«Это же боевая конница среднего жуза!» – похолодел Саша.

Конница увеличила скорость с флангов и, образовав полукруг, понеслась на него. Он уже отчетливо видел лица воинов. Многие были одеты в кожаные чапаны с металлической защитой. У некоторых на головах были металлические шлемы с конскими хвостами. У других – малахаи, подбитые лисьим мехом. У всех за спинами торчали луки, по бокам висели колчаны со стрелами и кривые сабли.

– Алга!..[1] – пронесся по степи дикий вопль.

До Саши осталось метров пятьдесят. Он уже видел оскаленные в бешенстве лица воинов, пену, летящую с губ лошадей. Впереди этой лавы клубком катился ужас!

Над головами всадников вдруг возникла темная туча и стремительно понеслась в сторону Саши.

«Стрелы!» – словно молнией пронзило его.

Он резко повернул голову влево, потом вправо. Спрятаться было совершенно некуда. Вокруг была ровная, без единого бугорочка земля.

– Саша-а-а! – вдруг услышал он истошный женский крик.

Он ошеломленно обернулся и увидел, что к нему бежит Алтынай. Она летела, раскинув руки, как раненая птица. Почему-то она была одета в школьное платье.

– Стой! – в ужасе закричал Саша. – Назад! Алтынай, беги!!!

С глухим стуком стрелы стали пробивать его тело. Боли он почему-то не чувствовал! Одна стрела впилась ему в горло.

– Алтынай, беги! – уже прохрипел он, пытаясь выдернуть стрелу из горла.

Саша попытался сделать несколько шагов в сторону Алтынай, но ноги у него не двигались.

В этот момент слева и справа от него пронеслись всадники с оскаленными зубами. Его обдало лошадиным потом, пылью и злобой. Над головой сверкнула сабля.

В последний миг Саша увидел, как лава обошла его с двух сторон и понеслась в сторону Алтынай. От лавы отделился крупный воин, одетый в боевой кафтан и шлем с конским хвостом. Он догнал бегущую Алтынай, наклонился над ней, легко, как перышко, подхватил и кинул поперек седла.

Раздался оглушительный свист, и конница стремительно умчалась вдаль. Почти мгновенно осела пыль, земля перестала дрожать, снова запели жаворонки.

Саша проснулся потный от страха. Сердце тяжелым молотом билось в горле. Он вскочил. Перед ним лежала пустая степь, солнце уже зацепилось за горизонт.

Алтынай в степи не было. Она исчезла!

Прошло почти две недели после Сашиного сватовства. В поселке немного посудачили о том, что семья Атымбаевых выкатила арбуз Саше Чекранову. Конечно, никакой арбуз родители Алтынай не выкатывали. Да и нет у казахов такого обычая. Но некоторые особо рьяные кумушки возмущенно всплескивали руками: как же, стали титульной нацией! Теперь к казахам и на сивой кобыле не подъедешь!

Потом всё стихло, и жизнь в поселке покатилась по накатанной колее.

Саша иногда вспоминал, как в тот вечер мать встретила его встревоженным взглядом. Она не стала ни о чём расспрашивать; и так всё было видно по его лицу. Саша тогда подошел к зеркалу. На него смотрело лицо с мертвыми глазами. Да и в следующие дни мать молчала, понимая, что сейчас выспрашивать, как прошло сватовство, – всё равно что сунуть горячий утюг в открытую рану.

Саша равнодушно ходил на работу. Так же равнодушно слушал Степкины хохмы. Ленка что-то пыталась сказать, но, глядя на Сашу, благоразумно замолкала и исчезала из цеха.

В конце недели мать попросила его отвезти посылочку сестре – с вареньем, курятиной, грибочками.

– Съезди в город, Саша, – сказала она, глядя почему-то в сторону. – Тебе полезно сейчас сменить обстановку. Прямо завтра и поезжай! Три дня погуляешь по городу. Ничего с твоей работой не случится!

Она быстренько сунула ему посылку и убежала в огород. Саша договорился с начальником цеха и уехал.

Он с удовольствием гулял по городу. Кустанай стал преображаться. Вместо красивого кинотеатра «Кустанай», который безжалостно снесли какие-то крутые бизнесмены из Алматы, возник торгово-развлекательный центр «Поиск». Центральную улицу, бывшую Ленина, а теперь Аль-Фараби, выложили красивой брусчаткой. Здание городского акимата украсили современным фасадом. Все дорожки и аллеи городского центрального парка также выложили красивой плиткой, поставили скамейки, фонари.

