— Почему?

— Это личное.

Грохот, с которым ударился о дверцы шкафа отброшенный Даркеном стул, заставил коронера дёрнуться, а Лукана подобраться и вытянуться по струнке, но пан Праведный, у которого было куда больше поводов опасаться гнева некромага, вновь продемонстрировал завидное спокойствие.

— Для меня тоже! — наследник рода Маллоев никогда не был склонен недооценивать тот эффект, что создавали резкие переходы от дружелюбия к агрессии. — Ты думаешь ты один тут с Морте Сантой лобызался? Какая-то курва посмела покуситься на мою безопасность, и я не остановлюсь ни перед чем, чтобы найти её.

Сероглазый блондин сделал пару шагов к кушетке и многозначительно склонился над собеседником, приблизившись к его голове так близко, что каждый выдох заставлял волосы на голове допрашиваемого, как те, что цвета ночи, так и те, что были ближе к рыжине осенней листвы, трепетать.

— Ни. Перед. Чем, — тихо, но внятно и с нажимом продолжил Дарк. — Я ясно выражаюсь? Я тут не собираюсь играть с вами в фантики, пан Праведный. Я задаю вопросы и получаю ответы. Если вы что-то пытаетесь скрыть, я записываю вас в подозреваемые и пытаю с особым пристрастием. Не надейтесь на защиту Лешей: она мой вассал, и мы с ней уж как-нибудь договоримся о судьбе секретничающей челяди.

И только сейчас Мец дрогнул. Лишь когда нависший над ним дворянин назвал прозвище Глашек. Это было лёгкое движение, почти незаметное. Не следи “номер один” так внимательно за допрашиваемым, он бы, право слово, скорей всего упустил бы данную реакцию.

Вот только Дарк не мог понять, о чём ему говорит эффект, коий производило на собеседника упоминание того имени, под которым главная зануда УСиМ была известна в культе. Сын ректора был в курсе, что Бронька умеет пугать. Он сам её совсем недавно присмотрел на должность палача именно по этим причинам. Другой вопрос, что вся деятельность кружка по интересам, что восхвалял синеглазую занудку, как Лешую, была конструктивной. По крайней мере, насколько “номеру один” было известно, эта религиозная организация работала по схеме, близкой к благотворительно-волонтёрской.

Хотя, вот сама Глашек то и дело неожиданно появлялась рядом с распустившимися за время правления Сковронского коррупционерами, и карала их. По крайней мере простая челядь попадала под горячую руку Брони чрезвычайно редко.

Наконец, Мец поднял голову. Карие девичьи глаза смотрели прямо в серые глаза Дарка.

— Это личное. Я поссорился с друзьями. Из-за мелочи. Мне не понравилось, как наш неформальный лидер отзывался о выдуманном персонаже литературного цикла, а остальные его поддержали. Я оказался в меньшинстве, а потому чувствовал себя преданным и разбитым. Хотелось просто идти, куда глаза глядят. Возможно, подраться. Спустить пар.

Допрашиваемый говорил спокойно, сдержанно. Каждое произнесённое слово казалось очень выверенным.

Даркен не верил, что такой человек мог испытывать столь сильные эмоции из-за какого-то нелепого спора о несуществующем персонаже. Но знал, что такие люди бывают.

— Что ты делал в подвале? — задал дворянин следующий вопрос.

— Мне не хотелось валяться на улице, корчась от боли. Я посчитал, что будет лучше провести это время подальше от человеческих глаз, чтобы не позорить свою семью, о которой злые языки скажут, что они вырастили сына-алкоголика.

— Что означает граффити с гарпией?

— Я не знаю. Просто выглядит круто. Внушительно.

Губ некромага коснулась усмешка.

— И ты, весь больной насквозь, на границе гибели, решил просто намалевать на бетоне крутой рисуночек?

— Творчество помогает отвлечься, — ответил Мец. — Интерес к хокку я потерял, когда богемийский стал моим родным языком, а западная поэзия мне не близка. Граффити обладает определённой эстетикой, схожей с каллиграфией. Мне нравится погружаться в процесс. Я изучаю чужие тэги и эмблемы, как новые иероглифы.

— То есть, твоя версия происходящих событий: шёл по улице, поскользнулся, потерял сознание, очнулся — гипс? — серые очи Дарка опасно прищурились.

