Вильмош Ковач относился, как вы можете догадаться, ко второй группе. Более того, он принадлежал к тем немногим, кто, добившись успехов в разгадке древних текстов, не спешил ею делиться. Для него начертанное на папирусах и пергаментах - единственный, самый поздний, текст, написанный на бумаге, датировался XVIII веком - не являлось ни тарабарщиной, ни тайнописью.

   Он знал, что речь идёт о языке демонов, обладающем магической силой. Содержание текста обретало смысл лишь в случае, если читателю была известна фаза луны и положение созвездий на небе в момент написания. Если же автор учитывал и собственные биоэнергетические особенности, отражаемые частично в хитросплетениях линий на ладони руки, то, при соблюдении некоторых условий, вполне можно было рассчитывать на успех волшебства, совершённого с помощью чтения данных заклинаний.

   Все эти заклинания без исключения были весьма зловещего свойства. То из них, что Вильмош прочёл в читальном зале - а оно, как вы помните, возбудило самые серьёзные подозрения со стороны благоволившей ему ранее Колтаи, - именовалось Великим Заклятьем Превращения. Кроме могущества, даруемого тому, кто осмелился его произнести, оно обладало и обратной, откровенно пугающей стороной. Дело в том, что чёрных магов и колдунов трудно смутить злодеяниями, необходимыми для достижения цели. На протяжении долгих веков их повергало в неописуемый ужас совершенно другое, невинное с виду условие владения заклятьем.

   Мог существовать только один Посвящённый в таинство этого заклятья одновременно. Как нетрудно предположить, то был наиболее опасный и беспощадный из слуг Тьмы, когда-либо ступавших по земле.

   Вильмош, то ли по легкомыслию, то ли по небрежности, то ли по ещё какой-либо причине, изначально не придавал упомянутому абзацу должного значения. Лишь пребывая наедине со старинными, в истрёпанных кожаных переплётах, томами, он смог постепенно прийти к внушающим гнетущий страх выводам. Носитель Заклятья уже существует, и силы его многократно превосходят скромные способности Вильмоша! Более того, произнеся слова, долгое время пребывавшие в забвении, он бросил вызов тому, кто к этому моменту, вероятно, уже уготовил ему чудовищную расправу.

   Отчаяние холодной рукой сдавило сердце Вильмоша. Он встал и, открыв окно, закурил, отстранённо любуясь тоскливыми видами Кишпешта. Умирающая осенняя природа, представленная кое-где осыпавшимися деревьями и пожелтевшей травой, удачно дополняла мёртво-цементные, невыразительные абрисы домов. Чёрные полоски асфальта, соединявшие строения, казались беспорядочно намотанной упаковочной лентой, невесть кем брошенной в ходе незаконченного дела.

   Неожиданно, принудив его подскочить на месте, щёлкнул дверной замок. Впрочем, как оказалось, беспокойство его не имело достаточных на то оснований. Тётя Маргит вернулась из церкви. Что-то, однако, встревожило её и, предчувствуя недоброе, Вильмош быстро докурил сигарету. Утопив окурок в жестянке с водой, он поторопился в коридор.

   Тётя Маргит, неестественно бледная, действительно казалась напуганной. Вильмошу стоило немалых трудов разговорить женщину: та даже не смогла поделиться увиденным с подругами, так как опасалась, что её обвинят в чём-то, противоречащим нравственным устоям общества. Невооружённым взглядом заметен был её явный испуг - и стремление поделиться увиденным. Страх перед чем-то неведомым, усугублённый опасностью, исходящей неизменно от людской молвы, сдерживал её. Впрочем, атеизм Вильмоша, выводы о котором хозяйка сделала, опираясь на его привычки, стал решающим доводом.

   - Я вошла в наос , - сказала она слабым, едва слышным голосом. - Народу было - яблоку негде упасть, и толпа оттеснила меня вправо. Здесь, у самой стены, под старинной фреской, изображающей Спасителя во время Нагорной проповеди, нашлось свободное место. Я начала молиться; какое-то время спустя мне показалось, что за мной следят. Ощущение это было столь сильным, что я, стараясь придерживаться приличий, начала тайком озираться по сторонам. Случайно взгляд мой упал на стену - и я, против воли своей, замерла в немом ужасе. Спаситель смотрел прямо на меня, и взгляд его был взглядом живого человека!

   Вильмош сочувственно кивнул, приглашая хозяйку продолжать. Та, чувствуя поддержку, благодарно улыбнулась.

   - Лицо его постепенно, почти неуловимо изменялось. Черты стали тонкими, хищными - как у сокола или ястреба, борода исчезла, остались лишь усы. Глаза - большие, выразительные, как у кошек, пылали неистовым огнём. Я никогда не видела столь необычных - чем-то отталкивающих, но в то же время чарующих - глаз. Взгляд их притягивал, подобно магниту...

   Она сокрушённо застонала, по щёкам её потекли слёзы.

   - О, что это был за взгляд, Вильмош! Тебе этого не понять, ты мужчина... Я готова была умереть за него, отдать свою бессмертную душу, лишь бы он говорил со мной... только со мной! - Она отчаянно всхлипнула. - И тут я заметила, что лицо его в крови, запятнано кровью; я нутром почуяла, что кровь эта не его, что она принадлежит другому, вероятнее всего, жертве. Взгляд мой коснулся его губ - о, как мне хотелось, чтобы они соприкоснулись с моими! - и я увидела острые, белоснежные клыки, совсем как у диких зверей! Сама не своя, я выбежала из церкви. Что теперь будет, Вильмош, что теперь будет?

   Она схватила его за руки и принялась жадно заглядывать в глаза, словно ища ответа.

   - Едва ли вы поверите врачам, тётя Маргит, хотя любой из них заявил бы, что речь идёт о галлюцинации, вызванной временным помутнением рассудка. - Голос его оставался ровным, даже когда её ногти впились ему в запястья, оставив красные царапины. - Церковь же отрицает возможность появления Дьявола и его слуг в храмах Господних.

   Сказав так, он многозначительно умолк.

   - Но ты знаешь ответ, не так ли? - Её лицо, искажённое гримасой страха и гнева, приблизилось, голос звучал требовательно.

   - Он вам не понравится, тётя Маргит. - Вильмош отнял руки и встал, отошёл к дверям кухню. - Я знаю, кто бы это мог быть - некто, неоднократно коронованный и низложенный; узник двух государей, известный полководец, не венгр, но один из столпов королевства...

   - Так кто же это? - не вытерпела женщина. Вильмош, пристально наблюдавший за ней, отметил, как раскраснелось её лицо. Он взял паузу, загадочно улыбаясь.

   - Вы много раз слышали его имя. Православная церковь, несмотря на все многочисленные и жуткие преступления, даровала ему право пребывать на освящённой земле - и появляться в церкви, если он пожелает, столь высоки его заслуги...