– Правильно и сделала, так будет правильнее, – произнёс он без всякого выражения на тёмном полупьяном лице. – Amata nobis qvantum amabitur nulla… Тут нечего добавить.

Аля бодро вышагивала по улице, напевая мелодию, одну из тех, что слушала её двенадцатилетняя дочь, увлекающаяся зарубежной эстрадой. Зажигательный ритм в стиле диско как нельзя лучше соответствовал приподнятому настроению Алевтины. Она только что встретила студенческую подружку, с которой последний раз общалась по телефону лет десять назад – как раз перед тем, как переехать всей семьёй в Ялту. Ну кто бы мог подумать? Встретились на улице, средь бела дня! Хотя почему бы и нет, чему удивляться? Курортный город на берегу Чёрного моря, сюда все едут отдыхать. Да, все, но не Людмила. Она, говорят, всё больше по иностранным курортам мотается со своим мужем-бизнесменом. Надо же, подумала Аля, и к нам, грешным, залетела!

Они столкнулись на большом перекрёстке в центре города, недалеко от кинотеатра, и в восторге уставились друг на друга.

– Люда? Ты?! – Алевтина с восхищением разглядывая модный наряд Людмилы: белые льняные брюки, блузку с тонкой вышивкой по краю горловины и шляпу, огромные поля которой наполовину закрывали лицо женщины. – Если бы не твоя шляпа, прошла бы мимо! Шляпа уж больно привлекает внимание. Захотелось взглянуть, кто под такой красотой прячется? Потрясно!

– Алька! Откуда? – воскликнула удивлённая Людмила, несколько смущаясь от похвал и обнимая подругу.

– Я теперь здесь живу! В девяносто пятом, девять лет назад, уехали из Томска. В редакции, где мы тогда с мужем работали, произошла небольшая заварушка со сменой власти, мы и слиняли от нового руководства. Шеф Влада переехал в Ялту и его за собой потащил, в банк, в группу, так сказать, поддержки, теперь это модно; и я там же имиджмейкером пристроилась. Клёво! Свою хату сдаём в Сибири, здесь снимаем.

– Люди вырываются сюда на десять дней, чтобы отдохнуть, чтобы почувствовать себя сибаритами, а ты здесь живёшь? Несправедливо! Ой, как я рада! Ну пойдём посидим где-нибудь! – предложила Люда.

– Нет! Сори, сори, дружище! Не могу, мчусь по поручению. Давай завтра у меня, в девятнадцать вечера? Вот адрес. – И Алевтина, черкнув несколько строк в рабочем блокноте, оторвала листочек и протянула его Людмиле. – Приходи вечером – пошуршим! Ты с мужем? Где остановились? Надолго?

– Впереди неделя блаженства! Конец августа, надо успеть, пока лето не закончилось, – ответила Людмила и назвала гостиницу. Заметив, как улыбка Алевтины медленно поползла вниз при упоминании самого престижного ялтинского отеля, поспешила добавить в своё оправдание: – Фирма платит… – И постаралась сменить тему разговора, не желая уточнять, что это фирма её мужа. – Ты совсем не изменилась, ну ни капельки!

– Всё так же похожа на лягушку? – бесстрашно уточнила Алька, давая понять, что она по-прежнему «своя», без претензий.

– Скорее, на Царевну-лягушку, – уточнила Людмила, напирая на слово «царевна».

– Да не тушуйся ты, всё в ажуре! – успокоила подруга. – Ты же знаешь, как я к этому относилась, мне по барабану. – И громко рассмеялась, увидев, как сконфузилась старая знакомая.

Это была неправда. В студенчестве Алька очень болезненно реагировала на брошенное в её адрес слово «лягушка». Краснела, надувая щёки, и откровенно злилась. Это теперь было наплевать, потому что всё в её жизни было «пучком»: престижная работа в частном банке, любимый муж – высокий, узколицый Влад, две девочки, похожие на него светлыми глубоко посаженными глазами; а вот в молодости было не всё равно. Алька страдала близорукостью, поэтому с детства носила очки. Из-за толстых стёкол на мир глядели круглые, выпуклые – и впрямь как у лягушки – глаза с прямыми, невероятно длинными ресницами, которыми Алька гордилась. Её губы, неумеренно растянутые, крупные, одинаковой толщины, усиливали впечатление схожести с лягушкой. Но в целом широкое, с приплюснутым носом лицо, подвижное, выразительное, выглядело вполне симпатичным, отражая шутливый нрав и острый ум Алевтины. Во всём остальном наблюдался полный порядок: она была высокой, длинноногой девушкой с волнистыми, до плеч пепельными волосами и красивыми тонкими пальцами.

