Ну и я все же никогда ее не любил. Если бы были чувства, наверное, прощал бы и, хрен с ним, шел на уступки и был терпеливее. В теории.

— Ко мне ты не поедешь, Наташ, — говорю спокойно и четко. Вдруг, в этот раз она, наконец, меня услышит и сделает правильные выводы. — Ты в курсе, с кем я, а я знаю, кто ты и как ты любишь создавать видимость отношений, когда их нет и в помине.

— Снова будешь вспоминать старое? Ты совсем не способен прощать?

Все-таки зря надеялся, но попытка не пытка.

Она больше не выводит меня на эмоции, поэтому говорить с ней легко, почти как с посторонним человеком. И если бы прямо сейчас на заднем фоне не заливался кашлем больной пацан, я бы просто закончил разговор, потому что все это уже совсем не интересно даже как эксперимент «Можно ли остаться друзьями с бывшей». Нет, нельзя. Не с Наташкой так точно.

— Я сниму тебе квартиру на неделю.

— Антон, я просто…

— Либо пошла на хуй.

Что она там просто — мне уже все равно.

— Спасибо, — после длинной паузы соглашается бывшая.

— Будь на связи.

Найти жилье — не проблема. Пара звонков, заехать за риелтором, поехать по нужному адресу, заплатить и получить ключи. На все уходит около часа. После моего сообщения с Адресом, Наташка приезжает через тридцать минут. С одной большой сумкой и Лешкой, у которого красные температурные щеки. Я снял однушку с большой двуспальной кроватью, так что спать им будет где. Все необходимое для жизни тоже есть, даже набор хорошей посуды.

— Лекарства есть? — спрашиваю я, когда она быстро снимает обувь, раздевает сына и укладывает в постель.

Наташка мотает головой.

Аптека тут рядом, и у меня эффект дежавю: снова я спасаю принцессу из беды, как будто в огромной Северной столице перевелись принцы. А ведь у меня даже не белый «мерин», а старое американское «ведро», которое нуждается в хорошем ремонте.

Когда возвращаюсь, малой уже спит, а Наташка топчется в коридоре и теребит волосы.

Сразу бросается мне на шею, совсем как на даче у родителей Очкарика, только на этот раз от нее не разит алкоголем, и гигантский брюлик больше не царапает мне шею. Чтобы подтвердить догадку, разжимаю ее руки и бросаю взгляд на безымянный палец.

— Что? — Она нервно одергивает руку.

— Я же говорил, чтобы была осторожнее с булыжником — такие на раз теряются.

— Останься с нами сегодня. Ты знаешь, что когда Леша болеет, я…

— Нет. Дальше сама, Наташ. Неделя — нормальный срок, чтобы устроиться. В крайнем случае, отожми что-то у мужа, по закону или по взаимному, уж как там решите.

— Боишься, что не сдержишься? — подначивает Наташа.

— Ага, очень боюсь, что не сдержусь и устрою тебе акт домашнего насилия.

— Ну, конечно, это же ты только со мной такой сильный и брутальный, весь из себя мужичище! — Кажется, ей уже по фигу, что ор может разбудить бедного мальчишку. — А стоило на горизонте появится золотой девочке — Антон сразу стал послушным и пушистым. Конечно, она же вся такая индивидуальная, уникальная и богатая, не то что я, которая от тебя только и видела, что унижения и постоянные упреки.

Я бы на хрен свалил из этого цирка, но раз уж второй человек упрекает меня какими-то корыстными мотивами, нужно понять, что к чему. С Пьеро разговора все равно бы не получилось, а вот Наташка сама язык развяжет, даже стараться не нужно.

— О какой золотой девочке речь?

Бывшая удивленно вскидывает брови, ждет, как будто я должен признаться, что пошутил. А потом начинает смеяться тем самым противным смехом, от которого у меня чуть не натурально идет кровь из ушей.

— Ты серьезно не в курсе? — Злорадство написано у нее поперек лица, как предупреждающая кислотно-желтая лента вокруг места происшествия. — Твоя расчудесная психичка ничего не рассказала?

Да ну на хер все!

Я выхожу на площадку, поправляю воротник пальто и тянусь за телефоном, чтобы написать, что буду дома через час. Но все-таки Наташку «рвет»: громко, на грани истерики, как будто она собирается нокаутировать меня подлыми ударами в спину.

