Она в шутку сердилась, но по ее пунцовым довольным щечкам было ясно, что Николаев недалек от истины. Впрочем, по окончании школы многие ученики продолжали поддерживать с Лизой контакты, делясь своими успехами или неудачами уже на студенческом поприще. Некоторые звонят до сих пор. В общем, серой мышкой ее не назовешь и в привлекательности внешности и натуры ей не откажешь. Единственное замечание… Даже не замечание, а констатация не совсем эротичной укоренившейся традиции, одно представление о которой повергало Николаева в жутчайшую усталость. Она не признавала секс как физиологическую разрядку и требовала неукоснительного соблюдения определенного ритуала: поцелуи, ласки и т. д.

Николаев не возражал против прелюдий, но полагал, что они не всегда уместны в обычной жизни. Работа, дом, борьба за место под солнцем, куча версий в башке. Родные все-таки люди, не медовый месяц, в конце концов – иногда можно обойтись и коротким, но энергичным обменом гормонами. Лиза подобные попытки пресекала в зародыше и начинала говорить о любви и внимании. У Николаева такие разговоры вызывали скуку и раздражение. Он, конечно, внимал, но очень хотел сказать: «Дорогая, когда ты повзрослеешь? Нам по тридцать пять лет, десять лет в браке, двое детей. Какие розы и французские рестораны, черт возьми? Невозможно поддерживать страсть на уровне первого года знакомства. Дальше наступает ответственность – перед детьми, перед обществом. Я же тебя люблю и не бегаю налево. У нас все как у людей. Дети сыты и одеты, каждый год отдыхаем в Турции или Тунисе. Ну зачем эти кривляния в виде томного взгляда и замедленного передвижения на четырех конечностях. Если честно, то становится смешно и возникают проблемы с эрекцией…»

Ничего этого он, конечно, никогда не говорил, но поскольку частенько продумывал такую версию диалога с женой, то стал замечать за собой, что нередко избегает постели. Получалось даже лучше, чем с сексом. Поводов для «серьезных» разговоров оставалось все меньше и меньше. Сегодня он вообще не беспокоился на этот счет. У жены начались месячные, и он имел в запасе «законный» трехдневный отпуск. Кстати, именно поэтому он и захватил с собой тетрадь этого сумасшедшего автора. В обычные дни Лиза не очень любила, когда он пытался работать дома. Во время месячных она была всецело поглощена собственными ощущениями.

За тетрадью пришлось возвращаться после ужина в гараж. Николаев так и оставил ее на заднем сиденье. Было уже поздно – около одиннадцати часов вечера. Но не хотелось появиться завтра на работе без определенных выводов по части вещдока, взятого на дом в целях экономии времени на расследование. На улице было очень тихо, в гараже и вовсе воздух звенел от хрупкой неподвижности. Николаев машинально уселся в машину на место водителя и, включив свет, открыл тетрадь.

– А что, вы говорите, у вас с женой? Я имею в виду сексуальные проблемы.

– Ну, я бы не назвал это проблемами.

– Когда у вас в последний раз был секс с супругой?

– Это обязательно?

– Да.

– Ну… Последние две недели было как-то не до этого… Три… да, три недели назад.

– А почему последние две недели вам было не до этого?

– Так я, собственно, по этому поводу к вам и обратился. То есть не по поводу секса, а по причине некоторых странных моментов, скажем так, в моем поведении, ранее мне абсолютно не присущих. Но вы же хотели подробно и с самого начала, поэтому я и рассказываю вам об этом деле, которое, как мне кажется, стало неким толчком для ненужных размышлений и, соответственно, поступков.

– Тогда у меня другой вопрос: вы изменяете своей жене?

– Было пару раз, если честно – в командировках. Но это носило случайный характер и на наших отношениях никак не отразилось. Доктор, во избежание недоразумений уверяю вас, что я люблю и уважаю свою жену. Она мать моих детей и очень хороший человек. Она мне как друг. Причем самый надежный.

– Это хорошо, что вы так говорите. Но последние две недели ваши отношения вряд ли можно назвать любовными или даже дружескими. Во всяком случае, если спросить об этом вашу жену. Я уверен. Но коль скоро вы все еще думаете, что причиной всему это странное дело, то прошу вас – продолжайте.

