– Капитан, у нас совпадение! – послышался голос Шульгина.

Все повернулись к нему.

– Выкладывайте! – то ли попросил, то ли потребовал нетерпеливый Лесников.

– Двое убитых с приметами в точности, как у наших «Нойманнов». В Петродворце и возле Лавры. Найдены два и четыре часа назад соответственно. Ни один из них – не настоящий Нойманн. Похоже, их осталось всего двое, коллеги…

– Один, – негромко сказал Тарас, только что повесивший трубку телефона. – Наши говорят, что под Выборгом финны нашли в мусорном баке одежду одного из наших «Нойманнов». Всю в крови…

Повисла короткая пауза. И тут Денис Лесников, покопавшись в своих записях, выхватил листок и воскликнул:

– Фургон!

И, увидев незаданный вопрос в глазах коллег, уточнил:

– В порту вчера и сегодня «ничего не происходило», со слов городовых. Но они рассказали мне, как анекдотец, что вчера им пожаловались на фургон несуществующей фирмы, виденный аккурат на портовой на парковке. У него на стенках и название было – что-то про чистку помещений, – и телефон. По нему-то один из обывателей и решил позвонить, как раз нужна ему эта чистка была. А такого номера, говорят ему, нет. И он, главное дело, дотошный попался, и даже припомнил, как какие-то люди грузили в этот самый фургон большие сумки. Ну и пожаловался городовым на всё сразу. А те записали, конечно, да потом, как тот ушёл, только у виска покрутили. А мне сказали – смешно, мол, человек неверно номер запомнил, а уже жалуется…

От того, как внезапно стала складываться головоломка, все снова замолчали на секунду, переваривая информацию. Слишком много совпадений – уже закономерность. Везти Нойманна через столицу, где на каждом втором перекрёстке по городовому стоит, да ещё и ночью – плохая идея. А это значит одно.

– Это наш шанс! – первым опомнился Юра. – Если Нойманн ещё в Петрограде, то он должен отыскаться в порту! Если найдём здания в районе порта, где можно спрятать заложника без риска привлечь внимание, то, быть может, найдём и его. Все, кроме Дениса – давайте к нам с Тишкевичем, корпеть над картой. Денис – на тебе приметы фургона. За работу!

Стены небольшой, плохо освещённой комнаты были ободраны. Роскошные когда-то тёмно-серые обои висели лоскутами, обнажая старые, ещё имперских времён слои с причудливыми, хоть и поблёкшими узорами. На уцелевших фрагментах под тусклым светом наспех прикрученной под потолком лампы темнели пятна от висевших там некогда картин.

Посередине комнаты на обломке кирпича вместо одной из ножек стояло старое бюро. За ним на прескрипучем деревянном стуле сидел человек с лицом то ли профессионального наёмника, то ли головореза. Перед столом стояли ещё двое таких же, и один из них докладывал:

– Он всё ещё молчит, командир!

– Кто с ним беседовал?

– Натолий. Он сейчас там, в гостевой зале.

– Я надеюсь, вы янки не повредили? Ему ещё перед камерами с концессией прощаться…

– Всё в лучшем виде, командир! Цел и невредим! Только молчит… Может его… того… всё же прижать маленько? А то как разговорить-то?

– Да, придётся, – командир задумчиво почесал седоватую бороду. – Самое время уже мне самому с ним эту концессию обсудить! – и он хищно ухмыльнулся.

Бойцы и сам командир загоготали шутке. Никто из них не видел, как в этот миг сквозь входную дверь скользнула тень.

Глухо щёлкнули один за другим два выстрела – и двое, стоявшие перед столом, забрызгав старшего кровью, повалились на пол.

Командир же, вскочил, отшвырнув стул, и схватил со стола пистолет… лишь для того, чтобы, вскрикнув, выронить его и вцепиться в свою окровавленную кисть.

– Я бы на вашем месте не двигался, – послышался голос из тени в дальнем углу комнаты.

Оттуда к столу вышел невысокий, но очень крепко сложенный человек в тёмно-синем камуфляже. В руке у него был пистолет с глушителем, нацеленный командиру в голову.

– Рад, что Вы нашли Нойманна так скоро. Я бы потратил больше времени, – и он улыбнулся одними губами. Глаза его были холодны, как лёд.

