– Их было тысячи нападающих, мы не увидели их лиц…
Это я. Ну а что вы от нас хотели, сколько мы шли, прежде чем увидели другие правды, сколько всего успело поменяться в нашей памяти, и теперь мы говорим совсем не то, что было на самом деле, попробовали бы вы сами через всю пустыню пройти, и ничего не забыть и не потерять…
Правды слушают нас – вежливо, и в то же время высокомерно, ишь, пришли тут какие-то старые слухи про страны, которых давным-давно нет, говорят что-то там, непонятно, что, так и быть, выслушаем их бредни…
– Однако, уважаемые слухи, вы ошибаетесь, – правда с большими белыми крыльями откашливается, – ничего подобного не происходило, мы все живы-здоровы, и все тут…
Смотрю на правду с большими крыльями, её зовут – Жгут-Ведьм, она стремительно летает вокруг света и рассказывает, как в какой-то стране жгут на кострах ведьм.
Меня передергивает. Я хочу возразить, что ничего подобного, что в этой стране никого не жгут, а ведьмы преспокойненько себе летают на метлах, заговаривают болезни, прогоняют непогоду, ворожат дождичек, чтобы урожай не засох.
Меня слушают. Насмешливо. Снисходительно. Я уже все понимаю по их взглядам, ну-ну, старая легенда где-то что-то там услышала, переврала все, что только может переврать, и теперь рассказывает непонятно что…
– Но это правда! – не отступаю я, – правда! Правда… убитая в овражке…
– …невероятно, – говорит Жгут-Ведьм, наливает мне вино в чашу, – так вы говорите… убили?
Я оживляюсь, воодушевляюсь, хоть кто-то слушает меня, хоть кому-то не все равно, и Жгут-Ведьм добавляет, что, конечно, я много что приврал, ну не могу я не приврать, я же сколько шел через пустыню, растерял всю правду, нацепил на себя кучу вымыслов – и все-таки в этом что-то есть, убили правду про ведьму на метле…
– Убили, – киваю я, – мне знаете, что кажется… Она же хорошо говорила про страну с ведьмами… хорошо так говорила… а кто-то, видно, страну эту с ведьмами очернить хотел… вот и убил правду… и сочинил какую-нибудь выдумку, что-нибудь нехорошее про страну эту…
– Какая удивительная версия, как это вы хорошо придумали… – Жгут-Ведьм поднимает чаши, намекает, да вы пейте, пейте…
Пью – тут же успеваю заметить причудливые металлические конструкции под крыльями правды, меня передергивает, не может быть под крыльями у правды никаких болтиков и креплений…
Пробую вино, что за вкус, не может быть такого вкуса у вина, тут что-то не то… И надо что-то делать, и понять бы еще, что, а не понимаю, продолжаю говорить, как ни в чем не бывало…
– Мне кажется, кто-то очернить эту страну хочет… Ну, например, чтобы показать, какая дурная страна, какие вещи нехорошие там творятся, чтобы потом войной на эту страну пойти… Вот и убили правду, как там ведьмы на метлах летают, целебные зелья варят, а вместо неё сделали какую-нибудь другую, ненастоящую правду, например… например…
Не договариваю. Смотрю на Жгут-Ведьм.
Не успеваю ничего понять – меткий выстрел Жгут-Ведьм пробивает мне ногу, я бросаюсь бежать – на оставшихся трех, я даже забываю, что не умею бежать, мы были рождены, чтобы медленно странствовать из страны в страну, вышагивать по пустыням, а не скакать во весь опор.
Хлопанье металлических крыльев.
Щелчки выстрелов, пули взрывают песок, чаще, чаще, чаще…
Чувствую, что шансов нет, не может быть шансов у того, кто родился в стародавние времена, ходил по пустыням, по горам и долам, из страны в страну, пытался донести хоть крупицу правды, не затерявшейся в пути…
Бежать.
Высоко вскидывать голенастые ноги с десятками суставов…
Хлопанье крыльев.
Здесь.
Совсем рядом.
Прыгаю – далеко, высоко, полететь бы сейчас, да как…
Взмахиваю крыльями.
Еще.
Еще.
Еще.
Поднимаюсь в небо, все выше, выше, дальше, дальше, сам не понимаю, что такое случилось, да не может такого быть, не может…
Крики там, сзади.
