Когда Перхуров заучил явки и пароль, начальник контрразведки спросил натянутым голосом:

— Штабс-капитан Бусыгин, как я понял, вырвался из Рыбинска. Он ничего не говорил о Савинкове, где он сейчас?

— Это ему неизвестно.

Начальник контрразведки недоверчиво поджал губы, но больше расспрашивать не стал.

Выпроводив его из кабинета, «главноначальствующий» облегченно перевел дух. Вызвав из соседней комнаты Бусыгина, рассказал ему о разгроме отряда. Штабс-капитан выслушал это известие невозмутимо:

— Моя главная задача — доставить вас в Казань.

Перхурову все больше нравился этот энергичный и находчивый офицер… Пока офицеры на передовой тянули жребий, кому бежать из города вместе с Перхуровым, уже отобранный им отряд стаскивал на «Пчелку» оружие и патроны, с соседний пароходов сняли все спасательные пояса, забрали в госпитале львиную долю перевязочных средств и медикаментов.

Не обидели себя и продовольствием — целиком взяли неприкосновенный запас караульной роты. Даже поднявшись на пароход, Перхуров не выпускал из руки саквояж с миллионами. Как с ними поступить дальше, он еще не знал, в голову приходило всякое.

О разгроме отряда Бусыгина «главноначальствующий» сообщил Иванцову перед самым отплытием, сказал о своем решении причалить возле Волжского монастыря, доказывал, что изменение первоначального плана вынужденное, вызвано крайней необходимостью.

Разговор вышел злой, неприятный. Вряд ли Иванцов поверил Перхурову, но в городе не остался.

Развернувшись возле баржи смерти, «Пчелка» направилась вверх по Волге. Было раннее утро, над рекой повис плотный туман, крепко пахнущий дымом. Стоя на капитанском мостике, Перхуров перекрестился и мысленно проклял этот город.

Заметив на железнодорожном мосту силуэт часового с винтовкой, упал на палубу, осторожно приподнял голову. Часовой почему-то не стрелял, лишь с правого берега кто-то упорно выпускал патрон за патроном, задерживаясь только при перемене обойм. Пули попадали в спасательные круги на бортах, цокали об металлическую палубу.

Долго помнил потом Перхуров, какое облегчение охватило его, когда тысячетонный горбатый мост на огромных каменных быках остался позади.

А в это время, отвлекая красных, у Романовской заставы безуспешно бросались в атаку за атакой офицеры-боевики…

Перхуров уже хотел спуститься в кубрик, как вдруг увидел: из тумана навстречу им, чуть левее, с непотушенными топовыми огнями идет пароход.

Сомнений быть не могло — к городу спешил еще один отряд красных. И Перхуров не ошибся, прочитал на кожухе ходового колеса название — «Товарищ крестьянин». Оттуда засигналили, закричали. Перхуров шепотом приказал рулевому взять правее и прибавить ход.

Полковник не мог предвидеть, что с командиром этого отряда через четыре года они встретятся лицом к лицу в этом же самом городе, из которого он бежит. Встретятся на суде, на котором полковнику вынесут смертный приговор…

Сразу же за Волжским монастырем «главноначальствующий» приказал причаливать к берегу.

— Здесь пристани нет, сядем на мель! — заупрямился рулевой, носастый парень в засученных штанах и драном тельнике.

— Выполняй! — схватился Перхуров за кобуру.

Рулевой стиснул зубы, закрутил штурвал.

Днище заскрежетало по дну, пароход остановился. Скинули на берег длинный трап, быстро выгрузились.

На лугах возле монастыря крестьяне косили траву, офицеров встретили настороженно, молча. Иванцов предложил им вступить в Северную Добровольческую армию. Один из мужиков, побойчее и похитрее, заявил, что прежде надо собрать волостной сход. Иванцов и убеждал их, и стращал, но крестьяне, как могли, отговаривались, юлили.

Перхуров, послушав ату перебранку, сказал ему:

— Время терять нельзя, надо как можно скорее выручать Заволжский участок. Попытаемся сделать это своими силами, а вас я попрошу задержаться здесь и организовать отряд из мужиков.

Иванцов посмотрел на угрюмые лица крестьян:

— Нет уж, лучше я с вами… Потом сюда вернемся.