На курсе Алька славилась тем, что, легко усвоив негрубый уличный жаргон, весьма грациозно использовала его в речи. Испытывая комплекс по поводу близорукости, она ловко скрывала его за язвительными смелыми насмешками, стремясь первой посмеяться над другими, чтобы не успели посмеяться над ней. Правда, её ирония часто выглядела более злой, чем это было позволительно для дружеской насмешки, её колкости задевали людей, но Альку прощали, жалея её. Зная, что она с трудом идёт на компромиссы, помня об её остром язычке, все старались держаться от неё подальше.

Сейчас она смотрела на Людмилу с нескрываемым любопытством, наблюдая, как та выпутывается из собственных воспоминаний, и думала о том, что вот уж кто ничуть не изменился, так это Людмила. Такая же, как и в молодости! Ни одной морщинки и – странное дело – ни тени макияжа на ясном лице! Ничего, кроме яркой губной помады! Впрочем, зачем тут краска? Такие женщины, как она, могут спокойно обходиться без косметики, потому что всё в её лице – чёрные брови, тёмно-зелёные глаза, устойчивый цвет слегка смуглой кожи – всё было ярко, сочно, свежо. Однако, как знать, может быть, это такая косметика, незаметная, суперская, которая и создаёт впечатление естественности?

– Из Парижа прилетели? – спросила Алька, приглядываясь к приятельнице.

– Нет, из Москвы, давно здесь не были, вот и решили…

– Как девчонки? Невесты уже?

– Заканчивают институт. А твои?

– Старшая в этом году поступила в Томский универ, младшей, соплюхе, двенадцать лет. Ну, чао?

Людмила положила листок в крохотную плоскую сумочку и, придерживая шляпу от ветра, утвердительно покачала головой, с восторгом глядя на Алевтину:

– С ума сойти! Как здорово! До завтра! – по-прежнему с удивлённым видом сказала она.

– Жду! – крикнула Алевтина, искренне обрадованная встречей, и побежала дальше, по направлению к редакции местной газеты.

Они с Людмилой хоть и не были задушевными подругами, но в прошлом их связывали крепкие взаимные симпатии. Меланхоличной Людмиле не хватало Алькиной иронии, чтобы отбиваться от парней, а Альке не хватало характерной для Людмилы притягательности. Они часто вдвоём готовились к экзаменам, это хорошо получалось, потому что Алька любила говорить, а Людмила слушать. Во время сессии она приезжала из общежития к Альке домой, и они днём спали, а ночью учились, обложившись книжками, сидя под настольной лампой. Отрывались лишь для того, чтобы ненадолго выйти на балкон, где Людмила курила.

Алька поздно вышла замуж. Когда все девчонки уже рожали по второму ребёнку, она предпринимала отчаянную, последнюю попытку выиграть битву за своего будущего мужа. В те годы она работала на городском телевидении в Томске и была озабочена не столько профессиональной карьерой, сколько тем, чтобы не пропустить своё счастье. Поэтому, когда в их коллективе появился Влад, своим небрежным, растрёпанным видом напоминавший бесхозного пса, она насторожилась. Тоже очкарик и любитель сарказма, он обладал аналитическим умом и до странности мягким характером, который не вязался с его острыми и злыми репортажами. С женщинами Влад общался робко, неуверенно, молчал и глупо улыбался, когда приходилось бывать в центре внимания.

Алька подцепила его без особого труда. Пару раз накормила пирожками с капустой да заверила, что он вылитый Ален Делон в молодости. Пошлое начало, но медлить было нельзя! Влад смущённо заметил, что у него есть сын… шести лет. «Ерунда!» – воскликнула Алька, уверенная, что сможет всё держать под контролем. И правда, Влад как загипнотизированный следил за ней взглядом и соглашался со всеми Алькиными предложениями насчёт шашлыка за городом или похода в кино. Лето мчалось к концу, надо было спешить наслаждаться природой. С устройством личной жизни тоже надо было торопиться, потому что за любовь Влада билась не она одна. Его жена, маленькая, тщедушная женщина, не в пример мужу наглая и крикливая, прослышав про служебный роман, решила сражаться за свою семью, но после того как Алька прилюдно несколько раз обругала её, назвав «сломанной шваброй» и «ленивой мочалкой», отступила, понимая, что не справится с поставленной задачей.