Честолюбивей всех прочих был Орсо, новый великий герцог Талина, дорвавшийся до власти, когда старшего брата его лягнул любимый конь. Он просто жаждал подписать договор о найме с Монцкарро Меркатто, знаменитым командиром наемников. Тем более что враги его в Итрии успели уже нанять и поставить во главе своих войск бесчестного Никомо Коску.

Однако заставить сражаться этих двоих оказалось нелегко. Как ходят кругами трусы, не решаясь начать драку, так и они провели целый сезон в разорительно дорогих маневрах, нанося изрядный ущерб фермерам, друг другу же – никакого. И наконец сошлись в спелых пшеничных полях близ городка Афиери, где вроде бы должна была уже состояться битва. Во всяком случае, какое-то ее подобие.

Но утром того дня в палатке Монцы появился необычный посетитель. Не кто иной, как сам герцог Орсо.

– Ваша светлость, какая приятная неожиданность…

– Обойдемся без любезностей. Я знаю, что планирует на завтра Никомо Коска.

Монца нахмурилась.

– Сражаться, полагаю. Как и я.

– Нет, у него другие планы. Как и у вас. Вы оба последние два года дурачите своих нанимателей. Я не желаю, чтобы из меня делали дурака. На притворное сражение могу посмотреть и в театре, за гораздо меньшую цену. Поэтому предлагаю вам двойную плату за настоящее.

Такого Монца не ожидала.

– Я…

– Вы верны ему, знаю. И уважаю это. Каждый должен чего-нибудь держаться в своей жизни. Но Коска – прошлое, а вас я считаю будущим. И брат ваш со мной согласен.

Такого Монца уж точно не ожидала. Она уставилась на Бенну. Тот усмехнулся.

– Ты заслуживаешь лучшего. Возглавить войска.

– Я не могу… и остальные капитаны никогда не…

– С ними я уже говорил, – сказал Бенна. – Со всеми, кроме Верного, а этот старый пес примкнет, когда поймет, куда ветер дует. Им надоел Коска с его пьянством и глупостью. Все хотят долгосрочный договор и командира, которым можно гордиться. Хотят тебя.

За нею наблюдал герцог Талина. И позволить себе выказать нерешительность она не могла.

– В таком случае я согласна, конечно, – солгала Монца. – Тем более что вы платите вдвойне.

Орсо улыбнулся.

– Мне кажется, мы будем полезны друг другу, генерал Меркатто. Жду известий о вашей завтрашней победе. – И вышел.

Едва входной полог опустился, она ударила брата по лицу так, что тот не удержался на ногах.

– Что ты натворил, Бенна? Зачем?

Прижав к окровавленному рту руку, он бросил на нее хмурый взгляд.

– Думал тебя порадовать.

– Черта с два! Себя порадовать ты думал. Надеюсь, удалось.

Но ничего не оставалось, кроме как простить его и смириться. Ведь это был ее брат. Единственный человек, который ее понимал. И с планом были согласны Сезария, Виктус, Эндиш и большинство других капитанов, уставших от Никомо Коски. Поэтому обратной дороги не было. На следующее утро, когда занялся рассвет и началась подготовка к битве, Монца приказала своим людям атаковать по-настоящему. Что еще она могла сделать?

Вечером она уже сидела в кресле Коски, и Бенна сиял, и подчиненные ей ныне капитаны пили за ее первую победу. Все веселились, кроме нее. Она думала о Коске, о том, что он ей дал, чем она была обязана ему и чем отплатила. Праздновать не хотелось.

Кроме того, она была теперь капитан-генералом Тысячи Мечей. И не могла позволить себе веселиться.

На костях выпали две шестерки.

В Союзе этот счет называли солнечным, в честь солнца на флаге. В Баоле – дважды победным, потому что дом платил за него вдвойне. В Гуркхуле – «пророком» или «императором», в зависимости от того, кому принадлежала верность выигравшего. В Тхонде – «золотая дюжина». На Тысяче островов – «двенадцать ветров». В Схроне – «тюремщиком», потому что тюремщик всегда выигрывает. И во всем Земном круге люди этому счету радовались, лишь для Балагура он был ничем не лучше всякого другого. Не принес ему никакого выигрыша. И Балагур снова принялся разглядывать великий мост Пуранти и проходивших по нему людей.