— Ее папаша владеет «Меридианом»!

Знакомое название. Строительство и вот вся эта хуйня, где крутятся большие деньги и всякие-разные «теневые» схемы.

— Пять лет назад за твоей психичкой начал ухаживать один парень, но девочке показалось, что он ее обидел. Она прибежала домой вся в слезах, нажаловалась папочке и, знаешь, что случилось?

Куда больше судьбы какого-то ноунейма меня интересует, почему Наташка упорно продолжает называть Очкарика — психичкой. Просто так? Или это еще одна высота айсберга?

— Бедняга совершенно случайно оказался в темной подворотне, а потом — на больничной койке.

— Психичка, — пропускаю мимо ушей весь предыдущий высер. Про «Меридиан» понял — и тут есть, о чем подумать, а все остальное просто пустой звук. Я знаю, как рождаются такие сплетни и, к сожалению, знаю, что выдумки в них как правило намного больше, чем правды. — Ты назвала ее психичкой.

— А ты думал, что к золотым девочкам не прилагаются проблемы? — Наташка босая выбегает следом, становится передо мной злая и со впавшими щеками, на фоне которых губы смотрятся неестественно огромными. — Она поехавшая. Даже лечилась.

— Это тебе благоверный рассказал?

— На него тоже пытались повесить деточку, чтобы пристроить обузу. Саша вовремя спрыгнул.

— Ну да, — усмехаюсь я, — сначала спрыгнул с наивной девчонки с причудами, а теперь вот — с хваткой бабы. Прямо растет парень в моих глазах, эволюционирует, бля! Все, удачи.

Она продолжает орать мне в след, но я даже не пытаюсь слушать.

Интересно, малыш, я прошел проверку на жадность и корысть?

Когда возвращаюсь домой — и Очкарик выбегает встречать, губы сами растягиваются в улыбку. Она так искренне улыбается, хоть ее явно немного штормит, и по-хорошему нужно бы отчитать, что ослушалась и выбралась из кровати, но так сияет, что язык не поворачивается прямо сейчас обломать эту радость.

— Как прошло с папой? — осторожно спрашивает она, притормаживая около меня, потому что из кухни как раз выходит моя мать.

— Все хорошо, видишь — руки ноги на месте, лишних дырок во мне не появилось.

Мать качает головой и снова уходит, и на этот раз малышка все-таки подбирается поближе, глядя на меня с немым вопросом.

С ней точно не все в порядке, но, может, дело не во всей той херне, которую несла моя бывшая? Она не говорит сама с собой, не ходит на голове, и я даже ни разу не видел, чтобы ковырялась в носу или грызла ногти. Немного инфантильна для своего возраста, но это может быть последствиями отсутствия опыта. Сколько мужчин у нее было? Что-то сомневаюсь, что много. А что лечилась… Да у нас в стране в принципе здоровых нет. Невозможно быть в порядке с головой, когда каждый выпуск новостей похож на трейлер фильма ужасов.

На самом деле, грызет другое. Даже не грызет, а, скорее, заставляет чувствовать себя лягушкой под микроскопом. Йен не должна была в первое же свидание вывалить, кто ее отец, сколько у нее денег и на каких счетах. Но врать про съемную квартиру… Хотела проверить, свяжусь ли с ней, если она «как все»? Да мало ли я видел этих олигархов, чтобы бегать за сомнительной выгодой стать приживалой в богемной семье?

— Твои вещи и лекарства, — протягиваю то и другое. — Переодевайся и беги вниз. Я кексы привез.

— Те самые? — Зеленые глазища, покрасневшие и потускневшие от слез, внезапно вспыхивают.

— Вот уж не уверен, вдруг, мне память отбило.

Приятно, когда на кусок шоколадного бисквита в глазури реагируют так, вроде приволок обломок луны.

Мы ужинаем втроем. Получается спонтанно и по-домашнему. Болтаем обо всякой ерунде, смеемся, мама рассказывает, каким я был в детстве, малышка смеется и даже прекращает закрывать рот рукой, когда смущается.

Мама наотрез отказывается, чтобы я отвез ее домой, так что провожу ее до такси, по дроге слушая наблюдения.