А я все это время сидела напротив и чувствовала, как ты ешь меня заживо. Сначала я пыталась оправдываться, робко доискиваться до руководивших тобой в том или ином случае мотивов, искать обоснований твоим умозаключениям, просто превращать все в шутку и сдабривать неприятный вкус любовью. Видит бог, я долго пыталась. Но чем больше было таких сцен каннибализма, тем меньше оставалось во мне терпимости, тем больше давала себя знать невыносимая боль быть поедаемой заживо любимым человеком, и тем чаще я подумывала о том, что это добром не закончится. Так оно и случилось. Я не планировала сорваться, но сначала это произошло один раз, и я в слезах клялась, что этого больше не повторится, потом это случилось еще и еще раз, и я опять клялась, а потом я словно с цепи сорвалась. Испытывая в течение многих лет невыносимые страдания, я вдруг оказалась не в состоянии терпеть даже самую легкую и безобидную боль. Это похоже на тяжелобольного человека, который мужественно переносит болезненные операции, но плачет, когда берут кровь из пальца. Я просто закончилась, сдулась, как воздушный шарик, я ни секунды не желала больше страдать и чтобы избежать малейшей боли, готова была обрушить на мучителя всю мощь ярости и отчаяния.

Помню, как это ошеломило тебя в первый раз, и во второй ты тоже не был готов к такому жестокому и неожиданному отпору, но тебе пришлось смириться с тем, что я перестала безропотно сносить препарирование тобой моего прошлого, моих друзей, моей семьи, моих взглядов, моих святынь и перешла в наступление. Как всякий отчаявшийся воин, я сражалась без страха и упрека, я била наотмашь, я сторицей возвращала тебе твои же удары, я заходила так же далеко, как ты, и даже дальше.

Можно ли было это остановить – не знаю, потому что в эти моменты в нас говорила не любовь, а оскорбленное достоинство, амбиции, чувство самосохранения, словом, все, кроме любви к другому человеку, а не к себе. Мы так и не сумели сделать шаг назад – мы сотни раз начинали все сначала, но ни разу не отступили. Я написала об этом так:

И пусть у каждого из нас

Огонь останется во гневе.

Пусть кровью вытечет из глаз,

Любовь, убитая во чреве.

Пусть каждый будет виноват,

Пусть кожу жжет стыда окурок.

Но пусть ни шаг не сдаст назад

Ценой потери двух фигурок.

Пусть каждый будет только прав

И на пути все уничтожит.

И ради воинских забав

На карту жизнь других положит.

И пусть у каждого из нас

Достанет силы стать врагами.

И быть врагами всякий раз

Когда любовь и память с нами.

Теперь я понимаю, почему все произошло именно так – мы все время жили прошлым – моим прошлым, твоим восприятием моего прошлого, моим оправданием моего прошлого и так до бесконечности. В твоем видении у нас не было будущего – как ты считал, по моей вине и нежеланию это будущее видеть и создавать. В моем понимании, у нас было и настоящее, и будущее – то, которое мы могли бы заслужить сегодня, здесь и теперь. Но мы не жили сегодняшним днем, не радовались каждой минуте, проведенной в объятиях друг друга, не изучали себя и наши отношения, не встраивали их в свои жизни, из чего же могло вырасти будущее, спрошу я тебя сегодня? У тебя нет ответа на этот вопрос, а у меня есть: мы сами кастрировали себя до прошлого, задолго до момента разрыва превратив все хорошее, что у нас было, в прошлое, которое нельзя изменить, а можно только оплакать.

Однако я отвлеклась от того, что происходило с моими воспоминаниями. Я жила ненавистью, упивалась ей, лелеяла ее, потому что это была моя защитная стена, выстроенная вокруг души, это была жесткая корка, наросшая на открытую рану, и она давала мне жить и дышать. Я переполнялась злыми, обидными чувствами, которые беспощадная память с удивительной тщательностью подсовывала мне под нос. В конце концов, я просто не смогла не задать себе главный вопрос – как же так получилось, что я любила этого человека, и могу ли я после всего, что было, любить его по-прежнему? И ответ на этот вопрос пришел ко мне как откровение – я вдруг поняла, что я все еще люблю тебя, несмотря на то, что вижу в тебе и в нашей жизни одни лишь страдания и унижения, несмотря на то, что понимаю всю невозможность нашего счастья, несмотря на то, что благодаря тебе лишилась всякой надежды, здоровья, гармонии и душевного покоя.

