Посреди ночи пришёл Андрюшка и нырнул под одеяло, обнял меня своими ручками-веточками за шею и очень вкрадчиво спросил:
— Плохо?
— Плохо, — не стала я ничего отрицать. Уткнулась носом ему в затылок, вдыхая запах детского шампуня, и размышляла о том, что совсем не заслуживаю этих любви и тепла, что исходили от брата. Вот почему я не могу точно так же с другими членами нашей семьи, почему со всем остальным миром у меня есть какие-то претензии, обиды, условности. И только с этим маленьким мальчиком у меня получается любить просто и безусловно.
Когда родители объявили, что у нас в семье будет ещё один ребёнок, я впала в уныние. Мне Дашки за глаза хватало, а тут ещё кто-то. Кто точно так же будет претендовать на моих папу и маму, на меня, наше время. Его рождения я боялась как огня. Мама перед родами долго меня наставляла, что пока её не будет, я останусь за хозяйку. Лиза, ты ведь взрослая, ты ведь старшая.
Где-то именно здесь пролегла черта, разделившая мою жизнь на до и после. На детство и уже недетсво. Кто бы ещё знал, откуда взялись все эти мысли. Просто вдруг всплыла ответственность, которую я совершенно точно не выбирала.
Но, вопреки логике и всему происходящему, мимо брата моё сердце пройти так не и смогло. Мне приходилось сидеть с ним, кормить, переодевать, успокаивать, иногда купать. Казалось бы, бери и ненавидеть его. Но я не смогла. Именно рядом с Андреем мне до последнего удавалась сохранить чувство беззаботного детства. Может быть, потому что оно было у него? А мне просто нужно было верить, что в этом мире может существовать что-то чистое и искреннее.
Дальше по жизни, когда мне будет совсем плохо и невмоготу, когда будет казаться, что весь мир такая дрянь и нет в нём ничего святого, в том числе и я, буду вспоминать Андрея и его объятия, а именно последнюю ночь в родительском доме.
Только я ещё не знала, что она будет последняя. Хотя принятое решение уже буквально висело на кончике моего языка. Но его ещё нужно было кому-то озвучить.
— Лиза, закрой глаза, — попросил Андрей. — Я тебе сказку расскажу. Тебе сразу легче станет.
Я улыбнулась. Мама приучила нас с детства, что если кому-то плохо, ему нужна сказка. Я помню, как она рассказывала их мне, потом Даше. Андрюху к этой традиции уже приучала я.
Закрыла глаза, посильнее прижавшись к нему.
Я так и запомнила эту ночь. Тепло маленького тела и душный воздух под одеялом, приторный запах детского шампуня со вкусом банана и сбивчивая сказка в исполнение шестилетнего брата. Последние моменты моего ушедшего детства.
Утром проснулась рано, аккуратно выскользнув из постели, чтобы не разбудить брата. Наспех оделась в надежде выскользнуть из квартиры незамеченной, но на кухне уже сидела мама. Она выглядела подавленной, хотя и старалась держаться со мной холодно и отчуждённо. Мне захотелось оправдаться, хотя бы в этот раз, но пусть он будет. Это было невыносимо тяжело знать, что в каждом моём шаге они видят что-то неправильное, а может даже порочное.
— Мам, я к Ване.
— Ты же понимаешь, что так нельзя? — устало поинтересовалась она, скрестив руки на своей груди.
— Как нельзя? Я ему не изменяла! Мы с парнями только дружим, — уже как присказку повторяла я.
— Даже если так, то всё равно нельзя брать и срываться куда-то в неизвестность, ходить, где хочешь, делать… всё что взбредёт в твою голову. А ты. Когда эти двое рядом ты вообще берегов никаких не видишь. Думаешь только о себе! А Иван он не такой.
Затаившаяся желчь с привкусом горечи опять забродила во мне.
— Он знал, на что шёл. Я никогда не притворялась перед ним кем-то другим, — говорить теперь было сложно. Я не привыкла объяснять, не привыкла оправдываться. Мама была права, я уже давно делала только то, что хотела сама.
— Но он и не знает всех твоих способностей. Ты этот год прожила тихо и мирно, потому что друзей твоих так называемых рядом не было. А теперь вот объявились. Ты опять в разгул свой уйдёшь?! — не спрашивала, а утверждала она. — Ладно, нас с отцом в конец измучила, теперь Ивану жизнь рушить будешь.
