— Оказывается, Флексер и в эсерах, и в анархистах, и в социал-демократах был, потом его жандармское управление завербовало.

— Это нам известно.

— В Киеве за вымогательство судили.

— Тоже не секрет.

— А вдруг его еще раз завербовали, теперь уже красные?

Дробыш снисходительно объяснил:

— Господин Флексер выдал охранке столько красных, что их кровью можно всю Власьевскую затопить. Этого ему большевики никогда не простят.

— Я испугался за Перова, этот зубодер много знает о нем.

— И только поэтому потребовал встречи со мной? — подозрительно прищурился бывший полковник.

— Господин поручик уехал, Бусыгин появился — и был таков. А я на своем месте могу большевикам крепко насолить, Перов это понимал. Только без денег ни шиша не сделаешь, — разыгрывал Тихон из себя недалекого, жадного парня.

Эта игра убедила Дробыша. Он выразительно переглянулся с угрястым и, пошевелив в воздухе короткими, словно обрубленными, пальцами, благосклонно сказал:

— Признаюсь, у нас были некоторые подозрения на твой счет. Будем считать это недоразумением. О деньгах поговорим после, деньги будут. Сейчас главное — картотека. И еще тебе задание…

Договорить, что задумали офицеры, зачем Тихона вызвали, он не успел — в эту секунду раздался осторожный стук в дверь. Дробыш замер, как перед броском.

— Вы никого не ждете? — шепотом спросил его Ляхов.

Тот не ответил, недоуменно поджал губы и вышел в прихожую. Звякнула цепочка, Дробыш приоткрыл дверь и неестественно громко проговорил:

— Вам кого?

В комнате было так тихо, что Тихон расслышал приглушенный ответ:

— Я от Василия Васильевича.

По тому, как облегченно откинулся на спинку стула угрястый, а Ляхов опять засунул в карман браунинг, понял: это пароль, явился «свой».

Дробыш закрыл дверь за гостем:

— Наконец-то! Я уж заждался, думал, вас накрыли.

— Вы были недалеко от истины, Федор Михайлович. Попал в облаву, уцелел чудом.

Почувствовав приближение беды, Тихон лихорадочно пытался вспомнить, где слышал этот высокий, натянутый голос.

— Кто у вас?

— Не беспокойтесь, тут все свои, — ответил Дробыш позднему гостю и ввел его в комнату.

Тихон через силу обернулся. Перед ним в солдатской длинной шинели и бараньей папахе стоял ротмистр Поляровский. По тому, как он впился в него глазами, чекист понял: ротмистр не забыл и допрос в гимназии Корсунской, и арест в Волжском монастыре. Это был провал. Спина похолодела, словно взгляд ротмистра прижал его к ледяной стене.

Бежать было некуда: впереди стояли Дробыш и Поляровский, у окна плечом к плечу сидели офицеры. Потом Тихон удивлялся, сколько мыслей промелькнуло в голове за эти секунды, пока Поляровский угрюмо смотрел на него.

Вспомнил, что с сегодняшнего дня за домом установлено постоянное наблюдение. Потом пожалел, что засунул пистолет во внутренний карман, — пока достанешь, Поляровский, правая рука которого была в кармане шинели, успеет выстрелить трижды. На улице выстрелы не услышат: рамы двойные, окно выходит во двор.

И тут ему помог Дробыш:

— Знакомьтесь, ротмистр, это наш новый Менкер.

Тихон поднялся на ноги, рука ухватилась за спинку венского стула. Ротмистр этого движения не заметил, ехидно произнес, не спуская с чекиста выжженных ненавистью глаз:

— Поздравляю, Федор Михайлович, с хорошим знакомством — этот щенок выследил меня и Сурепова в монастыре…

От неожиданности Дробыш отшатнулся, а Тихон, размахнувшись, швырнул стул в окно. Грохнула электрическая лампочка чад столом, зазвенело разбитое окно, и в комнату ударило темнотой и морозом.

Выхватив пистолет, Тихон выстрелил в ротмистра, бросился в освещенную прихожую. Раненный в левое плечо Поляровский, скорчившись от боли, выстрелил ему в спину.

Тихон упал на вешалку, обрушил ее на себя.

