Исток Днепра следует искать в его верховьях на севере, а чтоб разобраться в подноготной названия великой реки, отправимся на юг – туда, где начинались вольности запорожских казаков, где распростерся их знаменитый Великий Луг Запорожский. Многие исследователи считали, что название состоит из санскритского дан или дон (река) и готского перес (поток), то есть Днепр или первоначально Данперес – «река с сильным течением». С древним корнем соотносятся и названия Дуная, Днестра, Дона. Пороги, которые перегораживали путь реке, дали основание некоторым ученым связать название со славянским праг (порог). Что ж, для наших предков, которые с великими трудностями на ладьях, а впоследствии на тяжелых лодках – дубах и стремительных суденышках – чайках преодолевали каменистую преграду, Днепр вполне мог быть порожистой рекой. Одновременно они величали его Славутичем – славно скользили по быстрой воде суда, славилась река и лугами, и рыбными богатствами, далеко по степи разносилась слава о запорожских казаках, что жили на ее берегах. Есть, правда, мнение, что «славное» название связано с праславянским корнем слав-слов в значении «течь» или «плыть».
Геродот называл Днепр Борисфеном – «северной рекой». Скандинавские варяги именовали реку, по которой пролегал их путь «в греки», Данп и Данпар. В труде византийского императора Константина Багрянородного «Об управлении империей» встречаем печенежское название Днепра Варух – «широкий». Узу-су, Узу, Юзен – это тюркоязычные варианты днепровского имени (уз – река, су – вода). В византийских церковных источниках X–XIII столетий наша река упоминается как Элисс. Предполагают, что название это связано с Олешьем (ныне город Цюрупинск), рядом с которым располагалась Олешковская Сечь.
Великий Луг Запорожский
…Низовой ветер дул сильно и напористо, не давая лодке приблизиться к спасительным зеленым островкам. И лишь когда мой спутник соскользнул с кормы на колени и уперся в весла, помогая мне грести, расстояние до плавневой густянки стало заметно сокращаться. Наконец мы вошли в широкую протоку. Обогнули полузатопленный островок, скользнули мимо черного, похожего на паука, корча (корч – древесное корневище. – Примеч. ред.), протиснулись через узкий проход в камышах и вдруг очутились на краю маленького озерца, затянутого ряской. Если по пути нет цеплючих нитей водяного ореха – чилима и водорослей, которые в этих краях называют жабуриння, то плыть на лодке по ряске довольно легко. За кормой змеится рваный черный след, похожий на широкую трещину. В ней блестят осколки солнца. Через минуту-другую ряска затягивает их, и уже в десяти метрах от кормы – прежняя немая зеленая плоскость. Белые лилии на ней, словно бабочки, принесенные низовкой (ветер с моря. – Примеч. ред.) с далеких земель. Между ними желтеют тугие кулачки кувшинок. Потрескивают крылышками стрекозы – каждый листок на воде для них надежная твердь. Ряска выдерживает даже маленьких лягушат, и те резвятся на ней, как на лужайке… Начало июня. Много света вокруг: будто не было ночи, и впереди очень долго – один длинный и радостно понятный всему сущему на земле день. Деревья и травы замерли под пристальным взглядом лета – марш будет трудным и жарким.
Подобные уголки в днепровских плавнях и на острове Хортица, и ниже ее по правому, а в особенности по левому берегу можно встретить на каждом шагу. Плавневый зелено-голубой край – это вербы и осокори, травы и цветы, заросли тростника, рогоза и камыша, вся жизнь которых связана с водой. Наши днепровские, дунайские, волжские или кубанские плавни названы так, потому что их низменные берега как будто бы плавают в воде, а буйная плавневая растительность постоянно (особенно во время весенних паводков) подпитывается влагой. В народе говорят: «Растет, как из воды», имея в виду живительную силу влаги, способную в южных степях творить чудеса. И действительно, из воспоминаний старожилов известно, что в плавнях росли деревья прямо-таки сказочной толщины, а в некоторых местах через плавневую густянку (так в Приднепровье называют густую растительность по берегам рек) невозможно было пробиться ни пешему, ни конному. Недаром именно в плавнях (в устьевой части Днепра) Геродот поместил легендарную землю Гилею, путешествуя по которой Геракл встретил прекрасную змей-девицу. А Гилея, как известно, в переводе с греческого означает «лес»…
Плавни, как правило, располагаются на затапливаемых поймах и в дельтах крупных рек. Мне довелось побывать и в дельте Дуная, рыбачил я и на Днестре, и по Дону путешествовал, блуждая между островками в том месте, где река встречается с морем, и на Кубань судьба забрасывала. В каждом крае свой рай. Однако нигде я не встречал ничего похожего на наши днепровские плавни. Ни по красоте проток и плесов, ни по щедрости берегов, ни по чистоте песчаных пляжей, ни по величавости разливов не могут с ними сравниться другие плавневые уголки. Я уже не говорю про отметины истории, следы в народной памяти, легенды и предания. Речь прежде всего идет не просто о днепровских плавнях, а о «великой плавне» в Запорогах, Великом Луге – плавнях в низовьях Днепра, в его широкой устьевой долине за порогами.
