— Я же говорил, моя хорошая… — покачал головой Жан и растянул губы в подобии добродушной улыбки.

— Сколько? — Микаса достала кошелек. — Деньги — не проблема.

Жан чуть не поперхнулся от такого поворота, но тут же сообразил, что все идет не так уж и плохо. Может, с кокетством у Микасы было и никак от слова «совсем», но отыгрывать роль капризной богачки у нее выходило на ура. Да и знак клана Азумабито, раз уж марлиец его заметил, им может сыграть на руку.

— Простите нас, господа, — можно было, конечно, и поклониться для большего эффекта, но уроды этого не заслужили. Обойдутся. — Микаса из древнего клана аристократов Хидзуру, она привыкла, что ее желания исполняются всегда и незамедлительно. Прошу прощения, если мы оскорбили вас предложением денег. Марлийцы ведь неподкупны, это всем известно.

Коротышка приосанился и закивал, обмазанный лестью с ног до головы. От такого приторного подхалимажа у Жана даже скулы свело от злости на самого себя. Противно-то как. Скорее бы все это закончилось.

— Да уж. Это точно… Хех. Неподкупные. Так, говорите, желаете посмотреть, как живут элдийцы?

Кажется, продажная скотина клюнула на наживку.

— Верно, — подтвердил Жан. — Знаете ли, как в зоопарке… Только хотелось бы заглянуть внутрь клетки… Под нашу ответственность, конечно. Ну и заплатить за входные билеты. Сколько бы они могли стоить? Триста?

— Ну… Риск для нас большой… — протянул военный, опустив взгляд на кошелек. Наверняка прикидывал, на какую сумму стоит пытаться раскрутить двух туристов-идиотов.

Микаса не оставила ему времени заняться арифметикой:

— Триста каждому, — отчеканила она и, не дав им опомниться, сразу добавила: — И еще сто за одежду, чтобы мы не выделялись в толпе.

Оба марлийца растерялись. Наверное, они впервые в жизни видели перед собой даму, что с такой упрямой решимостью перла вперед. Если бы в ее арсенале в этот момент оказались не слова и деньги, а клинки, они непременно уткнулись бы в две мясистые шеи.

— Мадам, только ради вашей красоты… — сглотнул старший по званию. — Приходите завтра в…

Микаса не дослушала:

— Сейчас. Еще сто сверху за срочность, — нанесла она последний разящий удар.

Всё. Понял Жан по алчному блеску в марлийских глазах — бой окончен и враг распластался под ногами, а точнее деньгами Микасы Аккерман.

— Сбе́гаю на склад за одеждой… — заискивающе улыбнулся им коротышка и помчался куда-то сверкая пятками.

Уже пятнадцать минут спустя двое военных аккуратно вытолкнули со склада пару молодых элдийцев, которые тут же смешались с бесцветной толпой гетто.

Жан спустил кепку пониже на лоб, скрыв под козырьком любопытный шныряющий из стороны в сторону взгляд:

— Ловко ты их… — похвалил он Микасу. — Вот уж не думал, что тебе удастся вжиться в роль такой капризной дамочки…

За руки они больше не держались. Население гетто вообще мало проявляло хоть какие-то эмоции. Цепкий взгляд Жана прыгал с одного лица на другое, но редко замечал на них улыбку или радость. Блеклые лица, блеклый взгляд, блеклая одежда — даже дома однообразно серые…

— Я не вживалась в роль. — Микаса попыталась натянуть рукава кофты до запястий, но они снова сползли вверх. На складе не нашлось одежды для высоких женщин. — Просто хочу скорее найти Эрена. Любым способом.

В ее голосе послышалось отчаяние, а губы сжались в тонкую полоску. Даже в этой старой чужой одежде с повязкой-клеймом на рукаве и черным платком на волосах Микаса все равно нравилась Жану. Казалось, что ее серые глаза — два ярких солнца среди тусклых взглядов прохожих.

— Эрен, муди… — выдохнул Жан в сердцах, но вовремя замолчал.

— Что?

— Ничего. Не отходи далеко.

Микаса упрямо ускорила шаг:

— Я смогу за себя постоять. Это всего лишь люди.

В том-то и дело… Гиганты — безмозглые и всегда знаешь, что от них ожидать. А на что способны люди, загнанные в угол? Дурное окружение порождает только зло? Или оно способно взрастить достойные качества в человеке?

Пока что они увидели лишь безразличие и равнодушие. Но ведь это гетто было домом для Райнера, Бертольда и Энни. Тех, кого кадеты сто четвертого отряда считали когда-то друзьями. Тех, в ком видели не только плохое.

