Возможно, ответ в том, что Люси высокого мнения о творчестве Милы. «Она считает меня хорошим человеком. Наверняка она нарисовала в воображении мой идеализированный портрет. Люси не думает, что такая писательница, как Мила Морияди, способна на подлость. Я не буду уводить у неё мужа», – решила Мила.

Но Поль ей нравился, и Мила ничего не могла с собой поделать.

– Куда это направилась ваша дочь? – спросил Поль, присаживаясь на шезлонг рядом с Милой.

– Ушла гулять в город.

– О. Ей у нас нравится?

– Сана в восторге.

– У вашей дочери красивое имя. Вы его придумали?

– Да, – потупилась Мила.

– Вот что значит писательское воображение.

На щеках Милы выступил румянец.

– Вы часто бываете за границей?

– К сожалению, не часто. А вы?

– Я родился в Тичино. Учился в Швейцарии, потом перебрался в Италию. Вот и вся моя заграница.

– Какой вы счастливый! Провести детство в Швейцарии!..

– Детство как детство. Конечно, хорошее было время, но потом пришлось идти работать. Приходишь вечером, а душ принять нельзя. Помешаешь соседям.

Мила не сразу нашлась, что ответить. Человек, живший в Швейцарии, сетует на какие–то глупые мелочи.

– А я всегда мечтала побывать на горнолыжных курортах Швейцарии, – сказала Мила, – вас в школе возили в горы?

– Возили, – кивнул Поль, – я так и не полюбил лыжный спорт. Горы, горы… Они всюду преследуют меня.

– Вы не любите горы?

– Пожалуй, не люблю, – с некоторым удивлением ответил Поль, – хотя, нет. На меня произвели впечатление белые скалы в Па-де-Ко. Есть в них нечто сказочное и космическое. Такого я больше нигде не встречал.

– Па-де-Ко, Этрета! Я тоже была там! – радостно воскликнула Мила.

– В самом деле? – вежливо изумился Поль.

Мила вспыхнула. Раскрученная туристическая достопримечательность, кто там не был…

– Я много путешествовала по Нормандии, а к Известняковому побережью меня привлекла картина Моне.

– Вы поклонница Моне?

– О да. У меня в комнате висят репродукции его картин «Камилла в японском кимоно» и «Камилла на смертном одре». Утром, после пробуждения, я всегда несколько минут смотрю на них. Они вселяют радость к жизни и не дают погрязнуть в иллюзиях.

– Так вам понравились скалы на Известняковом побережье?

– Конечно! – рассмеялась Мила, – ведь они фигурируют в моём романе. Они такие персонажи романа, как и люди.

– Я прочитал ваш роман за одну ночь.

– Это лучший комплимент для писателя, – зарделась Мила.

– Позвольте узнать, не белые ли скалы натолкнули вас на написание романа? Или нечто иное? – Поль внимательно посмотрел на Милу.

– И скалы тоже. Но, видите ли, Поль, я родилась и выросла среди холодных людей. Однажды мама дала мне почитать дневник моей прабабушки…

Если смотреть на мир с виллы Стаффидов, то кажется, что больше домов на горе нет. «Ночная фиалка» парит в небе, а город стыдливо жмётся к подошве горы.

С набережной Сана видела, что на скалах вольготно раскинулся целый город.

«Ночной фиалке» место в каменном городе, свидетеле грандиозных осад и кровавых драм, старом и мрачном. Не в таком живом месте, как Монте-Арджентарио.

Ноги принесли Сану на уже знакомую улочку. Сана заметила на домах налёт времени, вспомнила архитектуру Венеции, Парижа и почему-то Киото. С этими городами Сана была знакома из интернет–дневников блоггеров.

В дверях дома стоял Зачари. Он курил сигару. Его поза была развязна.

– Привет, – сказал Зачари.

– Привет, – без колебаний произнесла Сана.

– Как насчёт поужинать сегодня вечером?

– Не знаю. Если мама отпустит.

– Так ты у нас маменькина дочка?

– Вроде того.

– Тогда давай сходим в бар. Прямо сейчас, – не растерялся Зачари.

– Давай.

Зачари отлепился от двери.

– Нам туда.

Сана кивнула.

– Как тебя зовут, сиамская кошка?

– Меня? Сиамская кошка.

– Нет, а серьёзно? Я Зачари Ди Луцио.

– Асанардаль Морияди.

– Вау. Псевдоним?

– Паспорт показать?

– И откуда ты такая, мадмуазель Морияди?

