***

  Через пять дней после нашего возвращения в Самолву прискакал Гюнтер. Его поездка к Ильменю вышла удачной. Вот только вместо встречи с Андреем Ярославовичем и его братом Александром, пришлось вести переговоры с ближним боярином Великого князя.

  - Чистое совпадение интересов, Лексей, - рассказывал мне Гюнтер, - если б я не проявил инициативу, ища встречи, то зимой, от Самолвы не осталось бы камня на камне.

  - И поэтому, в качестве эскорта ты прихватил Свиртила с его литвинами?

  - Да. Признаюсь, это произвело впечатление на некоторые горячие головы. Но Ярослав не планирует активных действий против Ливонии. Так мне боярин Вистяк сказал.

  - Подожди. А как же Псков? Как же поход на Дерпт?

  - Про это, ни слова. Я сам предложил пощипать епископа, как мы и договаривались, но Ярослав видит угрозу только со стороны свеев, считая, что Орден, вроде как высокий вал между ними и Русью. Либо он что-то знает больше чем мы, либо заблуждается. И ещё, в окружении боярина Вистяка я заметил двух кочевников, очень похожих на Пин Янга. Я с ними, как Янг учил, поздоровался. Ты бы видел их рожи! - Гюнтер скорчил физиономию, растянув указательными пальцами кожу у глаз, делая их узкими. - В итоге, вот такие дела. Этот год проживём без войны.

  - Я бы не торопился с выводами. Давай дождёмся вестей от Гаврилы Алексича. Что-то не нравится мне присутствие китайцев в окружении людей Ярослава. Вдруг, они мастера по осадной технике? Псков, хорошо укреплённый город и тогда, всё становится на свои места. Великий князь не дурак, он в жизнь не скажет о своих намерениях, а вот увести по ложному следу... Гюнтер, мой тебе совет, начинай учить обращаться с оружием всех мужчин Самолвы. После Пскова, твоё княжество следующее. Только своей силой ты сможешь доказать Ярославичам, что ты более выгодный союзник, нежели враг.

  После разговора со Штауфеном я передал Свиртилу одну из реликвий и пару мешочков с серебром, наказав литвину возвращаться в Смоленск, а двум десяткам во главе с Витовтом остаться здесь. Практически проваленная операция по венгерскому золоту требовала детального разбора. Нутром я чувствовал, что Ермогена интересовали только эти два сундучка с мощами, а золото было как наживка, но что бы я смог доказать? Что шпионская сеть дала неверную информацию? Да учитывая это время и способы передачи данных, агент и так совершил невозможное. Исполнители же - разменная монета. Их никогда не жалели и особо не дорожили. Значит, хрен епископу вместо золота. Морской поход предусмотрен не был, а ребята награду заслужили.

  Не успел я дойти до пристани, размышляя по дороге о последних событиях, как мимо меня, в сторону кеча пронеслись несколько всадников. Трюггви скакал на лошади, не оборачиваясь, а за ним поспевали два его сослуживца, что-то крича ему вслед, стараясь привлечь его внимание.

  - Убью! - Донеслось до меня.

  - Трюггви, он не твой пленник!

  'Ого, уж не по душу ли Ларса спешат датчане? Надо поторопиться, кабы дров не наломали', - подумал я и сменил размеренный шаг на бег.

  У причала в реке шёл самый настоящий кулачный бой. Трюггви и Ларс молотили друг дружку стоя по пояс в воде не жалея ни сил, ни себя самих. Оба мокрые, в разорванных рубахах по очереди наносили удары и вдруг, в какой-то момент прыгнули друг на друга, сцепились как борцы и рухнули в воду. Прошло десять секунд, двадцать, но никто не полез разнимать их и доставать из реки, видимо, нечто похожее в схватке уже было и все ждали, когда они сами вынырнут. Сорок секунд, а драчуны всё под водой. Только пузыри поднимаются.

  - Вижу! - Закричал Соболёк.

  Трюггви вынырнул метрах в пяти от берега, набрал в рот воздуха и погрузился обратно. Через несколько секунд он вытащил Ларса за волосы и потянул его к берегу. Уже на песке он перехватил обмякшее тело противника спиной к себе, упёрся коленом в живот и заставил Ларса выплюнуть воду. Датчанин после этого закашлялся и вместе с остатками воды изверг полупереваренный завтрак.

  - Торвальд, - Трюггви обратился к приятелю Ларса, - где Гунндис?

  - Дома. Где ж ей ещё быть? После твоего сватовства к нам ни один нормальный жених не приезжает.

  - А не надо было монаха слушать, - огрызнулся Трюггви.

  - То не мне решать. Только Гунндис уже как два года...

  - Заткнись Торвальд, - прошептал пришедший в себя Ларс. - Я сам разберусь.

  Вечером Снорри рассказал мне в высшей степени загадочную и чертовски увлекательную историю, которую он якобы собрал по крупицам, не брезгуя даже самыми малодостоверными слухами и пьяными бреднями про Ларса и Трюггви. Четыре года назад, один датчанин оставил службу у короля и подался на вольные хлеба вместе со своими товарищами. Причиной тому были расхождения в вопросах вероисповедания и стяжательство монарха. Прошло некоторое время и успешно ограбивший франкский торговый корабль, Трюггви объявился у отца Ларса вместе со своей дружиной, но не искать службы, а свататься к его дочери. Были преподнесены подарки, Трюггви даже умудрился побрататься с Ларсом, и тут выяснились некоторые подробности из его прежней жизни. Прощелыга-монах, жирующий в тех местах, опечалился, что ему ничего не перепало от богатых даров, разнюхал по своим каналам, за что турнули храброго датчанина с королевской службы и настучал главе семейства. Вскоре всплыла история с франками. Старика хватил удар, готовая идти под венец невеста в слёзы, а Ларс был вынужден выгнать Трюггви из гостеприимного дома. Потомок вольных морских ярлов обиделся и покинул страну в большой спешке, так как за разбой учинённый на море, ему светили большие неприятности. Мунд внесённый за Гунндис остался у Ларса, тем самым остановив процесс законного бракосочетания на половине.

  - Так чем Ларс то провинился? - Спросил я у Стурлассона.

  - Вот тут-то и начинается самое интересное. Трюггви, через неделю после бегства, внезапно объявился и попросил Ларса, как брата, отдать сестру в жёны в обход христианского венчания. Мотивация была такова, что любовь сильнее всех монахов вместе взятых. Ларс вроде согласился, но к условленному месту в назначенное время не вышел. Что там произошло, не знает никто.

  - Да уж, не всё спокойно в Датском королевстве. Слушай, Снорри, а что это Торвальд про два года говорил?