Настаивать Перхуров не стал, боясь, как бы офицер не понял, что он хочет избавиться от него. Обратился к Бусыгину:

— Часть оружия временно надо спрятать. Найдите подходящего человека.

Бусыгин кивнул на низкорослого рыжего мужика в сторонке:

— Церковный староста Сафонов. Свой, я с ним перекинулся парой слов.

— Возьмите еще людей.

— Лишние люди — лишние свидетели. Прихвачу только прапорщика Хрыкова, справимся.

В монастыре остановились передохнуть. Монахи щедро угостили офицеров запасами из келарни — окороками, вяленой рыбой, медом. Расщедрился и староста — вынес из подвала две четвертные бутыли самогона.

Вышла на крыльцо дочка старосты. Посмотрела, как жадно жуют и пьют «защитники», и скрылась в доме, только коса мелькнула. Посыпались шуточки, сальные анекдоты. Ожили офицеры, вырвавшись из обреченного города, повеселели.

Пока Бусыгин укрывал оружие, «главноначальствующий» в доме наместника монастыря беседовал с поручиком Перовым, командиром отряда, охранявшего подступы к тыловому штабу. Иванцова отослал еще раз поговорить с крестьянами. Но те стояли на своем:

— Некогда нам из винтовок пулять, косить надобно.

— Кабы волостной сход собрать.

— Коровы без сена при любой власти сдохнут, хоть при Советской, хоть при вашей, барин…

Иванцов понял, что его водят за нос, пообещал сжечь деревню дотла. Но только разозлил мужиков, вернулся в монастырь не солоно хлебавши. Когда подошел к дому наместника, Перхуров уже строил отряд. Мысленно офицер отметил, что с саквояжем он не расстался и здесь.

Появившийся из кедровой рощи Бусыгин отозвал Перхурова в сторону, зашептал, обжигая ухо горячим дыханием:

— Ненадежен этот староста, трусоват. Если красные прижмут, проболтается о тайнике.

— Вы застрелили его?!

— Зачем же своих-то? — скривился штабс-капитан. Рассказав, где и как он спрятал оружие, добавил желчно: — Все равно теперь мужики не выступят, зря Иванцов глотку драл. А эти винтовочки могут потом пригодиться.

— Благоразумно, — согласился Перхуров. — С вами был прапорщик Хрыков, где он?

— У него неподалеку, на хуторе, тетка живет. Пусть там отсидится. Если кому из наших потребуется оружие — покажет.

Иванцов подозрительно поглядывал на них, пытаясь догадаться, о чем они шепчутся, что в саквояже у Перхурова.

Заметив эти косые взгляды, «главноначальствующий» поспешил вывести отряд из монастыря. От паролей и оружия он избавился, теперь пришла очередь избавиться он отряда.

Только закатилось солнце, наплыл кудлатый туман. Местности этой никто не знал. Когда совсем стемнело, поняли, что заблудились.

Перхуров остановил отряд на привал. Костров не разводили, поели всухомятку и, наломав лапнику, улеглись на него, укрывшись шинелями.

Утром туман долго не рассеивался, густел в низинах, цеплялся за кусты. Невыспавшийся Иванцов подсел к Перхурову, привалившемуся спиной к кривой осине, нервно спросил:

— Не лучше ли, Александр Петрович, вернуться к монастырю? Такими малыми силами мы ничего не сделаем.

— Вряд ли мужики присоединятся к нам, — на этот раз чистосердечно признался Перхуров.

— Тогда надо возвращаться в город.

Едва сдерживая раздражение, Перхуров сказал:

— Я же объяснял на Военном совете: надо немедленно спасать Заволжский боевой участок, иначе мы останемся без Заволжья. Кроме того, пароход сел на мель и сам сняться не сможет.

Иванцов протер стекла пенсне, понизил голос почти до шепота:

— Вы так это говорите, словно рады данному обстоятельству.

— Не городите чепуху! — оскорбленно вскинулся Перхуров. — Я думаю об одном — о спасении защитников города!

Вернулись разведчики и доложили, что отряд сильно уклонился на север, до железной дороги еще верст десять.

Перхуров поднял офицеров, пересчитал их и удивился — за ночь никто не убежал. Видимо, не знали, куда бежать.