– Маша! Привет, моя дорогая зазнайка! – Тема появился довольно быстро в обнимку с каким-то парнем. – И ты снова с хмурым лицом. Моя школа. Ну прости, я знаю, ты не любишь все это, но я не мог не позвать тебя.

– Ты же знаешь, я бы не обиделась.

– Ага, все вы, девчонки, так говорите, а потом игнорите неделю. Я не куплюсь на эти ваши уловки, мадам. – Тема аккуратно чмокнул Машу в щечку. – Но слушай. Ты сможешь найти себе здесь достойную компанию. О, Вера. Иди-ка сюда.

Вера, высокая девушка с бледным безразличным лицом, остановилась и посмотрела на них.

– Знакомься, это Маша. Мой лучший друг, – Гордо, наигранно насупив брови, сказал Тема. – Понятие «подруга» она не признает.

– Ага, и я постоянно забываю, где у тебя бар, – бросила Маша, внимательно глядя по сторонам. – Тем?

Тема, упав в бездну небытия, сосредоточенно рассматривая ее мерцающие локоны, открыто игнорировал вопрос.

– Так, понятно. – Маша похлопала его по лицу. Тема медленно поднял на нее глаза и блаженно улыбнулся.

– Маш, я так тебя люблю. Ты знаешь?

– Знаю-знаю, дорогой, я тоже тебя люблю. – Она усадила его на софу. – Ему нужна сладкая газировка, желательно ледяная. Кто-нибудь может принести?

Никто не шевельнулся, лица сохраняли невменяемость. Маша спокойно выдохнула и, оставив большого друга в том же положении, направилась на кухню. В мутном воздушном пространстве повисла атмосфера интеллектуального спада, и ей захотелось как можно быстрее смыться.

– Опа, какие люди. Мария. – Маша сразу узнала его голос. Она обернулась.

– Леня, – в ее голосе проскользнула нотка иронии, – привет.

– Как ваше ничего? Выглядишь ниче так. – Он смотрел на нее сквозь пелену стеклянных глаз, покачивая корпусом из стороны в сторону, словно он маятник. Из всей толпы его выделяла безупречная фигура греческого бога и совершенно тупой взгляд. Бывает глупый – тут еще есть надежда на избавление, но тупой взгляд – ему уже ничего не поможет.

– Спасибо, у меня все замечательно.

Леня приблизился к ней, залив ее волной дешевого одеколона. Маша посмотрела на его спортивные штаны, мятую футболку и едва заметную щетину на лице, и ее чуть не стошнило.

– А че ты не спросишь, как у меня дела? – выдал он, с трудом сдерживая икоту.

– Мне не интересно, – ответила Маша простодушно. В ней ничего не изменилось. Ни поза, ни голос.

– Чего?

– Мне не интересно, Леня. Поэтому и не спрашиваю. Все просто.

– А ты грубая, – сказал он, опершись рукой в стену за ее спиной. – Это сексуально.

– Я честная, не путай. И убери руку.

Он по-идиотски хохотнул.

– Не хочу.

Она не стала ждать. У женщин, рожденных ласковыми и нежными – а это все, без исключения, – но которым по распоряжению судьбы выпала доля идти через цветущий сад детства под руку с черствым и грубым отцом, со временем вырабатывается навык становиться хладнокровной сукой.

Грубовато, конечно. Но для них это броня, которая защищает от придурков вроде Лени, от смазливых пустозвонных признаний в вечной любви и прочих вмешательств в их личное пространство. Они не виноваты в своей наивности, потому что в неискаженном здоровом сознании мир безопасен и открыт. Но из-за вот таких вот полоумных отморозков хрупкие женские создания терпят полное поражение своих грез, и с этим приходится что-то делать.

Маша, понимая, что подобные инциденты не заслуживают потраченных из-за них нервов, аккуратно обхватила его кисть, упирающуюся в стену над ее головой, и резким движением дернула руку вниз. Леня чуть было не упал прямо на нее, весь перекрутился, как будто его только что разбудили. Его всего перекосило, он явно не ожидал, что в таких хрупких на вид руках может быть столько силы. Он сделал шаг назад. Маша сохраняла невозмутимость. Так бывает, когда человек, повзрослев, начинает осознавать, что есть в этом мире изъяны, которые нужно просто игнорировать, ибо бороться в одиночку с ними бесполезно.

– Не мешай мне больше, Лень, ладно? Меня там друг ждет.

Полное отсутствие иронии и сарказма. Никаких эмоций. Правильно говорят – нет ничего страшнее, чем равнодушие женщины. Это говорит о какой-то безжалостности, что ли. Леня разочарованно покачал головой и, уходя, выдал:

– Чокнутая.