– Из славного города Санкт-Петербург. И да, моя мать та самая Мила Морияди.

– Меня это не интересует, – сказал Зачари, делая акцент на слове «меня».

Они зашли в бар.

– Что тебе заказать? – спросил Зачари.

– Хотелось бы морепродуктов.

Лицо Зачари выразило брезгливость.

– Фу. Раньше требуху ставили рядом с обедающими, дабы отвлекать мух.

– Тогда закажи на свой вкус.

– Мясо я не люблю, алкоголь не пью.

– Ты скучный. Только не надо говорить о трупах невинно убиенных животных.

– И не собирался.

Зачари заказал два аффогато и семифредо.

– Вкусно, – сказала Сана.

Зачари кивнул.

– Асанардаль, разреши спросить…

– Зови меня Сана. Меня все так называют. И будь добр, говори медленно. Не забывай, что перед тобой иностранка. Скажи спасибо, что я говорю по-итальянски.

– Допустим, по-итальянски ты говоришь плохо, так что благодарить тебя не за что. Сана, скажи честно, ты лесбиянка?

– Вообще-то, я не разрешила тебе задавать вопрос.

– Значит – да?

Сана рассмеялась.

– Милый Зачари, такие вопросы задают перед тем, как сделать заказ. А, поняла! Если скажу, что я лесбиянка, ты откажешься платить за меня. Так?

– Да ладно, я пригласил тебя не за тем, чтобы переспать.

– Зачем же тогда?

– От скуки. Что, умалил твою самооценку?

– Вовсе нет. Ты меня удивил. Мужчины не любят просто так расставаться с деньгами.

– Значит, ты всё-таки лесбиянка.

– Не знаю.

– Что?

– Не спала ни с мужчинами, ни с женщинами. Не знаю, лесбиянка ли я.

– Попробуешь сначала с теми, потом с теми, и решишь, так? Смотри, не скатись таким макаром до извращений.

– Я не отбитая на голову.

– Тебе не любопытно узнать, почему я принял тебя за лесбиянку?

– Зачари, мне безразлично, что ты там думаешь. Мы знакомы всего ничего, – резко ответила Сана.

Зачари пожал плечами и принялся за семифредо.

– Меня вот что удивляет. Неужели две женщины не могут развеять твою скуку? Нужна третья? Может, попробовать мужчину? – спросила Сана.

– О каких двух женщинах ты говоришь?

– Ой, да ладно. Я здесь неполных два дня, а уже видела тебя то рядом с розовокосой блондинкой, то рядом с просто блондинкой.

– Не ревнуй, Сана. Блондинка – моя мать, Симона. Девушка с розовыми косами – моя бывшая невеста.

– Как её зовут?

– Не всё ли равно?

– Нет, мне любопытно.

– Гаетайн. Чтобы полностью удовлетворить твоё любопытство, скажу, что у меня есть отец, Гаэтано.

– Гаетайн и Гаэтано. Да они созданы друг для друга.

– Ага, – небрежно ответил Зачари.

Сана хотела спросить у Зачари, он ли торчал возле виллы, как успел заплыть далеко в море, зачем это сделал, но решила промолчать. Это личное дело Зачари.

В приглушённом свете бара Сана смуглая кожа Зачари казалась золотистой. Прямые чёрные волосы отливали синевой. В утончённых чертах лица мелькала горечь и насмешка.

– Нескромный взгляд, – сказал Зачари.

– Ты не похож на итальянца.

– Ты видела много итальянцев?

Сана пожала плечами.

– Моя мать француженка. А ты не похожа на русскую. Где большой бюст, круглое лицо и вздёрнутый нос?

– Обделила меня природа.

– Не злись на неё. Так твоя мать подруга Люси Стаффид?

– Теперь да. Мама не была знакома с Люси до приезда в Италию.

Зачари посмотрел на Сану долгим взглядом.

– А ты?

– Я?

– Ты впервые видишь Люси и Поля Стаффид?

– Знаешь, Зачари, временами мне кажется, что я с ними знакома. Но где я могла их видеть? Я второй раз за границей. Раньше летала во Францию.

– В Нормандию?

– Откуда ты знаешь? – удивилась Сана.

– Из Италии я выезжал только во Францию, а Нормандию, – Зачари хохотнул, – вернее, из Франции я выехал в Италию. Моё детство прошло в Нормандии. И когда я увидел тебя, мне показалось, что мы знакомы. У тебя запоминающаяся внешность. Льдистоголубые глаза и золотистые волосы…