— Нет гипса, — ответил допрашиваемый. — Я шёл по улице, почувствовал себя плохо, подумал, что скоро потеряю сознание и спрятался в подвале, где попытался отвлечься от своего состояния, погрузившись в граффити. Как потерял сознание, уже не помню, а очнулся здесь, в морге, в теле девы.

— Ладно!

“Номер один” внезапно расплылся в широкой улыбке и зажмурился.

— Звучит правдоподобно. Я в это верю. Ладно, пойду узнаю чего это там мой горячий шоколад задерживается, — дворянин выпрямился и бодро щёлкнул рядом с ухом пальцами и выставил перед собой согнутую в локте руку. — Букль, двигай со мной, ты же любишь шокозяву!

В следующую секунду лицо Меца превратилось в каменную маску, а тело мелко задрожало: это неясыть, прежде чем вспорхнуть на подготовленную хозяином импровизированную жердь, на секунду задержался на плечах допрашиваемого, вцепившись в них своими острыми когтями.

— И вы пейте свой кофий, пан Праведный! — дождавшись совёнка, дворянин развернулся к выходу и махнул на прощание рукой. — Не брезгуйте им! Напиток поможет вам быстрей ощутить себя живой молодой и красивой слечной, коией вы сейчас и являетесь!

2.

Дарк чувствовал некоторое раздражение из-за невозможности полностью сконцентрироваться на поглощении горячего шоколада. Наверное, сказывалось время недосыпа, особенно критичное в случае восстановления из столь малого количества останков, как один безымянный палец.

Он в целом чувствовал себя паршиво. Настолько, что за последние несколько минут, что молодой человек стоял с пластиковым стаканчиком в руке, прислонившись к стене в паре метров от кофе-автомата, он сделал раз в пять меньше глотков, чем бодренький Букль, что сидя на предплечье хозяина, то и дело опускал клюв к тёмной, с белыми разводами пенки, жиже.

Однако Даркен понимал, что ему требуется демонстрировать бодрость. Да и грешно ругаться на Лукана, который не унимался именно оттого, что всеми силами хотел помочь.

— Да врёт он! Врёт, курва! — сын нувориша ходил пред носом сюзерена взад-вперёд, словно запертый в клетке лев. — Он знает куда больше, чем говорит. Я уверен.

— И я уверен, — спокойно ответил “номер один”. — Скажи лучше, есть что интересного по имени Мец Праведный.

— Абсолютно ничего, — мотнул головой собеседник. — Обычная челядь. Не чиновник. Не силовик. Нашего возраста, из многодетной семьи. Отец у него тот ещё люмпен, но, вроде как, не сильно беспокоит окружающих. Предположительно этнические ирландцы. О семье Праведных сказать нечего, кроме того, что они все бедные и рыжие.

— Шика-а-арно, — Даркен неторопливо пригубил уже начавший остывать шоколад. — У меня уже есть в коллекции повёрнутая зануда-отличница из рода простолюдинов, а теперь я встретился с представителем бедного рыжего семейства. Слушай, Лук, у тебя имеются знакомые очкарики-сироты? Молнию на лбу я могу и сам обеспечить.

— Всё шутки шутишь? — пан Кучера перестал метаться из стороны в сторону и замер на месте, уперев руки в боки. — А я думал, что ты хочешь узнать, кто тебя убил.

— Хочу, — спокойно кивнул “номер один”. — И даже узнаю. Слушай, тебе, как новенькому в команде главгероя, полагается восхищаться моей крутостью, а не учить дедушку кашлять. Здесь весь вопрос не в том, что подозреваемый лжёт, а в том, как докопаться до истины.

— Я не буду оригинален: пытки. Тем более, что оживлённое тело так удачно оказалось женским.

Даркен и Букль разом вцепились в Лукана подозрительными взглядами.

— Вот так откровения! — воскликнул “номер один”. — Так ты у нас, оказывается, поклонник грязного жёсткого соития?

— Сказал тот, кто по уши влюбился в девицу, предпочитавшую самый мальчуковый стиль одежды из всех возможных, — усмехнулся собеседник.

— Справедливо, — небрежно пожал плечами Дарк и, поднеся к губам пластиковый стаканчик, перевёл взгляд на вышедшего из-за угла Гало, что сжимал в руке азиатский бамбуковый меч. — Йо, Ллорко! Смотрю, ты решил сменить вооружение.