А завершил Николай Осипович свои рассуждения любимой пословицей:

– В общем, у наших проблем граней больше, чем на гранёном стакане.

Конечно, пёстрый студенческий десант на пленэре всегда выглядел внушительно. Ещё бы, они же хоть студенты, но уже художники. Будущие, конечно, но кое-что уже у них имеется. Во всяком случае сидят около этюдников сосредоточенные и думающие о себе возвышенно творцы. Особенно девчонки красиво смотрелись.

Жители села Соловецкое проходят мимо художников с опаской и почтением, как бы не помешать талантам.

Вот и Антоша завтра будет высиживать свой «шедевр». Есть у него задумка нарисовать деревенских парнишек-рыбачков, которые угнездились на перевёрнутой старой лодке со своими удилишками, дёргают серебристую шаклею. И очень довольны.

Это будет первая из целого цикла его картин под общим названием «Хорошим людям должно хорошо житься на своей земле, потому что она родная».

И, может быть, портрет «Черноглазая в оранжевом купальнике» тоже попадёт в этот цикл.

Долго ли собраться студенту на пленэр? Вылинявший заплечный мешок всегда наготове. Мольберт заряжен тюбиками с красками, а провиант мамочка заготовила. Свитер, куртка, сапоги для путешествий по утренней росе, тоже ждут его. Всё на мази. Хватит времени у Антона ещё и свою красотулю Светку увидеть, обрадовать вестью, что Николай Осипович портрет купальщицы похвалил.

И вот теперь они, взявшись за руки, шли по улице Казанской. У него болтается жеребячьим хвостом на затылке кисть волос, схваченных резинкой. Это Светка их так стянула. Пусть все видят, что парень у неё не просто чувак, а художник. А у самой волосы каштановой волной. Ему нравилось, что у неё такие красивые волосы, и взмахивала она ими гордо. Ну и то, что Антон – творческая натура, подтверждают мазки оранжевой краски на джинсах – напоминание о Светкином купальнике с портрета.

Светка гордилась, что в кулинарном колледже учится не просто на повара по первым блюдам или кашам, а на кондитера. Станет мастерить тоже, считай, произведения искусства – торты и пирожные. Разве у такой симпатяги может не получиться самый зазвонистый торт, годный для выставок и презентаций. Да и сама она в оранжевых шортиках в обтяжечку – вроде тортика: фигурка, что надо, и обворожительные полненькие ножки, уже позолочённые загаром. А глаза… Наверное, таких красивых глаз, как у Светки, в их Крутогорске нет ни у одной девчонки. Во всяком случае в этом был убеждён Антон.

А Светке было радостно, что благодаря ей получился у Антоши портрет, где она красавица из красавиц. Когда откроется по итогам пленэра выставка студенческих работ, конечно, все ойкнут и ахнут, увидев её необыкновенный портрет.

На радостях заглянули в музей шоколада, недавно возникший в их городе. Угостил Антон Светку горячим шоколадом. Редкостный деликатес! Он и сам-то его пробовал первый раз. А Света заявила, что обожает горячий шоколад. Видать, заглядывала сюда не раз.

Теперь Антон любовался ею, тем, как ловко и красиво она держит фужер с шоколадом, какая врождённая аристократичность угадывается в ней. А ещё поразило его то, какая современная, без предрассудков, его Светка.

Когда им удалось остаться вдвоём у неё в квартире, он, робея, поцеловал её в щёку. Она удивлённо спросила:

– Ты что ни разу по-настоящему не целовался? – и впилась губами в его губы. Даже дыхание перехватило, так она вцепилась в него. Вот как надо!

А когда Светка у неё дома, представ перед ним в халатике, распахнула его полы, он, ослеплённый её наготой, оробел. Но поняв всё, обнял её и начал судорожно срывать халатик. Она сама его скинула.

– Ты что ни разу, что ли? – удивилась она его робости и неумелости. Ой, Светка, Светка… Она, оказывается, всё знала и умела. И он ощутил чувство смущённой благодарности за то, что она так легко помогла ему постичь то, о чём мечтал он, думая о девчонках. И опять он был удивлён Светкой.

После этого и пришла в голову мысль нарисовать Светкин портрет в купальнике.

На улице было знойно. Даже на асфальте, как на пластилине, отпечатывались каблуки. Неплохо было бы завернуть на городской пляж и окунуться. Светка была не прочь покрасоваться в купальничке и ещё раз ухватить загар.