Изумленные возгласы.
Переполох – держите его, держите-держите-держите, а-й-й-й-й, уходит-уходит-уходит…
…догадываюсь уже там, высоко в небе, я же смотрел на мертвую правду, – которая умерла, но не хотела умирать, передала мне себя, передала мне крылья…
Крылья…
Такие непривычные, такие пугающие, а ведь я и не знаю, как это – огибать полмира за считанные секунды, одновременно разноситься по многим и многим городам… а ведь я даже не знаю толком, как приземляться…
Они обгоняют меня – стальные мертвые птицы, они кричат наперебой, держите, держите его, он врет, – я знаю, они меня не догонят…
Крикет, Коралл, Крекер
А вот что.
Он хочет обокрасть дом.
Ну, конечно же, что еще. Хотя может быть много и много всякого еще – например, хочет убить меня, интересно, зачем ему это делать, да какая разница, да мало ли что у него там на уме.
Но хочет обокрасть замок – это однозначно. Потому что иначе чего ради бы он ходил вокруг да около, пытался заглянуть за крепостные ворота, смотрел в окна. Потому что иначе чего ради он бы вообще приехал сюда, в маленький городишко, забытый судьбой, хаживал бы по улицам, перебрасывался с местными парами фраз, заказывал бы в крохотных тавернах что-нибудь такое простенькое, что будет только предлогом поговорить с хозяйкой или посетителями…
Что он ищет, спрашиваю я себя.
Что он ищет.
Что он ходит вокруг моей крепости – какой-то невзрачный, ничем не примечательный, как будто когда раздавали лица, его выгнали из очереди.
Не выдерживаю.
Встать, говорю я себе. Выйти на улицу, вотпрямздесь, вопрямщас, встретиться с ним – лицом к лицу, спросить…
– Чему обязан?
Откашливается, как мне кажется, с хриплым карканьем.
– Я… вы… а можно посмотреть ваших воронов?
Мне кажется, я ослышался. Оглядываю стены замка, голые черные деревья на фоне сумерек, каркающие комки перьев, которые устраиваются на ночлег, чистят клювы, гортанно переругиваются…
– Воронов?
– Ну… ну да. Вы извините, я, наверное, не вовремя… вечер уже… Я вот не знаю, а во сколько у вас туристам можно?
Так опешиваю, что даже не говорю, что туристам у нас не можно ни во сколько. Что у нас тут частные владения, а не проходной двор, фото на фоне замка столько-то, фото на фоне ворона в два раза дороже…
– Э-э-э… п-пожалуйста… вот они… это вот Король, это Крест, это Крейсер, это Крах, это Креп, это Крикет, это Коралл, это Кража…
Многозначительно поглядываю на незваного гостя, подскочит он или нет при слове – Кража, нет, даже в лице не меняется, похоже, не воровать пришел…
Заканчиваю:
– …Крыл, Креол и Крекер… Были еще Крупье и Кромвель, но время их не пощадило…
– Соболезную… что же… даже век ворона не бесконечен… Извините… вломился тут… а… а скажите, пожалуйста, а во сколько они пьют чай?
Мне кажется, я ослышался:
– Простите?
– А во сколько ваши вороны пьют чай? Извините, они, наверное, посторонних видеть не захотят…
– Да нет, просто… они как-то… чая не пьют.
– Предпочитают что-нибудь другое?
– Да… э-э-э… ну… ну да.
– Утренний кофе?
– Да они как-то и кофе не очень-то…
Многозначительно смотрю на гостя, что ты мне зубы заговариваешь, что вообще пришел…
– А я бы с удовольствием посмотрел, как вороны сражаются на шпагах…
Фыркаю:
– Да, я бы на такое тоже с удовольствием посмотрел!
– Правда? А… а когда они это делают?
– Ну, не хочется вас огорчать, но боюсь, что никогда.
– Я понимаю… это, должно быть, опасно…
– Да уж, если вороны будут сражаться друг с другом на шпагах, это будет очень даже опасно. Опаснее только на пистолетах…
– Они еще и устраивают дуэли на…
– …ничего подобного.
– Да, вот это правильно, только дуэлей не хватало… А могу я поговорить с ними?