– Кто ты такой?! – командир, напротив, готов был испепелить гостя взглядом.

– Это не так важно, ведь и я не имею чести знать Вашего имени. Но давайте сразу к делу.

Визитёр встал напротив так, чтобы между ним и выжившим оказался стол. Тот, огляделся и, поняв, что его шансы дать отпор скудны, поник и теперь лишь тяжело дышал, глядя исподлобья.

– Ваш боец, охранявший Нойманна, уже больше не с нами. Как и его коллеги, – он кивнул в сторону двоих, лежавших перед столом. – И ещё двое в коридоре этажом ниже. А Вы всё ещё живы лишь потому, что Ваш заокеанский работодатель должен знать: ему придётся оставить Нойманна в покое.

Он сделал паузу, продолжив лишь после того, как командир коротко кивнул.

– И к нему ещё одно сообщение: не след угрожать мне лично. Без ответа я этого не оставлю. Если хоть один волос упадёт с головы кого-то из моей семьи, я отыщу его, где бы он ни был. А допрежь пускай он изучит китайское искусство дегустации медленной смерти. Моё восточное досье несложно проверить.

Невысокий визитёр посмотрел собеседнику прямо в глаза.

– Вы всё запомнили?

– Да… – тот начинал слабеть от кровотечения.

– Хорошо. Вам обработают рану и доставят домой. Но оставлять Вас в сознании я не буду.

Человек вскинул вторую руку, которую он до этого держал у пояса, и в шее у командира кольнуло, а потом пол вдруг ушёл у него из-под ног – и он провалился в вязкую темноту.

Безупречный русский выговор с едва заметным акцентом, но неистребимыми англо-саксонскими интонациями звучал много раз и по радио, и по телевидению, а потому был легко узнаваем.

– Вы меня все… достали! – вещал Корнелиус Нойманн, не стесняясь ни в выражениях, ни в громкости. – Ваше правительство… выкручивает руки!

Эхо средних размеров залы придавало этому голосу особое звучание, будто американец выступал где-нибудь на знатной пресс-конференции перед щелкопёрами или же держал речь перед сотрудниками своей корпорации.

Но собеседник у него был только один. В старомодном котелке и шубе с высоким воротником, он стоял, опёршись на трость, прямо перед креслом, к которому был привязан Нойманн, и спокойно глядел тому в глаза.

– Наше правительство, – отвечал американцу собеседник много тише. – Наше правительство, дорогой Корнелиус, Вы ведь теперь и русский подданный тоже.

– Вы делаете прессинг и заставляете добывать эту треклятую нефть!

– Вот видите, мы государству Российскому, по всему выходит, не враги – чего бы вы себе там ни думали!

– Эти ваши ваши мексиканцы делают прессинг и заставляют не добывать нефть!

– Они не наши, помилуйте! И да, о латиносах не беспокойтесь, друг мой…

– О! Значит, они «латиносы»? Значит, не «бедные угнетённые южане», как называют в прессе? В принадлежащей вам прессе, между прочим.

– Полно, дорогой мой, не путайте нас с нашими газетами! – в голосе собеседника ирония нарастала вровень с паникой в голосе американца.

– Эти латиносы только что обещали меня убить!

– Ну так и они, поверьте мне, смертны…

– Так вот и делайте свою концессию с ними! Трест! M&A! Что хотите! А меня оставьте в покое.

– Нам бы очень хотелось сотрудничать в качестве посредника именно с Вами как с человеком цивилизованным и верным слову. И поэтому, как ни пытайтесь, уклониться от сделки у Вас не выйдет. Вот и Ваш трюк с двойниками был неплох, но, насколько Вы можете судить…

– Но ведь даже если я пойду на сделку, вы же не оставите меня в покое!

– Мы оставим Вас там, где Вам важнее всего быть: в прибыли. Подумайте, господин Нойманн, Вы же ничего не теряете. И да, сотрудничество с нами – всегда долгосрочное. Поверьте, у Вас не будет причин жалеть об этом.

Нойманн глубоко вздохнул и опустил взгляд. После чего сказал:

– Хорошо, положим, ваша взяла… Но у меня будут условия!

– О каких условиях идёт речь, позвольте узнать? – поднял бровь его собеседник.