Странные люди в масках обезьян пытались отговорить его от опрометчивого шага. Но он не понимал, почему они с такой опаской восприняли его желание жениться на Рыжей. Тем более что она никого, кроме него, не интересовала. Во всяком случае, вслух подобного интереса никто не высказывал. Он, конечно, догадывался почему. Кого может заинтересовать девушка с крыльями, да еще отказывающаяся от еды и питья? Мороки с такой выше крыши, а результат может оказаться нулевой. Но он был уверен, что причина добровольной аскезы Рыжей в ее боязни оказаться на виду. С такой красотой невозможно свободно любить. Она обязательно станет добычей сильнейшего. Так уж повелось. Однако если ему удастся связать себя с ней законными отношениями в ее нынешнем положении, то уже никто не посмеет претендовать на Рыжую. А уж чтобы она расцвела после свадьбы, он об этом позаботится. Он будет любить так сильно, что растопит лед ее души. Он уже любит ее больше жизни и каждый раз с трудом скрывает эрекцию, глядя на ее неподвижное, почти безжизненное тело.

Люди-обезьяны не подозревали о его тайных намерениях. Их психология семейной жизни отталкивалась от возможности или невозможности продолжить род. На этом испокон веков держалось все. Рыжая представлялась им абсолютно бесполезной в плане размножения, и они наперебой уговаривали его оставить ее умирать. Он не соглашался. Но ему было трудно объяснить этим полулюдям-полуобезьянам, что не все в этой жизни строится на необходимости. Есть еще чувства, над которыми мы не властны. Именно чувства даруют нам ощущение полной свободы, и только наполненный любовью человек забывает о своих болячках и трудностях. Они не понимали, а он психовал. Господи, это же так просто!

– Это же так просто! – кричал он им.

Обезьяны угрюмо молчали, и он начинал опасаться, что их непонимание грозит ему чем-то более угнетающим, нежели жалость. Умом они не блещут – возьмут да оторвут ей крылья, как бы облегчая ему будущую участь супруга странной женщины. А он не видел в ней ничего странного. Наоборот, ее крылья – это чудо. Дай бог каждому уметь летать, а не прятать всю жизнь истинное лицо под маской обезьяны… В этом месте его рассуждения прервал сильный толчок в плечо, и он проснулся. У открытой двери машины стояла испуганная Лиза.

– Что? – не понял спросонья Николаев.

– Ничего, – тихо сказала Лиза. – С каких это пор ты начал спать в машине?

– Лиза, – виновато провел по лицу рукой Николаев. – Прости, ради бога, если напугал. Начал читать и не заметил, как вырубился. Это материалы одного уголовного дела. На работе сегодня полный завал, устал как собака.

– Ты не мог прочитать свои материалы в доме?

– Машинально получилось, – оправдывался Николаев, выбираясь из машины. – Решил просто глянуть, и затянуло.

Он привлек к себе слегка сопротивляющуюся жену и поцеловал ее в губы.

– Ну, прости, котенок. По-дурацки получилось. Больше не повторится.

– Два часа ночи, – все еще недовольно буркнула Лиза.

– Прости, прости…

Николаев закрыл машину и гараж и, приобняв жену за плечи, направился с ней к дому.

– Я тут не очень обычное дело разбираю. Детали тебе знать не обязательно – двойное убийство, – рассказывал он ей по дороге. – Но детектив закручивается похлеще, чем у Агаты Кристи. Главный подозреваемый покончил с собой через уморение голодом после того, как его кто-то изнасиловал.

– Гадость какая, – поморщилась жена.

– Ага, и при этом абсолютно непонятная ситуация с мотивами. Он еще и дневник вел. Вернее, не дневник, а что-то вроде литературных фантазий на тему своих отношений с погибшей девушкой. И там, понимаешь, такая картина интересная получается. Девушка по описаниям совпадает один в один, а вот в роли кого он предстает – непонятно. Один слишком молод, второй староват. У него же возраст примерно посередине. Есть там еще один персонаж, который вроде бы тоже в нее влюблен. Про его возраст ничего не сказано. Но любит он ее как-то странно – истязает и даже готов дать ей умереть, лишь бы она никому не досталась… Кстати, что-то мотивационное проскакивает.