В эту ночь ему приснился сон. В этом сне была Алтынай, но не на первом плане. На первом плане была Лиза. Их неосуществившаяся мечта. Их дочь. Саша сидел на берегу Убагана, в тени деревьев. На берегу реки были разбросаны редкие рощицы – любимые места отдыха сельчан.

Солнце лупило беспощадно, но Сашу это не беспокоило: деревья давали густую тень, и от реки несло прохладой. Он смотрел на спокойное течение реки и наслаждался тишиной.

Боковым зрением он уловил какое-то движение на поляне. Саша повернул голову. На поляне стояла девочка примерно трех лет. Она была одета в яркое цветное платье. Густые черные волосы были повязаны белой ленточкой.

Девочка стояла сначала неподвижно, глядя на него чуть раскосыми глазами, потом ее отвлекли бабочки, и она, радостно засмеявшись, принялась ловить их руками. Потом она с любопытством посмотрела на стайку птиц, облепивших высокий тополь, потом снова стала смотреть на Сашу.

Он огляделся вокруг. Кроме него никаких взрослых рядом не было.

«Странно! – подумал он. – Откуда тут может быть ребенок? Причем совершенно один».

Он встал и подошел к девочке. Однако расстояние между ними не уменьшилось. Саша сделал еще несколько шагов в сторону девочки и остановился. Ничего не изменилось! Девочка стояла так же шагах в десяти, как и прежде.

– А где твои мама и папа? – спросил Саша. – Почему ты одна?

– Почему одна? – ответила девочка. – Ты же со мной!

– Ну я же чужой дядя! – сказал Саша.

Девочка рассмеялась:

– Почему ты говоришь, что ты чужой дядя? Ты же мой папа!

У Саши побежали мурашки по коже.

– Ну хорошо! – сказал он. – Пусть я твой папа. Но где твоя мама? И как ее зовут?

Она удивленно посмотрела на него и присела, чтобы понюхать цветок.

– Ее зовут Алтынай, и она сейчас должна подойти. Но он сказал, что это зависит от тебя. И она может не прийти сюда, а уйдет к другому папе.

– Кто он? – помертвевшими губами спросил Саша.

– Как кто? – снова удивилась девочка. – Мой ангел! Он еще сказал, что я ваша дочка. Твоя и Алтынай! Но я должна себя хорошо вести, иначе я не смогу попасть к вам, на землю.

– Так тебя Лизой зовут? – еле разжал губы Саша.

– Какой ты смешной, папа! – она потянулась к большому цветку. Ее рука прошла сквозь стебель, не встретив сопротивления. – Ты же сам сказал маме, что меня нужно назвать Лизой! Ой! – воскликнула она и погналась за большой, красивой бабочкой. – Как у вас на земле красиво! – она с восхищением обвела вокруг себя руками. – А там что такое движется? – показала она рукой в сторону Убагана.

– Вода! – сказал Саша. – Это называется река.

– Я хочу посмотреть! – она уже пошла в сторону реки, как вдруг резко остановилась и посмотрела вверх. – Ой! У меня кончилось время! Он зовет меня к себе. Значит, мама не придет, – она опустила голову. – Папа, попроси, пожалуйста, маму. Пусть она не идет к другому папе! Он не хочет девочку! Он хочет мальчика! А тогда я не попаду на землю. Как же у вас тут красиво! – она еще раз восхищенно огляделась вокруг. – Да, папа! – почти прошептала она. – Ангел сказал, что ты больше ни с кем не будешь счастлив, – и, уже полупрозрачная, спросила: – А что такое «ни с кем не будешь счастлив»?

Сильный порыв ветра качнул верхушки деревьев. Лиза исчезла.

Саша стоял и молча смотрел в окно. Было только пять утра. На востоке начинало алеть небо. Первый раз в жизни он видел такое утро: абсолютно пустое, ни ветерка, ни пения птиц, ни шороха листьев. Бессмысленное утро!

Прошла неделя. Саша так же, на автомате, продолжал ходить на работу. Однозначно отвечал на вопросы Олега, Степки, Ленки и других собеседников. Степаныч старался лишний раз не донимать его своими требованиями. Саша молча помогал матери по хозяйству.

Единственное, что изменилось, так это то, что он снова стал слышать пение птиц. До этого все звуки доносились до него как сквозь вату.