— То есть Ваня хороший, а я — плохая?! — услышала я своё в её словах.
Факт, что за Чемезова они переживают больше, чем за меня прям таки рвал меня на части. Значит, на мне они уже поставили крест. Теперь хотят оградить Ваню от чёрных шупалец моей грязной душёнки.
— Мам, что я сделала такого, что вы видите меня такой? — села напротив неё за кухонный стол и честно пыталась найти ответы в глубине её карих глаз. Мне уже становилось безразлично на то, что она скажет. В этом доме мне нет места и видимо не было никогда. Поразительно, как быстро из нашей памяти стирается всё хорошее, в тот момент в моей голове мелькали только наши вечные скандалы и бессмысленные попытки родителей вразумить меня.
— Лиза, ты завралась. Ты врала нам годами о том, где ты и с кем ты. Потом ты просто перестала слушать нас, уходила-приходила когда тебе хотелось, слышала только себя. С тобой разговаривать не возможно было — ты либо орать начинала, либо сбегала. Если мы тебе так не нужны, если ты так нас презираешь… Может быть, мы неидеальные родители, но мы с отцом всю жизнь старались сделать для вас всё возможное, чтобы вы были одеты, сыты и в безопасности. Но ведь тебе только праздники подавай, гулянок или где вы там пропадали. Я же видела, как ты кривила нос от нашей жизни. Извини, если не смогли осыпать тебя деньгами…
— Да при чём тут деньги?! Я этого от вас никогда и не ждала. Просто мне всегда хотелось чего-то…большего.
— Вот и иди, Лиза. За своим большим, — обессиленно выдохнула мать.
Долго не отваживалась произнести следующий вопрос вслух. Казалось, что если скажу, то сердце не выдержит — остановится и я рассыплюсь.
А потом всё же сказала, до последнего надеясь, что мама начнёт меня переубеждать, заверять в обратном.
— Ты меня выгоняешь?
Она внимательно посмотрела на меня, мне даже показалось, что она ждала этого вопроса. И вместе со следующими словами пришло понимание, что она тоже хотела этого разговора, долгие годы ждала, пока мы боролись друг с другом, безвозратно теряя остатки нашей привязанности.
— Я умываю руки. С этого момента делай, что хочешь. Хочешь, живи с нами, хочешь — нет. Ты ведь всё равно уйдёшь, не сейчас, так завтра, не завтра, так через месяц. Вот как Артур и Максим твои позовут, так и уйдёшь. Я устала Лиза, устала. Себя мучить, отца, нам же ещё Дашу с Андреем растить. Так что делай как хочешь, Бог тебе судья.
Меня хватило только на то, чтобы кивнуть.
К Ване я ехала с чётким пониманием, что уезжаю. Решение казалось настолько правильным, что мне даже страшно не было, от того, что я собиралась сделать — уехать в другой город и бросить всё, что у меня есть. Вернее бросать мне толком ничего и не надо было, только учёбу, но с этим разобраться можно. Семьи у меня теперь официально не было. Были только Макс и Артур. Им я нужна любая, а на всё остальное можно забить.
Я до последнего верила в то, что если я позову Чемезова с нами, он согласится. Может быть не сейчас, не сию минуты, пусть через год, но я очень хотела, чтобы он поехал со мной. Но я так и не предложила.
Мы столкнулись у самого его подъезда. Ванька как раз выходил из дверей, когда я налетела на него. Долго стояли и просто разглядывали друг друга, как тогда в патрульной машине. Но когда-то это была игра, а сейчас… Сейчас это была экзекуция. Я смотрела на него жадно, словно пытаясь впитать в себя весь его образ, каждую его деталать. Видимо уже готовясь к тому, что это будет последний раз, когда я ещё имею хоть какое-то право смотреть на него как на своего. Он был одет в курсантскую форму, и сердце начинало биться быстрее только от одного его вида. Мне очень нравилось, когда он носил форму, это придавало ему какой-то серьёзности, словно подчёркивало все его достоинства — решительность, мужество, надёжность. Делало их более очевидными, более выпуклыми.
