– Прошу прощения, я просто только что понял, что не взял ни горстки своего табаку, а отыскать такой же в нынешних… обстоятельствах думаю, надежды нет.

– Пожалуй, вы правы, – протяжно отвечала я, путаясь в противоречивых мыслях, что вызвала во мне его реплика.

С одной стороны, я немножко ликовала: если он вспомнил о такой второстепенной вещи, как табак, значит, острый стресс прошел, он понемногу осваивается и, что еще чудеснее, начинает доверяться? А я, кажется, начинаю узнавать его, такого, к которому привыкла по своим представлениям, – открытого и непринужденного. И, несмотря на то, что мне безумно хотелось угодить ему и сделать его день по возможности комфортнее, гораздо более значимым представлялось помочь по-настоящему – приложить усилия, чтобы он бросил курить, например? Ведь потребность исполнить любое его желание на самом деле совершенно эгоистична, мне просто на глубине хочется быть для него удобной и хорошей, чтобы заслужить что-то, а ничего подлинное так не работает. Но и здесь меня останавливало сомнение: кто я такая, чтобы указывать ему, и не слишком ли много пытаюсь на себя взять? В общем, следующая реплика далась мне нелегко.

– …Меня удивляет, что ваш доктор Нордстрем – он же прогрессивный человек, неужто никогда не говорил вам о том, что курение вредит здоровью?

– Нет, он лишь рекомендовал не употреблять кофе и вино, а по утрам обтираться мокрым полотенцем.

Вот зачем он это сказал? Его невозмутимый тон еще живее обрисовал в моем воображении картину утренних процедур, которые будут теперь проходить, черт возьми, в моей ванной. Кажется, мозг совершил слишком много операций за сегодняшний день и вместо стратегических решений был способен подкидывать мне лишь соблазнительные сюжеты. Я закусила губу от невольного смеха, пытаясь вернуть себе прежний настрой на серьезность.

– Это странно, правда, я ничего не смыслю в истории медицины – быть может, он и сам не знал. Ладно. Сколько вы выкуривали в день примерно?

– Да, собственно, одну сигару после обеда, оттого и теперь чувствую себя непривычно, лишившись этой возможности.

– Хорошо, пойдемте, давайте попробуем, – решительно проговорила я, увлекая его за собой.

Он, как-то легко покорившись и ничего не спрашивая, последовал за мной на балкон.

Мы прошли сквозь комнату, где теперь предстояло обитать мне, и я запоздало заметила ворох постельного белья и вещей, который торопливо кинула на диван, и пробормотала что-то извинительное. Но его, кажется, смутило не это – я даже почувствовала, как он чуть подался в сторону от стены, где висело довольно большое живописное полотно, изображавшее совершенно лысую женщину с неестественно круглой обнаженной грудью. Стены в комнате, кроме того, были вызывающе красного цвета, и мой классический реципиент своим выражением лица перед всем этим напомнил мне маленького кота в сапогах, попавшего во дворец Карабаса. Вот он переводит смущенный взгляд на другую стену, а там его ждет «Сон» Дали. Мне очень хотелось как-то тактильно поддержать его, но я понимала, что в настоящий момент это сможет вызвать лишь отторжение. Как же нелегко мне, будучи частью этой непонятной пугающей реальности, становиться ему ближе.

– Современное искусство, вы не пугайтесь. Придется привыкнуть… хотя бы на какое-то время.

Мой бодрый тон к концу фразы сбился на почти извиняющийся.

– Зато поглядите, как тут хорошо! – мы вышли на балкон, и я призывала все духи района или даже Северного административного округа слететься сюда и сгустить под нашими окнами окраинную красоту.

– Право, это что-то необыкновенное, – наконец, нарушил он молчание – вид с девятого этажа явно его впечатлил.

Он оперся локтями о подоконник, скрестил пальцы и по-детски опустил на них подбородок, обводя завороженным взглядом открывшуюся панораму.

– Я даже не знаю, с чем это сравнить… я бывал на Иматре и думал, что там получил свое предельное представление о высоте, но там был какой-то первобытный шум и дух, а здесь… – кажется, специалист по русскому слову растерял все слова.

– Торжество человеческой жизни, которая, как мне кажется, очень гармонично вписана в природу. Вы поглядите на эти деревья, задевающие кронами стекла, на эти следы ветра и дождя на фасадах домов – все переплетено и устроено в такое общее обжитое пространство.

– И это после Вавилонской башни люди осмелились… и не прогадали, – вдруг сказал он.

«Тот, кто посмеет – получит в награду себя», – вспомнила я одни из самых любимых слов на свете, которые в эту минуту удивительно попадали, но цитировать их ему теперь не показалось уместным.

– Кстати о Вавилонской башне – поглядите туда, – показала я ему направо, где при ясной погоде, как теперь, вполне просматривался силуэт Останкинской. – Это то самое строение, что вызвало ваш восторг на нашем пути. Если хотите, вы могли бы подняться туда. Нет, не своим ходом, такой же машиной, как в этом доме.

– Боюсь, мне пока хватит впечатлений, – уверенно, но как-то необыкновенно мягко произнес он. – Однако вы, кажется, пытались таким образом отвлечь меня от мыслей о сигаре? – в его тоне впервые послышалось такое лукаво-любезное обращение, что у меня будто обрушилось что-то под ребрами.

– Признаться, да, и я готова принять свое поражение. Но если вам очень уж хочется, – я отошла чуть в сторону и, зажмурившись, достала сигарету из пачки. Со своей сверхчувствительностью я просто не могла видеть эти предупреждающие картинки с болезнями на этикетках, отворачивалась даже от витрин. Так что теперь мне постыдно не хватило духу провести с ним наглядную лекцию о вреде курения. Я втайне надеялась, что ему просто не понравится Катин «Гламур», и мы решим эту проблему. То есть, мне хотелось думать, что его привычка не настолько тотальна, чтобы отказ от нее вызвал тот тяжелый набор типичного курильщика. Но приходилось допускать мысль, что какие-то побочки и в его случае возможны, эмоциональные в том числе, а значит, мне будет с ним еще сложнее. Да, всегда оставался вариант поехать в пафосный табачный отдел и найти что-нибудь для него привычное, я даже знала человека, который мог бы помочь мне с выбором. Но я вспомнила про его воспаление легких, которое якобы произошло от чрезмерных закаливаний, но кто знает. Да, я не смогу и даже не пытаюсь менять историю, но у меня не получится остаться спокойной, если я не сделаю все, что от меня зависит. Это был челлендж, я хотела попытаться хоть как-то помочь ему, даже если это обернется невозможностью воплощения моих собственных желаний. Меня начинало мутить от собственного мнимого благородства. «Вот он стоит передо мной, совершенно отдельный, прекрасный и недосягаемый, что я вообще знаю о нем?» Но сигарета уже лежала перед ним на подоконнике, а я протягивала зажигалку.

– Простите, но я боюсь зажигалок с детства, вам придется самому извлечь огонь. Бытовое развлечение нашего века – почувствуй себя Прометеем.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.