Однажды вечером мать убрала посуду после ужина и села напротив Саши. Он, конечно, видел, что она ходит поникшая, с расстроенным лицом. Ему было жалко ее, но пока никаких слов для ее утешения он не находил.

– Что, мам? – устало спросил Саша. – Говори! Я же вижу, что ты давно хочешь мне что-то сказать.

– Я боюсь! – не поднимая глаз от стола, сказала она.

– Что ты боишься?

– За тебя боюсь!

– Зря боишься! – он внимательно стал рассматривать свои пальцы, сжатые в кулак. – Ничего со мной не будет!

– Знаешь, сынок, – она подняла на него измученные глаза, – когда умер твой отец, ты был маленький и ничего не понимал. Перед смертью он часто сидел на том же месте, где сидишь сейчас ты, и смотрел в одну точку. Точно так, как это сейчас делаешь ты.

Саша вопросительно посмотрел на нее:

– При чём здесь это, мам? Я не собираюсь умирать. А у отца была причина так себя вести. Он знал, что умирает от туберкулеза.

– Он умер не от туберкулеза! – глаза матери стали наполняться слезами.

– Как не от туберкулеза? – опешил Саша. – Ты же всегда говорила нам с сестрой, что от туберкулеза! Да и помню я, как врачи опрыскивали чем-то наш дом после похорон. Открытая форма туберкулеза. Очень заразная вещь! Нас всех тогда поставили на учет. Каждые полгода – рентген легких!

Он замолчал, требуя глазами ответа.

– Да! – вздохнула мама. – Всё верно! И про учет, и про рентген. Только из нашего поселка в туберкулезном диспансере, в городе, лежали десять человек. Все с открытой формой туберкулеза. Но умерли всего четверо, в том числе и твой отец. Остальные живут и сейчас. Постоянно подлечиваются, но живут. Врач потом объяснил мне, что твой отец не сопротивлялся болезни. Понимаешь, он сдался этой чертовой болячке! Врач сказал, что он бессилен, если больной не сопротивляется. Никакие лекарства не помогают в таком случае! Я уже тогда понимала, глядя, как он сидит и смотрит в одну точку, что он не жилец. И вот теперь ты! Саша! – она положила свои руки на его сцепленные в кулак пальцы. – На Алтынай жизнь не кончилась! То, что случилось с вами, в жизни бывает! И очень часто. Главное – не ломаться! Не сидеть вот так и не смотреть в одну точку. У тебя еще будут впереди такие ситуации, если не хуже. Ты еще очень молод. Что такое двадцать один год? – она махнула рукой. – Знаешь, какое самое трудное препятствие, которое приходится преодолевать человеку?

Саша грустно улыбнулся: мол, давай, просвети!

– Это он сам! – она горестно покачала головой. – Твой отец не смог преодолеть это препятствие, и умер.

Саша задумчиво посмотрел на нее:

– Мам! Тебе бы психологию преподавать в институте! Как же ты умудрилась всю жизнь просидеть в бухгалтерии на железке? Откуда ты всё это знаешь? Ты уже не первый раз удивляешь меня своими рассуждениями.

– Поживи с мое! Тоже станешь мудрым, как змея!

Они помолчали.

– Я бы еще хотела сказать пару слов об Алтынай. Если ты не против.

Саша кивнул, что не против.

– Мне искренне жаль эту девочку. Она хороший человек! Очень хороший, – мать помолчала. – Но ее ждет незавидная судьба! Жить с нелюбимым человеком – это пытка! У меня с твоим отцом всё было по любви. А вот у моей сестры, – она покачала головой, – всё не так! Не так сел, не так лег, не так сказал, не так ест. Не так, извини, пахнет! А спать с нелюбимым человеком… – она махнула рукой. – Ну, ты понимаешь, о чём я. Пытка вдвойне! Такие женщины очень рано становятся равнодушными к жизни. Они не следят за собой, их толком ничто не интересует. Они рано начинают болеть старческими болезнями. А всё потому, что был в жизни такой женщины парень или мужчина, предназначенный для нее сверху. Но она этого не поняла, или не услышала, или, как Алтынай, не смогла противостоять своей родне. Таких очень много. Если женщина по-настоящему любит, ей всё равно, кто ее любимый: казах, русский, украинец, мусульманин или православный. Ей всё равно, бедный он или богатый, умный он или не очень, какая у него родня. Она просто любит – интуитивно!