– Новую жизнь… Сможем выяснить, когда именно она получила эти новые документы? – Анатолий в упор посмотрел на шефа.

– Здесь действовать нужно очень осторожно. Официальный запрос посылать нельзя, а то можем вляпаться по самые некуда…

– Думаешь, ее к нам наблюдателем приставили? – Анатолий Лазарев позволил себе усмехнуться.

– Наблюдателем или шпионом, к нам или к тебе лично, суть не в этом. Действовать нужно скрытно и лучше чужими руками, – синьор Луиджи Моретти задумался.

– Согласен. Если наши действия засекут те, кто заменил ей личность и прислал сюда, то можем и сами пострадать и ее подставить, – усмехнулся Анатолий.

– Вот-вот, сначала нужно выяснить в чем она замешана, – Луиджи Моретти на минуту прикрыл глаза и чуть скривил губы, – Борис Орлов чем сейчас занят?

– Наверное трудится над своими изобретениями в исследовательских лабораториях графа Сергея Плюмина. Хочешь его пригласить развлечься? – некоторое удивление на миг отразилось в синих глазах Анатолия Лазарева.

– Думаю, в этой ситуации он как никто другой нам подойдет, – синьор Луиджи Моретти заговорщицки понизил голос.

– Тогда тебе придется отпустить меня еще на пару дней слетать во Францию. Не думаю, что стоит по телефону рассказывать Борису Орлову о наших проблемах.

– Хорошо, так и сделаем. А заодно проверишь там данные об убийствах и кражах, в которых подозревался Ахилл. Это тот, кто стрелял в тебя на дороге в Рим. Наши ребята смогли выяснить, что он приехал в Италию из Франции прямо накануне покушения, – оживился Луиджи Моретти.

– Идет, так мы сможем дать официальную версию моей поездки во Францию. Да мне и самому интересно докопаться, кто же нанял этого Ахилла отнять у меня жизнь, – Лазарев удовлетворенно кивнул.

– Что-то мне все это не нравится. Есть догадки зачем у тебя на вилле прослушку поставили? – синьор Моретти подвинул один из листов к Анатолию.

– Наверное Паола меня ревнует и в свое отсутствие желала убедиться, что я ей не изменяю, – Анатолий театрально развел руками.

– Лазарев, я ведь серьезно тебя спрашиваю. Все жучки американские, нового поколения, поставлены очень профессионально, – Луиджи Моретти указал карандашом на несколько строк на листе.

– Тогда может быть они предназначены не мне, а Паоле?

– Возможно, – синьор Моретти слегка нахмурился, – ведь если бы ты погиб или попал в больницу, то ей бы тут же сообщили, и она бы срочно вернулась в Италию.

– Что можно услышать такого интересного на моей вилле, чтобы нанять убийцу?

– Возможно, цель была не убить, а лишь вывести из строя, уложить тебя на больничную койку? Кювет, где произошел инцидент, не настолько опасный, чтобы, попав в него, ты мог погибнуть. Напавший мертв только потому, что его застрелили, – синьор Луиджи Моретти снова пристально посмотрел на Лазарева.

– Честно скажу, я тоже об этом думал. Только в этом случае не понятны действия мотоциклиста.

– Ладно, давай нароем новые данные, тогда еще поразмыслим.

Зима в центральной части России это не шутки, это вам не Европа, согретая Гольфстримом. Снег, холод, промозглый ветер захватывают обширную территорию в свои ледяные чары еще в октябре и не дают продохнуть и отогреться аж до апреля. Люди давно привыкли и не придают жутким морозам, шквальным ветрам особого значения. Да и что они могут сделать? Они привыкли, они приспособились…

Леночка спокойно наблюдала как Нелли одевает ее. Нет, она не сопротивлялась, не звала на помощь, даже не пыталась умолять эту женщину, она только спокойно наблюдала.

Нелли взглянула в глаза ребенка и ее как током прошибло. Дыхание перехватило. Она увидела гордый вызов, презрение в бесцветных в этот момент глазах. Бледное личико, обрамленное прядями волос, казалось лишь светлым пятном, которое неминуемо надвигалось на нее, затягивало, не давало пошевелиться и вздохнуть. Нелли испытала немую жуткость. Она с усилием отвела взгляд, тряхнула головой и потерла виски пальцами, ставшими вмиг ледяными. Окончательно сознание ей вернул тихий шепот рядом:

– А вдруг она сможет до дома дойти? – Виктор дохнул перегаром и икнул.