Надо сказать, что я осознала это далеко не вдруг. Сначала я чувствовала, как растет напряжение ненависти внутри меня, как она разрушает мои внутренние органы, разъедает кости, тянет сухожилия, скручивает судорогой мышцы. Еще немного, и она разодрала бы меня на части, словно разъяренные лошади, рвущие повозку в разные стороны. К счастью, я вовремя услышала простые слова о том, что я должна отпустить тебя с миром, если хочу выжить в борьбе с ненавистью. Я должна отпустить тебя, потому что ненавистью я только еще прочнее привязываю себя к нашему общему прошлому. И я сделала это – я отпустила тебя, сама не веря собственным словам.

И тогда словно с бочки сердца сорвало стальные обручи – из него хлынули совсем другие воспоминания – нежные, ласковые, удивительные моменты любви, счастья, гармонии. И тогда в мои воспоминания пришла самая настоящая тоска – каждую минуту я вспоминала все хорошее, что у нас было, все то, что возбуждало во мне незабываемое чувство того, что я живу – не просто дышу, хожу на работу, готовлю еду, сплю, а проживаю каждый момент своей жизни, как последний. И тогда мне не надо было чернить тебя в собственных глазах, превращать тебя в монстра и этим оправдывать собственную жестокость. Это не значит, что я стала видеть тебя иначе – ты остался для меня тем, кем и каким ты со мной был – не лучше и не хуже, но я перестала травить себя за то, что любила и люблю тебя настоящим – живым и не приукрашенным сахарно-розовыми воспоминаниями, из которых, по всеобщему убеждению, должно уйти все плохое. На самом деле плохое никуда не уходит, ты просто начинаешь видеть еще и хорошее, начинаешь понимать самоценность этого момента вне зависимости от того, кто или что стало его содержанием, начинаешь ценить себя и собственное прошлое.

Завершив круг, я опять пришла к прошлому, только теперь это наше с тобой прошлое, мои сегодняшние слезы при любой мысли о том, что в нем было хорошего и плохого, в каких бы чудовищных сочетаниях они ни были перемешаны. Да, я хотела бы перестать терзаться всякий раз, когда прислушиваюсь к голосам в моей голове. Но всякое горе должно быть оплакано, сказал мне один мудрый человек, всякое горе имеет право быть оплаканным, думаю я. Я пыталась ненавистью заполнить пустоту после тебя, я хотела злостью излечиться от любви к тебе, я желала осуждением и чувством вины избавиться от боли и слез при мысли о твоем существовании, но, слава богу, я вовремя опомнилась. Пустота должна оставаться пустой, пока не появится то, что ее заполнит, любовь будет жить столько, сколько живет память о ней, а боль и слезы не закончатся до тех пор, пока не будет исчерпан их запас, пока под их благодатными водами не зарастет душевная рана, пока ее не затянет пленкой воспоминаний ровно настолько, что прикосновение перестанет быть мучением, но превратится в тихую ласку. Аминь.

Как говорил один мой любимый герой из мультфильма про панду, а именно Мастер Угвэй, случайности не случайны. Это сегодня я так легко готова согласиться с этой антиномией, но много лет назад я бы скорее умерла, чем признала, что это так. Мне казалось, что наша встреча произошла случайно, благодаря крайне неудачному стечению обстоятельств, ведь в то время я не обладала ни сегодняшним опытом, по большей части чрезвычайно горьким, ни интуицией, пробудившейся во мне лишь после нескольких лет страданий, ни умением видеть зацепки, связывающие ткань жизни воедино. Опыт позволил мне отыскивать аналогии в различных с первого взгляда ситуациях, интуиция дала возможность почувствовать то, что никогда не будет высказано словами и даже названо в мыслях, а умение читать и истолковывать знаки-зацепки позволило мне прочитать книгу, казавшуюся мне в начале пути бессмысленным набором букв и цифр. Кстати, когда-то в молодости, я именно так представила себе самую великую книгу в истории человечества, ради обладания которой люди безрассудно идут на самые тяжелые преступления, – набор бессмысленных точек и запятых…