Но я промолчал. Просто промолчал. Потому что если я скажу это, всё разрушится, а я этого не хотел.

— Данил, о чём задумался? — услышал я, словно издалека и вздрогнул.

Долгов затушил сигарету в мраморной пепельнице и, скрестив пальцы на столе внимательно на меня посмотрел.

— Давай, рассказывай, я готов часами слушать твои жалобы на семейную жизнь.

— Да Юлька уже достала. Я не думал, что женщина когда беременна, ещё хуже, чем когда не беременная.

— Это жизнь, друг мой. Семейная жизнь. И так до старости, прикинь. Каждое утро пялиться на одну и ту же. И слушать бесконечно, как она выносит тебе мозг. Бр-р-р. Вот поэтому я и не женюсь. Никогда.

Я вздохнул.

— Завидую. А мне всё это уже — во где, — я показал на горло.

— Разбегайтесь.

Так легко он сказал это, что в первый момент я даже представил как это легко. Но потом, я вспомнил про беременность и качнул головой.

— Не могу, она ведь беременна.

— Да, брат, тогда это будет нехорошо. Но потом, ещё хуже. Если ждать пока вырастет ребёнок, сначала в сад, потом до школы, потом окончит школу, потом институт, — он улыбнулся, как будто ему доставляло большое удовольствие надо мной издеваться.

— Всё хватит, я понял. Не будем забегать так далеко.

Он рассмеялся. И тут что-то вспомнил.

— Кстати, не знаю, как и сказать, но у меня в клубе работает твоя эта, как её там зовут, не помню.

— Кто? — не понял я.

— Ну, твоя, типа девушка.

— Таня?

— Не знаю, как её там.

— Таня работает в твоём клубе?

— Именно так. По объявлению пришла, Оксанка приняла её на работу.

Брови мои сдвинулись.

— Я не знал, что она устроилась на работу.

— Видно решила стать самостоятельной. Интересная девчонка. Другие наоборот норовят работу бросить, и на шею сесть. А эта работать пошла. Или может, ты мало денег ей даёшь?

Слова эти заставили кровь мою прилить к щекам и ещё больше нахмуриться.

— Это уже моё дело. Ей просто надоело сидеть в четырех стенах, — я постарался расслабить реакцию. — Надоело сидеть в квартире, смотреть в окна с седьмого этажа.

— Ого, так она живёт в твоей квартире?

— Ну да. Она ведь снимала кровать у какой-то уборщицы.

— Снимала кровать? Даже такое бывает?

— А ты думал, у всех есть деньги снимать квартиру?

— Нет, я так не думал.

Долгов взял следующую сигарету, чиркнул зажигалкой и затянулся.

— А все эти качки, что ходят в качалку, это тебе как?

И действительно, я как-то сразу об этом не подумал. Обо всех тех мужиках, парнях. Что говорить, и сам Догов, это прямая угроза моей спокойной жизни с Татьяной. Я и так в последнее время весь на нервах, а если ещё постоянно думать о том, что происходит в этом клубе.

— Она ведь тебе верна? Не думаю, что она станет обращать внимание на всех этих парней, твоих конкурентов, — он словно пытался меня поддеть.

— Ты должен её уволить! — выпалил я, — Ты должен!

Он посмотрел удивлённо и покачал головой.

— Я не буду этого делать. Человеку нужна работа, почему я должен её увольнять?

Это было уже слишком. Знать, что она работает в тренажерном зале Долгова, это ещё хуже, чем выслушивать по утрам Юльку. Нет, этого нельзя допустить.

— Ты мой друг, или кто?

— То есть, ты не хочешь, чтобы она работала?

— Пусть работает, но только не в твоём клубе.

— Ты мне не доверяешь?

— Извини, но ты уже приставал к ней один раз.

Долгов усмехнулся, глянул в окно. Он ненадолго задумался, потом посмотрел на меня и сказал:

— Тут ты прав.

— В смысле.

— Она — не для тебя.

— Ты сейчас это серьёзно? Хочешь сказать, она — для тебя? Ну, нет, Таньку я тебе не отдам. Даже не проси.

— А я и не прошу. Она сама от тебя уйдёт, ко мне.

— Слушай Саня, мне не нравится этот разговор. Очень не нравится. Я не пойму, почему мы всё время о ней говорим. Давай как-то договоримся. Кажется, этот вопрос мы уже выяснили.

