― Беда. Несчастье на мою голову. Высыпай обратно серебро.

  Купец, развязав объёмистый мешок, высыпал монеты на стол и стал наблюдать, как ратман дрожащими руками проверяет только что отсчитанное серебро. Семьдесят три монеты оказались фальшивыми. Шульц перекрестился, прочитал про себя молитву и ещё раз проверил наличность. Ошибки не было.

  ― Надо вернуть деньги обратно, я обожду с оплатой.

  ― Игорь Васильевич, ― чуть не хныча пролепетал Шульц, ― я же сам получал их. Вот этими руками. Кто мне поверит? Сам знаешь, чего мне стоило занять это место. Чёртовы брактеаты .

  Шульц возненавидел казначея, настоятельно рекомендовавшего расплатиться с псковским купцом именно этими монетами. Это были те самые деньги, которые Грот отдал за прусских рабов. Популярностью брактеаты не пользовались, точного веса не имели, да и вообще, приобрели дурную славу в народе. Тем не менее, круг оборота фальшивых монет закончился, а, как известно, последний из этого круговорота всегда оказывается в проигрыше.

  Немного посовещавшись, ратман и купец отправились к казначею, дабы утрясти возникшую ситуацию и решить её миром. Но всё вышло так, как предполагал Шульц ― деньги назад не приняли. Уверенные в своей правоте, пока дело не дошло до судебного разбирательства, приятели решили пожаловаться епископу. Обращались, так сказать, в последнюю инстанцию вертикали власти. Герман их выслушал, а когда узнал, что купец прибыл на корабле с Воинотом, чуть не подпрыгнул. Фальшивые монеты были изъяты, купленный товар арестован до выяснения обстоятельств, а Игорь Васильевич заключён под стражу.

  Всё дело было шито белыми нитками, но другого такого случая, могло и не представиться. К пристани был направлен отряд кнехтов из личной стражи епископа для проверки судна на предмет обнаружения фальшивых монет. Для солидности, отрядом командовал Энгельберт.

  В два часа пополудни, шестеро кнехтов стояли на причале, обдумывая как попасть на судно. Энгельберта с казначеем, безусловно, пропустили, а стражников ― нет. Воинот заявил, что судно его собственность, он здесь живёт, а шарить по закромам в собственном доме ― не позволит никому. В доказательство его слов, в сторону кнехтов, ушкуйники направили два заряженных арбалета установленных с левого борта кеча. Остальная команда, в воинском облачении пряталась за рубкой и в случае атаки смогла бы дать отпор небольшому отряду стражи.

  ― Я ещё раз, для тех, кто глухой, по-немецки повторяю, никаких фальшивых монет на судне нет! Есть только личные деньги моих людей, я за них отвечаю. Сможете в городе поймать за руку, ― нет вопросов. Купец и резаны с собой не имел, весь кошелёк мытарю отдал, скажи мне, откуда у него фальшивки?

  ― Я того не ведаю. ― Не стал возражать Энгельберт. ― Но у меня есть распоряжение епископа обыскать судно и арестовать фальшивомонетчиков. И я это сделаю, Господь свидетель.

  ― Что ж, тогда и я буду звать свидетелей, но не из твоих людей. Да хоть вон того монаха, с крестом на шее, что сюда идёт. За ним как раз ещё двое бюргеров тянутся. Троих видоков будет достаточно.

  Вскоре, приглашённые свидетели оказались на палубе возле грот-мачты. Рыцарь не стал проверять личные вещи экипажа, а с ходу, предложил Воиноту показать свой кошель. Два золотых августала, абсолютно одинаковые с виду, легли на ладонь Энгельберта. Казначей прикоснуться не посмел, однако маленькими сальными глазёнками пожирал блестящее на солнце золото.

  ― Одна из них фальшивая, вот эта, ― рыцарь указал пальцем на монету, где надпись была с сокращением, ― чеканщик недосмотрел, поленился.

  Энгельберт никогда не сталкивался с золотыми августалами, предпочитая серебро. Да и отчеканено их было не так много. Посему и решил, что фальшивая та, на которой надпись короче.

  ― Я передаю указанную тобой монету для тщательного исследования. Только, каким образом настоящее золото может оказаться фальшивым? Любой меняла с удовольствием отсыплет за нёё серебро. А дабы она не пропала или не была подменена, предлагаю при свидетелях положить в мою шкатулку и опечатать.

  ― Согласен. Пусть будет так.

  Павел принёс бронзовую шкатулку в виде жёлудя, туда положили монету и ларчик закрыли миниатюрным ключом. После этого вещдок поместили в замшевый мешочек из-под специй, любезно предоставленный Снорри. Шнурок мешочка туго завязали и залили сургучом, на котором барон поставил печать своим перстнем.

  ― Павел, седлай лошадей, мы едем к меняле, ― сказал Воинот, как только процедура была завершена, и мешочек был передан Энгельберту.

  ― К какому меняле? Судья Дерпта сам разберётся в фальшивке. ― Вставил своё слово казначей.

  ― Интересно, а кто ж лучше разбирается в подлинности золота; меняла, ― который каждый день занимается этим, или судья, в чьи обязанности входит только следить за соблюдением Закона? ― С издёвкой спросил Берлихингер.

  ― Благородным людям не пристало обращаться к меняле. ― Парировал Энгельберт.

  ― Сразу видно, что к Гробу Господа ты и близко не подходил. В Иерусалиме не считается зазорным пользоваться услугами менял.

  Ливонский рыцарь хотел было ответить, но время и так поджимало, а посему просто махнул рукой.

  ― С меня хватит! Пусть решает епископ. Если потребуется, менялу вызовут в суд.

  Воинот, Павел и Энгельберт поскакали к Герману, оставляя позади себя стражников и казначея. Видоки топали следом, надеясь на правоту хозяина судна, который в случае выигрыша дела, как минимум выставит пиво, ну а в случае его проигрыша, они смогут поведать приятелям о своём приключении. При любом раскладе, свидетели оставались в прибытке. Едва процессия поднялась на холм и скрылась из вида, как к пристани подбежал запыхавшийся, с мокрым от пота пятном на груди мужчина, лет тридцати пяти. Он отдышался и, подойдя к сходням, с трудом переставляя ноги, спросил:

  ― Корабль из Самолвы?

  ― Да, ― ответил Снорри.

  ― Мне срочно надо переговорить со Снорри Стурлассоном или бароном Берлихингером. Я ратман Дерпта, Шульц.

  Помощника судьи привели в рубку, усадили, дали напиться, после чего он поведал историю, которая расставила всё на свои места. Игорь Васильевич томился в застенках монастыря, мерзавец-казначей, явно заинтересованный запутать следствие, ― на свободе, а Воинот, как минимум под подозрением. Отдавая должное Шульцу, он сразу сказал, что купец пострадал из-за его невнимательности, отчего уважения к ратману прибавилось.