Он уже не видел, как в квартиру, сорвав крючок, вбежал Андрей Лобов. Вбежал в тот самый момент, когда ротмистр, прищурив глаз, опять целился в Тихона. Но выстрелить не успел — Лобов опередил его, выстрелил раньше, и Поляровский рухнул на пол.

В комнату ворвались еще трое чекистов, обезоружили хозяина и гостей. Угрястый оказался бывшим подполковником Смолиным, начальником оперативного отдела штаба военного округа.

Тихона положили на кровать, наскоро перевязали, позвонили в губчека. Через полчаса приехали врач и Лагутин. Увидев председателя губчека, Тихон с трудом выговорил:

— Я от Василия Васильевича…

Лагутин повернулся к врачу:

— Он бредит. Срочно в госпиталь.

Тихон попытался поднять голову, провел языком по горячим, пересохшим губам:

— Михаил Иванович, это пароль… Будете других брать — пригодится…

Передав пароль, он впал в беспамятство — звал сестру, мать, бормотал что-то несвязное. Чекисты отнесли его в кабину грузовика. В кузов, под конвоем, посадили офицеров и арестованного Гусицына.

Дробыша оставили в квартире, начали обыск.

Бывший полковник сидел за столом не шелохнувшись, положив руки на клеенку, только глазами поводил, исподлобья наблюдая за чекистами. Лагутин, расхаживая по комнате, присматривался к нему.

— Руки на колени! — приказал он.

Дробыш дернулся, неохотно уронил со стола словно бы свинцом налитые руки:

— Успокойтесь, — проворчал он. — Я не в том возрасте, чтобы размахивать кулаками. А за свои действия вы еще ответите перед трибуналом.

— Надеетесь выкрутиться? Не выйдет! — резко проговорил Лагутин.

Сняв со стола клеенку, он увидел сложенную вдвое губернскую газету за декабрь минувшего года. Под ней лежало несколько машинописных страниц, предгубчека перелистал их. Это были мобилизационный план Ярославского военного округа, программа курсов командирского состава, копии секретных приказов и писем Наркомвоендела.

Находку похищенных из штаба документов Дробыш объяснил спокойно, даже равнодушно:

— Надо было поработать, взял на дом.

Обыск продолжился.

В прихожей Лобов тщательно прощупал обшивку двери, заглянул за вешалку, за зеркало. Остановился у висящего на стене «эриксона». Сняв массивный аппарат с крюка в стене и ничего не обнаружив, опять повесил его на место. Постучал согнутым пальцем по деревянному кожуху, посмотрел на Лагутина. Тот кивнул. Тогда Лобов вынул из кармана нож-складник, начал отвинчивать винты и складывать их в фуражку.

Возмущенный Дробыш заворочался, скрипнул стулом.

— Не волнуйтесь, Федор Михайлович, — «успокоил» его председатель губчека. — Товарищ Лобов — бывший артиллерист, с техникой дело имел, не испортит аппарат. Да он вам теперь и ни к чему: все важное сообщайте сразу мне.

— Не дождетесь, Лагутин, — угрюмо обронил Дробыш. — За мной вины нет, в вашего сотрудника я не стрелял.

Лагутин с интересом посмотрел на него — бывший начальник мобилизационного отдела все еще на что-то надеялся.

Лобов вынул из кожуха скрученную в трубку бумагу, протянул ее председателю губчека. Тот медленно, словно для того чтобы вывести полковника из себя, развернул листок, пробежал его глазами.

— Теперь ясно, Федор Михайлович, почему вы так волновались за свой телефон, — график движения воинских эшелонов через Ярославль по забывчивости под кожух не засунешь.

Эта находка окончательно уличала Дробыша, но он и сейчас вел себя так, словно все это его не касалось.

Лагутин приказал продолжать обыск — среди найденных документов не было списков подпольной организации. Чутье подсказывало ему, что они здесь, в квартире.

Перебрали книги на этажерке, простучали стены, половицы. Внимание одного из чекистов привлекло массивное пресс-папье на столе. Взял его в руки, отвинтил бронзовую круглую ручку, отложил ее и мраморную крышку в сторону, стал просматривать листки промокательной бумаги.

Между ними обнаружил плотный серый листок в клеточку. На нем, в столбик, были написаны чернилами имена и отчества, напротив — суммы в рублях и копейках: 2 руб. 43 коп., 3 руб. 87 коп., 1 руб. 51 коп…

Лагутин показал список арестованному, спросил: