И звуки голоса эти были неправильными. Словно бы сразу несколько женщин одновременно говорили те слова, что желала произнести Броня.
Странности с речью и дыханием оказались не единственными. Девушка успела отметить у себя наличие ряда нервных тиков: подёргивающуюся голову, дрожь в безымянном пальце и мизинце, полное отсутствие возможности двигаться плавно, а не резкими движениями с характерной “пьяной” инерцией. Это не говоря о том, что с губ некромагички то и дело срывался шёпот: иногда девушка против воли озвучивала свои мысли, иногда — какие-то воспоминания, а пару раз сказанное оказывалось окончательно лишено какого-либо контекста.
Как сейчас, например.
— Мы должны бежать… забрать детей и бежать…
Следом за столь тревожной фразой прозвучал нервный чересчур высокий смешок. И прозвучал он настолько неуместно и нелепо, что Броня не сдержалась и продолжила смеяться уже сравнительно осознанно.
— И-ти-ти-ти-ти… и-и-и-и-ити-ти-ти-ти…
Следующая дверь с отворилась с громким не то щелчком, не то хрустом, возвещающим о том, что замок не выдержал давления. При этом девушка даже не почувствовала со стороны последнего хоть какого-то минимального сопротивления, осознав факт его существования уже опосля.
Распахнув створку некромагичка буквально ввалилась в следующий вагон, где стала свидетельницей весьма занимательной картины: средь тел разной степени комплектности, она увидела живую безногую юную слечну, что тщетно пыталась утянуть себе за спину плачущую девчушку лет девяти.
— Нет… уйди! Уйди! — кричала малышка, не видя пред собой ничего.
Ребёнок отчаянно сопротивлялся попыткам безногой оттеснить её в сторону и довольно твёрдо стоял на своём, широко расставив руки в стороны, словно бы это могло на что-то повлиять.
— Сверху! — искалеченная девушка отреагировала на появление Брони в вагоне с изрядным запозданием. — Засада!
Самое смешное, что Лешая и без сопливых отлично знала про засаду, но по какой-то причине её сбоящему мозгу было важней поумиляться трогательной заботе ребёнка о старшей… родственнице? Подруге? Да кому какая разница? Это так прекрасно! Они такие няшки!
Это откровенно неадекватное поведение некромагички позволило чудовищу безнаказанно срыгнуть ей на голову добрых литра три кислоты, не меньше. Наверное, зверюга оказалась изрядно ошарашена, когда жертва не пожелала с быстро утихающими воплями боли превращаться в серо-розовую тошнотворно выглядящую кашицу с комочками недорастворившихся костей, а лишь отвела в сторону руку с пистолетом, защищая деревянное оружие от агрессивной среды.
Спустя секунду Броня обновила зачарование на пистолете и, сделав шаг вглубь вагона, развернулась и в упор выпустила три шипа в пасть мутанту, после чего уверенным движением ленты обхватила недоумевающего таракано-богомола за торс и стащила его вниз, полностью игнорируя его сопротивление: нельзя сказать, что тварь держалась некрепко, ведь в девушке так и не удалось отцепить её от стен — это металл с противным скрипом поддался и разошёлся, словно бы сцепленный дрянными нитками шов на низкокачественной одежде.
— Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, — шептала девушка какую-то совершенно нерелевантную данной ситуации чушь. — Ибо я — самая злая тварь в этой долине.
Всё это казалось Лешей донельзя знакомым. Она словно бы уже пребывала в подобном состоянии. В смысле, помимо того случая на балу, когда телом безраздельно властвовало хтоническое божество. Из неведомых глубин рождалась искажённая оценка ситуации, словно бы разум Брони насильно натянули на чужое подсознание: результат работы интеллекта попросту не совпадал с чувствами.
К примеру, инстинкт говорил, что некромагичке дано раздавить таракано-богомола, просто наступив на него, хотя ничто из опыта девушки не указывало на то, что такая затея может окончиться именно так, как она ожидала: даже случай с вырванным чуть ранее замком оказался недостаточно убедительны — ведь для того, чтобы проломить броню чудовища мало было обладать сверхсилой, требовалось либо иметь возможность упереться в потолок, либо же весить, хотя бы как небольшой слон.
Но несмотря на все выкладки разума, девичья ножка без труда продавила хитин, точно бы тот был не прочней тончайшего пластика. Подсознание оказалось право, а сознание ошиблось.
— Словно мезальянс между телом и душой, — пробормотала себе под нос Броня. — Могут это быть воспоминания о Коваче?
Она обернулась в сторону спасённых и улыбнулась. Улыбнулась довольно. Широко. Словно бы те двое могли это видеть.
— Красота-то какая… ляпота…
Ствол пистолета смотрел на девочку, а та так и не покинула своего поста: лишь зажмурилась и отвернулась. Кажется, даже задержала дыхание.
Повинуясь приказу скобы пускового крючка, шип покинул насиженное место и устремился в недолгий полёт, по результатам которого дитя получило исцеляющий контур. Не то, чтобы Броня видела причины, по которым ребёнок нуждался бы в подобном, но некромагичка сейчас не могла быть до конца уверена в том, что объективная реальность существует именно в том виде, в котором доступна взору её синих глаз.
Следующий шип вонзился в тело защищаемой малышкой девушки. У той уже даже сил не оставалось, чтобы испуганно вскрикнуть.
Ещё два достались телам, не проявляющим никаких признаков функционирования. А затем у Брони закончились патроны. Лешая несколько раз перепроверила свои запасы, но мироздание оставалось неумолимо: больше магазинов с шипами не имелось.
— Нет… нет… нет… нет… нет-нет-нет! — затараторила некромагичка, хватаясь за голову, словно бы это могло спасти черепушку от взрыва, что должен был расплескать кипящие от мыслей и переживаний мозги по округе. — И-ти-ти-ти, нет!
Нервный смешок сорвался с губ, и был он столь же неуместен, как и большая часть того, что говорила и делала Броня в последние несколько минут.
— Никто не умрёт…
Белая рябь вновь начала подступать, словно бы намереваясь скрыть от некромагички весь мир, полный разочарования и боли. Визуальное воплощение отчаяния, что собиралось поглотить Лешую с головой, утопить её и даровать освободившееся тело другой сущности.
— Ой… ножки! У тебя снова есть ножки, Ольгерка!
Бодрый детский крик оказал попросту волшебный эффект. Звуки голоса малышки словно волны чистейшей воды смыли мерзкие белёсые пятна с сетчатки глаза, очистили душу от отчаяния. Вид девочки, что радостно обнимала старшую товарку, хохоча и выкрикивая очевидные вещи, пока та в ответ лишь недоумённо прижимала к себе это шумное создание, вернул Броне ясность мысли.
Ту самую, что позволяла вновь вернуться к формулам.
— Мой контур создания псевдоплоти завязана на коэффициенты дерева, — бормотала некромагичка. — Плоть имеет коэффициент единица, что недостаточно… но разве тут нет бесполезной туши, которую я могу преобразовать? И-ти-ти? Конечно есть…
Лешая развернулась к мутанту и злобно пнула его.
— Вставай! Тебя ждут великие дела! — синеглазка тут же начала стаскивать с руки корсиканский браслет, совершенно игнорируя тот факт, что следовало бы сначала ослабить давление рёбер, а затем и вовсе — расстегнуть его. — И-ти-ти! Думал нас сожрать? Мы сами сожрём тебя! Ты знал, что у пальцев вкус, как у пальцев? Я вот не догадывалась!
Последнюю фразу Броня сказала в тот момент, когда наконец стянула с предплечья магический атрибут, причём вместе с кожей и кусками мышц, да ещё и вырвав большой палец из сустава. Однако все эти повреждения, казалось, совсем не волновали синеглазку. Словно бы она травмировала кого-то другого, а не себя. При этом было бы ложью сказать, что боли девушка не испытывала. Отнюдь.
Просто её сказанное выше действительно волновало куда как меньше, чем та единственная цель, что являлась путеводной звездой для разума некромагички.
— Левая забирает, правая — отдаёт, — свежая боль повреждённой руки использовалась Лешей, чтобы преобразовать предплечье. — Я заберу у тебя всё! Всё, что ты любишь и ненавидишь! Я пожру твою душу! Феня-феня-фенярир! Солнце!!!