Конечно, по дороге Антон не забывал целовать свою неотразимую натурщицу. Она делала вид, что не довольна уж очень неудержимым в ласках своим поклонником.

– Ты что хочешь, чтобы у меня губы раздулись, как у Маши Распутиной?– с упрёком спрашивала она.

А у него была заготовлена для оправдания возвышенная и резонная фраза:

– Это преступление – не целовать тебя. Ты такая, – и не находя слов, крутил пальцами в воздухе.

После моста через реку у спуска к пляжу взвизгнула тормозами и засигналила рядом с ними красивая, модная машина «Мерседес»-55 чёрного цвета. Подумал Антон, что кому-то другому сигналит водитель этой нарядной иномарки, а, оказывается, ему. За рулём сидел никто иной, как бывший одноклассник Мишка Скорев по прозвищу Хаджи-Мурат. Эту кличку придумал ему Антон после того, как Мишка наголо обрил голову и отрастил чёрную бороду. К Кавказу Мишка отношения не имел и вряд ли читал рассказ Льва Толстого, но прозвище такое ему понравилось. Он при встрече скалил теперь зубы, изображая свирепого горца.

Мишка Хаджи-Мурат требовательно взмахнул рукой.

– К нашему шалашу! Вы что в этой болотине бултыхаться собирались?! Поедем на карьеры. Там чисто.

Река к этому времени обмелела и открыла песчаные косы и похожие на оладьи песчаные островки.

Удивлённые тем, что Мишка восседает в машине со своей чувихой Леркой, которую он называл жертвой его обаяния, Антон и Светка устроились на заднем сиденье и пустились расспрашивать, откуда у Мишки эдакая тачка и сколько стоит?

– Много будете знать, скоро состаритесь, – таинственно ответил Хаджи-Мурат. – Предположительно американская тётка Долли отчекрыжила мне миллион долларов.

– На природу хочу, на природу, – застучала босоножками стриженая под мальчика Мишкина чувиха беляночка Лерка. – Лошадей, брат, не жалей, гони скорей.

– На природу, так на природу, – великодушно согласился Хаджи-Мурат и погнал «Мерс», опережая владельцев невзрачных тихоходов. Изображая знающего толк в автомашинах Мишка хвалил «Мерс», говоря, что у него мягкая подвеска и вот их даже на рытвинах не трясёт, а как выглядит тачка – закачаешься.

Лерка, тряхнув объёмистой сумкой, вытащила три коньячные бутылочки, прозванные «мерзавчиками».

– Сухой паёк, – объявила она и протянула по бутылочке Антону со Светкой. – За радости земные!

«Мерзавчики», конечно, были кстати. У Антона со Светкой имелся повод – обмыть портрет, а у Лерки, наверное, в честь приобретённого Хаджи-Муратом «Мерседеса».

Чокнулись «мерзавчиками», глотнули коньяку. У Светки нашлась в сумочке плитка шоколада «Алёнка». Приятно, когда всё складывается так удачливо.

– За расширение кругозора! – выдал умную фразу Антон.

Для Лерки такое угощение выставить – пустяк. Она работает в магазине «Красное и белое», вина там залейся, причём, наверное, по дешёвой цене, а может, и бесплатно. Чокнулись ещё раз и ещё раз глотнули, доломав плитку шоколада.

Мишка перехватил у Лерки «мерзавчик» и тоже пригубил.

– Обидно или нет, – объяснил он свой порыв и разинул рот, чтоб Лерка бросила «на зубок» шоколадный квадратик.

– Ты ведь за рулём, – напомнил Антон. – А то…

– Десятую миллилитра можно, – успокоил его Мишка.

На карьерах – рукотворных озёрах, образовавшихся после выемки песка для изготовления силикатного кирпича, было не так людно, как на городском пляже, а вода и вправду чище, чем на реке. Благодать! Поплавать можно вдоволь, поцеловаться со Светкой над водой и под водой. Песок был здесь сухой и чистый. И день жаркий, весёлый, и настроение отличное. А ещё девчонки-красавицы были с ними.

Лерка, сняв платье, предстала во всей неотразимости. С «жертвы Мишкиного обаяния» можно было писать кустодиевскую «Красавицу», потому что и тут, и здесь, и там у неё ощущалось богатство форм. Мишке нравились девахи в теле. И не только ему, потому что на Лерку косили глаз парни, игравшие неподалёку в волейбол.