Однако именно они, люди из этого места, убили Марко и еще тысячи невинных с Парадиза…

Людской поток нес Жана с Микасой вперед, пока его размеренное течение не всколыхнул звук распахнутой двери. В следующее мгновение из дверного проема выскочил мальчишка лет девяти с караваем в руке и несущимся вслед ему зычным голосом:

— Эй, щенок! А ну вернись! Ты не заплатил! — показавшийся на пороге элдиец в мучном фартуке попытался схватить воришку, но тот оказался проворнее.

Не разбирая дороги, парень кинулся под ноги прохожих и залавировал между юбками и штанами, пока не оказался рядом с Жаном, который ловко ухватил мальца за шиворот ветхой туники.

— Ах ты!.. — подскочивший к ним пекарь затряс в воздухе кулаками и осы́пал мальчишку ругательствами, от которых Жану стало стыдно перед Микасой.

Ребенок перестал трепыхаться и теперь диким зверенышем смотрел на кулаки элдийца, прижав к груди украденный каравай. В его ореховых глазах не оказалось ни слез, ни раскаяния — только упрямая решимость бороться за добычу до конца. Чумазый и тощий волчонок. В животе Жана скрутился узел из нервов. Да что ж это такое! На кой черт он вообще вмешался? Это ведь не его дело! С чего он вдруг решил, что вправе судить, кто из этих двоих жертва? От того, что ему с детства твердили, что красть — это плохо? Только вот… Парень украл не золото, не леденцы и не игрушки… Малец своровал ржаной каравай. А у кражи хлеба может быть лишь одна-единственная причина.

Голод.

Рука невольно разжалась, и воришка почти мгновенно исчез среди прохожих.

— Зачем ты его отпустил, гнида?! — заорал элдиец на Жана и уже поднял кулак для удара, но вовремя осадил себя, видимо, здраво рассудив, что в ответ ему может прилететь такая оплеуха, что мозги потом по дороге не соберешь.

— Я заплачу за хлеб, — со злостью то ли на себя, то ли на мальчишку с пекарем процедил Жан и полез в карман за монетами.

Он не глядя сунул элдийцу последние деньги и отвернулся. Вокруг по-прежнему текла река из серых силуэтов… но Микасы рядом не оказалось.

Бля!

Напрасно Жан крутился из стороны в сторону, пытаясь разглядеть ее черный платок в безликой массе незнакомцев. Девушка будто испарилась.

— Микаса! — заорал он на всю улицу, похолодев от страха.

Упустил. Не уберег.

Твою ж мать!

========== Глава 3. Шантаж ==========

Микаса рвалась вперед, не разбирая дороги. Впервые за несколько месяцев она ощущала себя по-настоящему живой. А еще наполненной… Трепетом ожидания и предвкушением встречи… не радостью, но ее предчувствием. Душой, сердцем, глазами и рукой — всем своим существом тянулась она сейчас за Эреном, макушку которого случайно выхватила взглядом среди прохожих.

Бежала за ним, боясь упустить, и наконец догнала в каком-то сумеречном проулке.

— Эрен! — сорвалось имя с обветренных губ, и гулкое эхо запрыгало между кирпичных стен, в такт сердцебиения отстукивая снова и снова: «Эрен… Эрен… Эрен…»

— Чего тебе? — низкий голос резанул слух.

А затем человек обернулся, и Микаса чуть ли не в ужасе отдернула руку.

Не Эрен. Она ожидала увидеть иные черты и другой взгляд, теперь же это лицо — обычное, в общем-то ничем не примечательное лицо мужчины средних лет — показалось ей уродливой карикатурой. Как если бы кто-то надругался над глиняным слепком головы с идеальными пропорциями: расплющил произведению искусства скулы, вытянул нос, расцарапал лоб, а еще сместил глаза ближе к переносице и закрасил их коричневой акварелью.

— Пр… — задохнулась Микаса в невольном отвращении и разочаровании. — Простите…

Она отшатнулась и тут же развернулась, не в состоянии еще раз взглянуть на человека, которого спутала с Эреном. Сил вдруг не осталось. Девушка кое-как добралась до ближайшей стены и прислонилась к ней, ощутив кожей на виске все шероховатости кирпича. В ушах бушевало море. На месте сердца зияла дыра из тоски и отчаяния, ведь надежда только что выпорхнула из груди стаей стремительных воронко́в*. Теперь эти ласточки расчерчивали ленту небосвода над узким проулком узорами ломаных линий, а Микаса, подняв взгляд к крышам, чувствовала себя одной из птиц. Такой же черно-белой ласточкой, что упала на землю и никак не может взлететь самостоятельно — вот и замерла у стены в ожидании рук, которые смогли бы подкинуть ее в небо. Его рук. Да что там… Ей бы хватило просто взгляда, голоса… ощущения присутствия. Как хватало всегда.