— Твою мать, это божественно! — он с силой провел руками вдоль кожи моей талии, и начал языком облизывать грудь над кромкой лифа.

Язык стали сменять губы, а потом и мягкие укусы, пока обе его руки гладили мои ноги, которые до сих пор были в джинсах. Но Хану было плевать, а мне стало не до этого, когда я с силой притянула руками его лицо ближе, а лиф исчез как и моя рубашка.

— Теперь я знаю, что делать, когда я захочу опять трахнуть свою госпожу на кухонном столе, — Хан внезапно поднялся, и ощущения исчезли, а я опять начала дрожать.

— Лика?

— Продолжай, — с силой сглотнула комок в горле, и незаметно сжала левую руку в кулак под собой, — Ты остановился на слове "трахнуть" и "госпожа"! И тут я должна признать, что твой грязный рот мне очень нравиться! Он хорошо возбуждает!

— Показать тебе, что он ещё умеет? — яркая вспышка из множества покалываний разлилась по позвоночнику, лишь от этих слов, а я замолчала и прикусила язык.

Но притянула его ногами ближе к себе, и сжала кулак сильнее, сосредоточившись лишь на том, как ногти впиваются в кожу ладони, и на ощущении кайфа от того, как мне нравилось его тело. Хан снял футболку, и бросил её на стол, провел нежно руками по моим ногам, пока я давила вскрик и слезы, которые ему нельзя слышать и видеть сейчас, иначе всё закончиться и мы не переступим через это.

Хан плавно и дразняще провел пальцами нал кромкой застёжки моих джинс и поднял на меня взгляд. Уловил блеск и то как я закусила губы, чтобы только потом расстегнуть застёжку, и с силой стянуть джинсы, откинув их сверху на свою футболку.

— Я хочу чтобы ты мне пообещала кое что, Лика!

Смотрю, как он медленно раздвигает мои колени, и застывает взглядом на том что видит перед собой. Становится между моими бедрами и тонкие мужские пальцы начинают расстёгивать ремень. Мышцы пресса напрягаться, перекатываются, а я смотрю на эту игру кожи при солнечном свете, пока Хан медленно достает свой ремень из петель, и кладет его рядом с моей рукой. Опускается надо мной и гладя лицо, шепчет:

— Если ты испугаешься, то тут же завяжешь мне руки, потому что я собираюсь очень медленно и сладко насадить тебя на свой член, а моя госпожа этого не любит, когда мои ручонки свободны.

Я начинаю смеяться и замечаю блеск в его глазах. Он ленивый, как и взгляд который начинает блуждать по моему обнажённому телу, спускаться все ниже, а потом так же медленно возвращаться обратно, пока я сдерживаю свои песчаные часы и два мира в тонком проёме между их стеклом. А следом отпускаю ощущение страха совсем, и смотрю только на то, как он расстёгивает свои джинсы и опускает из вниз, спокойно следя за тем, как я с жадностью наблюдаю за его действиями. Смотрю на его руку, которая проводит по моей плоти, и подпись телом за этим движением, чтобы спустя секунду резко задохнуться от стона, когда пальцы Хана мягко и медленно проникают в меня, начав нежно, но силой двигаться.

— Закрой глазки, милая, — и я подчиняюсь, а потом вскрикиваю от того, как его зубы мягко смыкаются на моем клиторе, а язык слизывает влагу с моей плоти.

Одно ощущение волн жара сменяется другим более горячим. Ритм становится быстрым, и когда я кончаю, лишившись опоры в теле и дрожа не от страха, а от наслаждения, его губы плавно и глубоко втягивают нежную кожу в рот, и меня накрывает сильный отголосок удовольствия.

Кулак размыкается сам, а по моей щеке, вниз к виску, на выдохе, и в момент когда моё тело прогибается от его ласки, бежит горячая дорожка. Она незаметно прячется в волосах, которые покрылись потом от того, насколько горит моё тело.

Резкий порыв воздуха и я открываю глаза, чтобы опять увидеть свое отражение в его зеркалах. И словно по издевке кого-то свыше, Хан это и произносит:

— Твои глаза похожи на зеркала, Лика! Именно они свели такого дегенерата с ума! — он закусывает губу и прищуриваясь медленно наполняет меня собой.