Долгов встал, прошел по кабинету, остановился у окна. Он молчал, и молчание это напрягало.

— Зачем ты это делаешь? — не выдержал я, — Для тебя же это ничего не значит. Она для тебя ничего не значит. Так, лишняя галочка в твоей записной книжке. А для меня это серьёзно.

— Что серьёзно? — он резко повернулся, и в его глазах выражение гневное, непростое и тяжелое.

Он как будто сейчас перестал быть моим другом.

— Ты можешь получить любую бабу, какую захочешь, зачем ты лезешь к моей? — в моём голосе стальные нотки, я тоже не так прост, как ему кажется.

— Я вижу, что у тебя всё серьёзно, но мне кажется, это лишь с твоей стороны. Ты держишь её возле себя. Только сам подумай, чем ты её держишь. Ответь себе на вопрос — она тебя любит? Ты, видишь её любовь?

— Да какое тебе дело. Люблю, не люблю. Она моя! Я — нашел её! — я горячился, — А сам ты, многих любишь? Кого ты вообще любишь? Не лезь ко мне и к ней! Предупреждаю, не лезь!

— Я им ничего, никогда не обещаю.

— Вот и я не обещаю. И давай на этом прекратим. У нас работа и мы не можем конфликтовать из-за бабы. Она всего лишь баба и не должна стоять между нами и работой. Так что, прошу тебя, чтобы не было проблем, давай закроем навсегда эту тему и не будем к ней возвращаться.

Он стоял у окна, не смотрел на меня, и казалось, совсем меня не слышал.

Я встал, собрал документы на столе и вышел из кабинета.

Работа в спортивном клубе совсем не то же самое, что на кассе в супермаркете. Там, я чувствовала себя ненужной, неинтересной, серой, никчемной, некрасивой. Казалось, я человек третьего, или даже четвертого сорта. Если такие сорта существуют.

Но здесь, в этой яркой, форменной рубашке, обтянувшей грудь и талию, в тёмной юбке обхватившей бёдра, в туфлях на шпильке, состояние совсем другое. Проходя мимо зеркал, клянусь, каждый новый день, я себя не узнавала.

Где та девчонка в джинсиках и стоптанных кроссовках? Где испуганный, затравленный безденежьем взгляд?

Всё это исчезло.

Теперь я, как будто озаряла собой этот холл, этих людей, что с улыбкой подходили, о чём-то спрашивали, а я отвечала. Я чувствовала себя звездой, красивой, редкой, необходимой, а посетители уже там, где-то ниже, и им что-то нужно от меня. И вроде, всё то же самое, деньги, чеки, люди, и вроде есть униформа, но всё настолько другое, что даже странно становится, как от места нахождения, меняется человек и его мироощущение.

А ещё, тут было много, очень много мужчин. И в супермаркете их было много, но там всё совсем иначе. Тут взгляды их другие, более смелые, более открытые, и даже более располагающие к себе. Эти взгляды будто говорили — Привет — ты классная! Собственно, некоторые из парней, что-то в этом роде, прямо говорили. Я улыбалась, благодарила и действительно чувствовала себя классной. Да, тут, всё совсем по-другому.

Конечно, половина из них, это влюблённые в собственное отражение люди, или помешанные на кубиках, бицепсах, и трицепсах. Но, среди них иногда угадывались и люди не настолько фанатичные.

Здесь, взгляд мой явно расширился. Он уже не был ограничен и охватывал всех, не убегал, и не прятался, как бывало раньше. И даже с запретом флирта, я понимала, мне и флиртовать то особо не нужно. Будь на то моё желание, не составит большого труда познакомиться с кем-то из этих парней. Я осмелела, и теперь уже общалась на равных с любым человеком, что приходил сюда.

С любым, но только не с — Ней.

Был один большой минус, который всё время преследовал меня — зоркий глаз Оксаны. Её навязчивое внимание, словно невидимой дымкой, окутывало меня, сковывало движения. Делало их угловатыми, неверными. И тогда, когда Оксана озаряла собой холл, конечно я возвращалась с небес на землю. Настораживалась, наблюдала и даже никла, только чтобы дать ей место, и не затмевать. Не хотелось, чтобы она чувствовала во мне конкурентку. Я старалась, но она всё равно грозно поглядывала, всем своим видом показывая, кто тут заправляет.