Утратили лица за века и превратились в выщербленные каменные болванки головы статуй на высоких постаментах, истерлась мостовая и растрескались парапеты, но шесть изящных арок все так же гордо парили над мостом, смеясь над головокружительным расстоянием до тверди. Массивные каменные опоры, на которых они покоились, высотою шесть раз по шесть шагов, все так же противостояли разрушительной силе речных вод. Императорскому мосту было уже более шестисот лет, но он по-прежнему оставался единственным путем через глубокое ущелье Пуры в это время года. Единственным путем по суше в Осприю.

И по нему маршировало сейчас войско великого герцога Рогонта. Хорошим строем – по шесть человек в ряд. Равномерное буханье солдатских сапог походило на мощное сердцебиение, сопровождавшееся звоном и клацаньем оружия и брони, командами офицеров, неумолчным бормотанием собравшейся поглазеть толпы и рокотом реки в глубинах ущелья. Рота за ротой, батальон за батальоном, полк за полком. Движущийся лес копий, блеск металла. Запыленные, грязные, решительные лица. Болтающиеся тряпками в неподвижном воздухе флаги. Некоторое время назад прошел шестисотый ряд. Мост миновало почти четыре тысячи человек, и должно было пройти еще по меньшей мере столько же. Шестерка за шестеркой.

– Хороший строй. Для отступления, – послышался голос Трясучки, сорванный в Виссерине до хриплого шепота.

Витари фыркнула.

– Если Рогонт что и умеет, так это отступать. Натренировался.

– Но оцените иронию, – вмешался Морвир, поглядывая на проходивших мимо солдат с легким презрением. – Сегодняшние гордые легионы маршируют по остаткам вчерашней павшей империи. Вот оно, военное великолепие. Высокомерие во плоти.

– Какая глубина мысли! – Монца скривила рот. – Воистину, путешествовать с великим Морвиром означает наслаждаться и просвещаться одновременно.

– Я отравитель и философ в одном флаконе. Но не беспокойтесь, прошу вас, вознаграждение увеличивать не придется. Вы платите за мои глубокие рассуждения, травлю я бесплатно.

– Нет конца нашему везению? – вздохнула Монца.

– Есть ли у него начало? – буркнула Витари.

Все, кроме Балагура, пребывали в большем раздражении, чем обычно. Число их сократилось до шести. Меркатто, прятавшаяся под капюшоном, из-под которого видны были только длинные черные волосы, кончик носа, подбородок и сурово сжатые губы. Трясучка, все еще с повязкой на молочно-белом лице, с черной тенью вокруг единственного глаза. Витари, расположившаяся на парапете, вытянув ноги, прислонясь спиной к треснувшей колонне и подняв к солнцу веснушчатое лицо. Морвир, угрюмо разглядывавший бурные воды реки. Его помощница, облокотившаяся на парапет рядом. И сам Балагур, конечно. Шестеро. Коска умер. Друзья всегда быстро покидали Балагура.

– Кстати, о вознаграждении, – пробубнил Морвир, – нам не мешало бы зайти в ближайший банк и составить расписку. Терпеть не могу непогашенных долгов меж собой и нанимателем. Кислый вкус их портит всю сладость наших отношений.

– Сладость… – пробурчала Дэй, но, поскольку она жевала в этот миг пирожок, трудно было сказать, что она имела в виду, его или отношения.

– Вы должны мне за участие в деле упокоения генерала Ганмарка. Пусть второстепенное, но все же уберегшее вас от упокоения собственного. К тому же мне придется заменить снаряжение, утраченное по небрежности в Виссерине. Вынужден указать еще раз – позволь вы мне устранить, как я предлагал, наших сомнительных фермеров, не было бы…

– Хватит, – прошипела Меркатто. – Я плачу вам не за то, чтобы вы напоминали мне о моих ошибках.

– Полагаю, эта служба тоже бесплатная. – Витари спустилась с парапета.

Дэй прожевала последний кусочек пирожка и облизала пальцы. Все приготовились идти дальше, кроме Балагура. Он так и стоял у парапета, глядя на реку.