Маша улыбнулась комплименту и, по-хозяйски взяв пару охлажденных бутылок колы, направилась к Теме.

Как отличить зрелую психику от незрелой? Такие инциденты не задерживаются в памяти и сразу попадают в тот отсек, куда подсознание прячет весь мусор вроде нравоучения нелюбимых учителей и замечаний неудачников.

Вдруг ее внимательный взгляд притянуло светло-голубое пятно, растекшееся по благородному бархату дивана. Она не сразу поняла, что пятно это – человек.

– А это кто? – спросила она позже у Веры, параллельно спаивая ледяной колой Тему. Та выдала пьяный смешок.

– Робби-девственник.

– Чего? Робби? – Маша нахмурилась. – Он нерусский, что ли? – спросила она с некоторой надеждой.

– Русский вроде. А что?

– Первый раз его вижу. Тема ведь обычно чужих не приглашает, поэтому спрашиваю.

– В смысле чужих? Они лучшие друзья с начальной школы, насколько я помню. И у этого Робби так-то сегодня день рождения.

– Серьезно? – Маша снова посмотрела на парня в голубом жакете. Нет, она видит его первый раз. – А кто он, откуда, знаешь?

– Знаю, что Алина с ним нормально общается. У них родители дружат. Не сказать, что они прям уж так хорошо ладят, но общаются давно. – Вера говорила, растягивая звуки. Прикрытые веки и жутко бледное лицо напомнили Маше какого-то персонажа из мультика про эльфов. – Я с ним время общалась. Он необычный. Как попугай. – Она допила виски. – И танцует классно. Но только когда пьяный. Я думала, ты знакома с ним. Они ведь лучшие друзья.

– Да-да, ты уже говорила.

Маша слегка наклонила голову и с осторожным любопытством начала изучать лицо парня в голубом жакете. Черные кудри падали на лоб, закрывая собой светло-серую повязку. Она стояла далеко, но смогла разглядеть его лицо, которое показалось ей красивым без тени женственности. Маша отметила, что из всех присутствующих здесь мужских лиц только его лицо внушало ей доверие. Но это было мимолетное ощущение, которое растаяло, как только чужой голос вторгся своим бесформенным телом в ее мысли. Это был Марк.

– О, Машулькин пришел. Как ты тут? Соскучилась по мне?

«Да что ж такое. Что с ними сегодня? Или это просто модно – имитировать заинтересованность?» Маша вежливо улыбнулась вместо ответа.

Марк хищнически разглядывал ее ключицы.

– Вер, там, кажется, алкоголь кончился.

– Где?

– Ну там, на кухне. Не посмотришь?

– Нет. Я уже ухожу. Завтра вставать рано. Тебе, кстати, тоже. – Вера небрежно ткнула Марка пальцем в мягкое плечо. Потом повернулась лицом к залу, будто желая попрощаться с кем-то взглядом или просто посмотреть еще разок. Маша заметила это.

– Я завтра не пойду в универ. В обед уезжаю в Москву. – Он развел руками. – Машулькин, покурить не хочешь?

Маша кивнула, еще раз посмотрев на спящее лицо. Он сидел все там же, но уже в другой позе. Какая-то тревога навалилась на нее. Так старшая сестра беспокоится за младшего брата. Давно она такого не испытывала. Маша осмотрела окружающих его людей, степень их вменяемости и осталась недовольна наблюдением. «Будет странно, если я подойду к нему и заберу его с собой. Тем более я его даже не знаю, вижу впервые, что за сантименты? Но у него такое лицо…»

Она резко повернулась к Марку и холодно бросила:

– Пошли.

Они вышли на лестничную клетку, а через нее на открытый балкон, соединяющий лестницы. Холодный ветер завывал внизу, то поднимая пыль, то с силой швыряя ее на тротуары. Небо смешало в себе все цвета городской ночи – и бронзово-оранжевые лучи фонарей, и темно-фиолетовые просторы вселенской мглы, и серо-черные тучи дыма, пара и пыли. Кое-где еще было заметно сонное движение машин, преследующих цель, навсегда скрытую от пешеходов. Маша смотрела на город, опираясь голыми руками о ледяные металлические перила, удерживающие ее на огромной высоте от падения на холодную землю. Ей нравилось наблюдать за ночной жизнью Питера и думать, что вот тот бродяга – это будущий великий поэт, сегодня поглощенный болью и страданием, даже не подозревающий, что завтра его рифмы станут триумфом. Марк все это время наблюдал за ней. К тому моменту, как она достала первую сигарету, он докуривал вторую.