Глаза Нелли сверкнули злобой:

– Хм, дай мне вон тот платок. Я ей ноги свяжу. А потом можно будет сказать, что мы для тепла ее обвязали.

– Это же платок матери, – Виктор выпятил толстую губу, демонстрируя протест.

– И что теперь? Когда девицу найдут и платок вернем, – Нелли злобно взглянула на Леночку. Ее тонкие губы перекосило в нервной усмешке.

И снова Нелли стало не по себе от гордого движения головы и прямого признака досады в пристальном взгляде. Нелли почему-то вспомнила тигра, угрюмо взирающего на людей из-за ограды. Она поторопила мужа:

– Ну все, иди. Давай я тебе санки вынесу, а ты девицу бери.

– Вот почему ты всегда права? – хмыкнул Виктор и взял Леночку на руки.

– Да потому, что ты всегда неправ! – пробурчала Нелли.

Парочка спустилась по лестнице и вышла из подъезда на улицу. Мороз крепчал, а порывистый ветер тут же обжог лицо.

– Ну и холод сегодня, – Виктор покосился на жену. – Может ну его, не пойду сегодня. Уж очень холодно.

– Да ты что! Вот как раз и надо идти сейчас. А под утро еще и снегопад обещали. Сажай ее на санки. Иди вот с этой стороны дома, там пустырь тянется до соседнего микрорайона. Тропинка по снегу протоптана, но в такое вечернее время вряд ли кто по ней пойдет.

Виктор нехотя побрел по хрустящему снегу. Остановился, еще раз жалобно глянул на жену, но та ему только замахала рукой в сторону пустыря.

От порывов ветра и сильного мороза слезились глаза. Леночка попыталась прикрыть их рукой в варежке. Стало немного лучше. Ущербный месяц посеребрил простирающиеся во все стороны сугробы. Вдалеке виднелись пятиэтажные дома, напоминавшие коробки, а с другой стороны, протянулась цепочка далеких, желтых огоньков. Ветер тянул полоски поземки, гоня снежинки с места на место, как будто не мог решить, где же их оставить. Хруст под ногами, обутыми в валенки, прекратился. Виктор начал озираться и решив, что достаточно отошел от дома, сбросил ребенка в сугроб. Затем, не оборачиваясь, быстро пошел в сторону цепочки огоньков, везя за собой пустые санки.

Леночка упала лицом в снег и почувствовала, как холод обжог лицо. Кое-как она смогла сесть и осмотрелась. Темнота была не плотная пугающая, а скорее пронзительно-тревожная. Ледяной ветер суетливо перегонял снежную пыль, пробирался за шиворот пальто, пощипывал за озябшие коленки сквозь шерстяные штаны. Зато яркий кусочек луны исправно нес свою службу и освещал округу голубовато-серебристым светом.

Леночка попыталась встать, но это ей не удалось. Некоторое время она копошилась в снегу, пытаясь развязать платок, стянувший ноги, но узлы были плотно затянуты. Девочка еще раз осмотрелась и решила ползти в сторону ближнего жилого дома. Но это удавалось с большим трудом, и ее усилия практически не увенчались успехом. Леночка поудобнее уселась в сугробе и прикрыла глаза. Она замерзала, медленно и неотвратимо. Все тело сковало льдом, и лишь внутри из последних сил глухо и размеренно, сжимаясь от боли, продолжало биться непокорное сердце. Оно пыталось согреть, из последних сил, маленькое тельце, уже скованное морозом. Леночка попыталась пошевелиться, но лишенные чувствительности руки и ноги уже перестали реагировать. Девочке казалось, что ее Душа тоже покрылась тонким налетом прекрасных ледяных узоров, но она еще жива. И именно продрогшая Душа не дает ей окончательно замерзнуть.

«Выжить… нужно обязательно выжить», – мысли звенели от холода, но ледяные объятья слишком цепкие, а сил все меньше и меньше.

Жизнь уходила по капле с каждым вздохом. И не было никого, кто бы подал руку, согрел, придал сил чтобы удержать ускользающую с ледяным ветром жизнь. Вот уже и сердце едва трепещет, глаза не хотят больше открываться, и нет ни холода, ни боли, ни страха…