Плавно, нежно и с особой лаской, двигается и смотрит только на меня, на моё лицо, которое гладить его ладонь. И конечно Хан замечает слёзы. Видит и понимает, чего мне стоил этот шаг. Наверное именно это заставляет его прижаться лбом к моему и просто дышать в такт и вместе. Одним воздухом и сквозь обоюдные стоны.

Следовать за желанием тела, чтобы любить душу.

Я никогда не предполагал, что страх и счастье можно смешать в одно ощущение. Это походило на невыносимый коктейль из сраных вихрей в груди. Я боялся прикоснуться к Лике, потом желал этого так, что у меня немели пальцы рук, и я еле сдерживался, чтобы не сцапать каждый участок её тела. Это дикое помешательство. Будто одержимый не давал ей сделать нормальный вдох.

Игрища на кухонной столешнице приобрели охренительно яркие краски, когда мы оказались в нормальной кровати, и я смог видеть её всю. За окном стало ярко светить солнце, но лично мне было наплевать на это. Когда начал звонить её сотовый на тумбочке, а я слышал лишь её стоны и тяжёлое томное дыхание, выбросил этот кусок железа к херам в свободный полет, а Лика даже этого не заметила. Не обратила никакого внимания, потому что я делал для этого всё возможное и не возможное. Даже сам от себя не ожидал, что могу доставлять женщине такое удовольствие.

Я сжимал её в руках, и ждал как безумный ответного глубокого дыхания. Проводил ладонями по коже, слизывал её пот своими губами и языком, а сам получал кайф от того, как Лика мягко издавала стон, и смотрела в мои глаза.

Мне было мало всего! Мало её взгляда с поволокой. Мало прикосновений, мало ощущений, которые я, сцепив зубы, сдерживал в себе, и продолжал двигаться в ней, вместе с ней, и для неё. Каждый раз, когда амплитуда её голоса становилась выше, я словно застывал внутри себя и ждал этой дрожи, которая пронзала всё её тело. Оно приподнималось, а я получал оргазм глазами, от того как это было охерительно красиво. Смотрел и жрал эту картину, как голодный и озверевший. Поедал всё, и продолжал плавно и глубоко двигаться в такой чертовой мягкости, которая была похожа на прикосновения шелка к коже. Горячо, узко и настолько приятно, что мне сносило крышу от того, что я чувствовал в ней. От того, как по коже Лики у шеи бежал пот, и она блестела в солнечных лучах. От того, как приоткрывались губы моей госпожи, но я не давал им обветриться. Впивался, как дикий, сминал и смаковал её вкус, который смешался с моим собственным, пока её руки, мягкие влажные ладошки, с силой проводили по моим плечам и притягивали ближе, заставляли двигаться быстрее, вдавливать Лику в простыни, и смотреть как она опять кончает для меня. Это как волна из жара. Вначале она разгорается внутри Лики, и она сжимает мой член, а я смотрю на то как её грудь приподнимается, и по красивому телу плавно, а потом резко проходит дрожь, вырываясь рваным всхлипом. Толкаюсь сильнее и глубже, и слышу глубокий и полный звуков стон.

Лика выгибается дугой, а я добавляю остроты её ощущениям. Приподнимаю, проводя всей ладонью по тонкой талии вверх, и обхватываю влажный и воспаленный сосок губами, зажимаю в зубах и с последним глубоким толчком кончаю, содрогаясь не хуже, чем теплое и нежное тело, которое теперь наверное станет моим инструментом для пыток. Я сраный наркоман, потому что чувствуя как сокращаюсь, не могу остановиться. И в её глазах наконец вижу это. Лика не боится меня. Мое сердце сжимается от трепета, и мне хочется улыбаться, как идиоту или полоумному.

— Обними меня! — шепчет и ведёт вдоль моей груди дрожащими пальчиками, а меня прямо накрывает розовыми соплями. Хватаю её руку и переплетаю наши пальцы, чтобы чувствовать, что этот человек мой. Что эта женщина моя. И она теперь не боится моих прикосновений. Смотрит своими зеркалами из серебра, и улыбается сквозь слёзы. Улыбается и плачет, как девочка, которой сделали самый охренительно сопливый подарок. Закусывает губы, а потом медленно подносит наши руки к ним и мягко целует мою ладонь. И это как кадр для смертника, и приговор для меня. Потому что это заставляет чувствовать себя самым счастливым мужиком в этом мире. Это приятно, и настолько интимно, что я наверное все таки соглашусь с Тэ Хваном. Спать с женщиной без чувств, это всё равно что трахать дырку в матрасе.