Когда же впервые появилось это название? Русские толковые словари определяют слово луг, как «участок, покрытый травянистой растительностью». Возможно, лугом назвали пойменную долину Днепра из-за травянистых пастбищ, где степняки выпасали скот? Однако, скорее всего, дело в другом. Вспомним песню «Ой не шуми, луже, зелений байраче». Здесь украинское луг обозначает лес на низменности или, наоборот, низменность, поросшая лесом. Кстати, в древнерусском языке слово луг употреблялось для обозначения и травной земли, и пастбища, и леса, и болота. Именно дикая лесистость, зеленое раздолье днепровских плавен прежде всего бросались в глаза путешественникам всех времен и народов. Поэтому не случайно плавни были названы Лугом.
…В летних великолужских плавнях всегда по-домашнему тихо, покойно и уютно. Лодка бежит легко и независимо, будто сама вода несет ее. Мимо проплывают берега. Деревянное суденышко скользит по метелкам тростника, счесывает зеленые кудряшки деревьев, сбивает тонкий сухостой… Ничего не стоит мимоходом потревожить этот отраженный мир. Очень хрупкий он, и, как у искры, коротка его жизнь. Я все время ловлю себя на том, что загребаю сильнее левым веслом и стараюсь держаться подальше от берега. Но все равно, как осторожно ни опускаю весла в воду, от них расходятся круги, которые упрямо ширятся и задевают береговые отражения. Вхожу в протоку. Дальше мелкие озерца и плесы нанизаны на русло, которое когда-то ответвлялось от реки и прочеркивало плавни с севера на юг. Я выбираю тенистый заливчик, «нежно» кладу на борта весла и, сняв среднюю банку, располагаюсь на дне лодки. В плавнях не только вольно дышится, но и легко думается, вспоминается. Первое упоминание нашего плавневого Луга находим в датированной ХII веком летописи, где описывается борьба с лукоморскими половцами Ростислава Рюриковича, который «ехаша в борзе изъездом до Протолчи в Лоузе в Днепрском». Кстати, лукоморские – от луки, излучины – поворота реки (Лукоморье – морской залив. – Примеч. ред.). Именно в районе порогов Днепр поворачивал на юго-запад. Может, Великий Луг – это все-таки не луг, а днепровская лука-излучина, за которой кончались пороги и начинались плавни? Существует и такая версия.
Великим плавневый Луг сделали запорожские казаки, обитавшие на плавневых островах. Недаром запорожцев называли и лугарями, и камышниками. О Днепре, луге и лугах сечевики не забывали упоминать, подписывая различные письма и грамоты: «Войско Запорожское, днепровское, кошевое, верховое, низовое и будущее на лугах, на полях, на полянах и на всех урочищах днепровских, и полевых, и морских». «Великий Луг – батько, а Сечь – мать, вот где надо умирать», – говорили они о своей плавневой родине. Впервые название Великий Луг встречаем в одном из самых ранних памятников казацкого летописания в так называемой Летописи Самовидца (самовидец – очевидец) в 1687 году. Окончательно утвердившись в низовьях Днепра за порогами, казаки превратили плавни в своеобразное государство, за которым в народной памяти утвердилось название Великий Луг Запорожский. Даже официальные рапорты, календари в период расцвета империи отдавали должное громкой истории края, неизменно связывая Великий Луг с запорожским казачеством. Вот строки из Памятной книжки Таврической губернии за 1889 год, составленной Статистическим бюро губернского земства под редакцией К.А. Вернера: «Между Днепром и Конскими водами, от села Царицына Кута до с. Ивановки Мелитопольского уезда тянется на 600 квадратных верст знаменитый в истории Великий Луг (Екатеринославской губернии)… На этом лугу и его окрестностях находилось множество запорожских зимовников, где не раз скрывались и гайдамаки (украинские крестьяне-повстанцы против польского гнета XVIII века – Примеч. ред.). Жители Великого Луга считались самыми храбрыми казаками и славились под именем лугарей. Великий Луг издавна принадлежит Запрожской Сечи. По белградским трактатам 1739 года Конка от устья до вершин была принята границею Крымского ханства, и весь Великий Луг оказался в пределах империи (Российской. В тот период Крымское ханство признало зависимость от России. – Примеч. ред.)».