Бывшее здание обкома партии тоже облагородили. На нем появилась вывеска «Университет». От прилегающей к университету площади уходила вдаль широкая аллея с бассейном и фонтанами посередине.

Бывший кинотеатр «40 лет Казахстана» стал развлекательным центром. В нем разместили игровые автоматы и карточные столы, о чем свидетельствовала богато оформленная вывеска «Казино».

Новый строй начал давать свои плоды. По улицам бегали новенькие автобусы, везде звучала музыка, резвились нарядно одетые дети. Начали строить набережную реки Тобол. Город явно стал выздоравливать после уныния и безнадеги девяностых годов.

Саша искренне радовался этим изменениям и с горечью думал, что Степной так и спит возле своей железнодорожной станции и не известно, когда проснется. И проснется ли вообще? Может, его постигнет судьба тех многих деревень и поселков, в одночасье ставших не нужными ни республике, ни людям, ни времени. Они потихоньку умирали, покрываясь, как язвами, разрушенными, брошенными домами. С ними потихоньку умирали и люди, отдавшие свою жизнь этим деревням и поселкам.

Степной тоже может умереть. Конечно, не весь. Железнодорожную станцию нужно содержать. Но Степной строился в советское время. И тогда об экономической целесообразности большого поселка никто не думал. Люди просто съезжались сюда из окружающих деревень, убегая от опостылевших колхозов, и строились в Степном. А вся огромная страна обеспечивала этот поселок всем необходимым: вокзал, школа, больница, Дом культуры, магазины, дороги, электроснабжение и прочее. Хотя для функционирования железнодорожного узла вполне было достаточно поселочка в пару тысяч жителей, а не десять тысяч, как это было в пятидесятые годы прошлого столетия. Но кто тогда думал о таких вещах?

Саша вернулся в воскресенье вечером. Мать подробно расспросила его про сестру, про жизнь в городе. При этом часто отводила глаза в сторону, но Саша не придал этому значения.

Утром на работе обычно вечно искрящий юмором Степка встретил его пытливым взглядом.

– Что, Степка? Случилось что-нибудь в цеху? – спросил Саша.

– Ничего не случилось, – тот сунул сигарету в рот. – Что тут может случиться? – потом помялся и добавил: – А ты что, ничего не знаешь?

– А что я должен знать? – в свою очередь спросил Саша.

– Ну как же? – Степка широко раскрыл глаза. – Алтынай-то с Сериком… Ну это… Свадьба была в эти выходные! Человек двести было. Съехались со всех аулов. Сейчас они, говорят, уехали в свадебное путешествие. То ли в Астану, то ли за границу, точно не знаю, – он затянулся сигаретой.

Саша боковым зрением увидел, как в цех впорхнула Ленка и застыла на пороге.

– Да? – Саша задумчиво посмотрел на кончик сигареты. – Ну что же, – равнодушно сказал он. – Как говорится, совет да любовь!

Весь день вокруг Саши ходили, как возле больного. Даже Степаныч, начальник цеха, распекал за что-то Степку вполголоса, что не могло прежде присниться и в дурном сне. Обычно от таких распеканий дрожали стекла.

Уже ночью, глядя в потолок, Саша стал оценивать свое состояние.

Он поразился своему равнодушию в ответ на эту новость.

«Хотя какая это новость? – лениво думал он. Видимо, его мозг включил защитную реакцию на крушение жизненных планов. – Ну, давай без эмоций! – Саша сел и потянулся за сигаретой. – Какое крушение? Ну ушла любимая девушка к другому! Ну и что? Да таких случаев пруд пруди! Какая-то Алтынай Атымбаева вышла замуж за какого-то Серика Юзбашева. И что? Мир рухнул? Как-то ведь все эти брошенные, как ненужный хлам, половинки нашли свою судьбу с другими половинками. Просто надо принять случившееся как жизненный зигзаг, от которого никто не застрахован. Нужно взять себя за шиворот и начать всё сначала», – уже засыпая, думал он. Только бы вытащить эту занозу, которая вонзилась в его сердце вместе со словами Степки…