года, не дождавшись принцессы, он возвратился сам и, судя по всему, готовился жить на два дома.

   Придворные из свиты Филиппа, чем-либо на него обиженные, наушничали, что Бургундец не верен супруге и с лихвой возмещает разлуку за счёт фламандок.

   Хуана, не узнаваемая даже собственными родителями, лелеяла на груди очередного младенца и кротко отвечала, что грязные склоки её не занимают - у неё есть иные предметы для размышления.

   По альковам Толедского замка начала гулять шутка, что Хуану Безумную стоит отныне именовать Разумной.

   - Какое счастье! - воскликнула Елена. - Наши мытарства не пропали даром!

   - Подожди, - отвечал Хоаким, - ходят слухи, что Его величество Фердинанд, посмотрев на истинные отношения дочери с мужем, посчитал Филиппа бесполезным развратником, который позорит испанскую корону самым своим существованием. И с молчаливого согласия Её величества Изабеллы строит планы, как бы освободить наследницу от гнёта унижения.

   - Что ж, получается, спасая Хуану, мы подвергли опасности Филиппа? - безучастным голосом спросила дона Альварес.

   - Да, моя сеньора. Наверно, нужно что-то предпринять? Что в наших силах?

   - Зачем? - задала встречный вопрос жена. - Вмешиваться в судьбу дважды - опасность не меньшая. Пусть всё идёт как идёт.

   - Вам ни капельки не жаль родного племянника? - Хоаким присел рядом с Еленой, охваченный неподдельным любопытством.

   - Ни на йоту, - победоносно улыбнулась графиня. - Он ничем не достойнее своего отца, но если того ещё можно оправдать скудоумием, то Филипп претендует на остроту ума, что лишь отягощает вину.

   - Как вы суровы, моя госпожа. Мне следует начать страшиться? - Хоаким поцеловал её руку, и Елена растаяла. - А кроме шуток: возможно ли предупредить Филиппа через его отца? Ваша матушка или её сестра не поддерживают связи с императором?

   - Я, конечно, скажу им, но ничего не обещаю. Готова биться о заклад, что Максимилиан не пожелает слушать...

   - Тогда через его отца? Пусть явится Максимилиану во сне?

   - Пожалуй, это выход. По крайней мере, попробовать стоит.

   Но слова Елены оказались пророческими: Его императорское величество сжёг письмо Ульрики не читая, а после вещего сна потребовал окропить все углы спальни святой водой.

   Хоаким тоже явил себя способным предсказателем: в один прекрасный день в Толедо объявили траур.

   Хуана, вопреки недавнему благоразумию, шла за гробом пешком и била себя в грудь: она считала себя виновной, она слишком пренебрегала мужем, она не стала его проводником по лабиринту придворных интриг, не заботилась о его репутации, не присматривалась к его окружению. Теперь-то она перестала видеть во внезапной смерти цветущего двадцативосьмилетнего мужчины промысел Божий. И задумалась о причинах и следствиях. И не смогла простить себе равнодушия.

   Как истинная христианка, Хуана ушла в монастырь.

   Фердинанд и Изабелла взяли опеку над шестерыми внуками. И тогда Хоаким узнал в своей супруге прежнюю Елену:

   - Оставить детей в этой тюрьме?! Да их отравят за первым же углом, как отравили их отца! Кому нужны малолетние сироты, когда у их бабки и деда полно взрослых тщеславных родственников?!

   И в следующий раз они отправились в Толедо вместе.

   Заручившись поддержкой родных, а также - ни много ни мало - самого Папы Римского, Елена привезла инфант Леонор, Исабель, Марию и Каталину и инфантов Карлоса и Фернандо в свою толедскую виллу. Уезжать далеко от столицы ей не хотелось, хотя в Валенсии было бы безопаснее.

   К радости доны Альварес, Хосе и Мария приняли племянников как подобает, ведь ввосьмером играть гораздо веселее.

   Дети освоились быстро и все вместе обязательно находили занятие во внутреннем дворе и доме. Любимой их игрой стала вона с турками; они поделились на равные партии, которые по очереди изображали то испанцев, то османов, и обязательно перед тем, как их позовут ужинать, заключали мир. Причина могла быть разной: или они обнаруживали, что в Новом Свете много ничейной земли, которой на всех хватит, или сражались со злым волшебником, которого в одиночку не одолеть (роль волшебника особенно полюбилась двухлетней инфанте Марии), или какой-нибудь принц спасал какую-нибудь принцессу во время охоты - так или иначе, в любом случае воцарялся мир. Взрослые только вздыхали: если бы в жизни всё было так просто.

   Усложнила всё Маргарита. Правительница Нидерландов ужаснулась, узнав, кому доверили её племянников. Она оставила все дела, превозмогла бури и морскую болезнь и не поленилась разыскать особняк на окраине столицы.

   Явилась она не одна, а с отрядом, достаточным для обороны небольшого королевства, поэтому даже созвав всех людей - и охрану, и слуг, и матросов, дон Альварес не смог бы противостоять им.

   - Я напишу Папе Римскому! - сгоряча топнула Елена, заслоняя собою внучатых племянников.

   - Удивляюсь, как тебе вообще удалось получить поддержку Рима, - парировала Маргарита. - Впрочем, тебе недолго на него надеяться: Борджиа - содомит и кровосмеситель, ему не удержаться на престоле до конца своих дней - ну разве что его отравят собственные дети. Но если, Божьей милостью, высший духовный сан получит мой отец...

   - У твоего отца никогда не будет столько денег, чтоб, Божьей милостью, скупить голоса кардиналов!