Тут в разговор вступила стоявшая рядом девушка. «Надо перенастроить ноутбук. Попросите кого-нибудь из знакомых». – «Нет у меня таких знакомых, – с грустью сказала Анюта, – А приглашенным мастерам я не доверяю. С подруги такой мастер взял десять тысяч. Причем о цене сообщил, уже сделав работу. Это почти вся моя пенсия». – «Поезжайте на компьютерный рынок, там объясните проблему и вам настроят. Возможно, надо установить другую версию Windows», – посоветовала девушка. Анна в сомнении покачала головой. Представила огромный рынок, черноголовых бойких продавцов, к которым она будет приставать со своей просьбой, а затем оставит свой ноутбук в чужих руках.
Тогда активная девушка посмотрела в свой кошелек и сказала: «У меня сейчас мало денег. Пойдемте со мной в ближайший банкомат, я сниму для вас несколько тысяч и дам для ремонта ноутбука». – «Я вас не знаю, и мне неудобно брать в долг», – промолвила в недоумении Анюта, мысленно сомневаясь, что пойдет на такой расход. – «Никого долга! Я просто отдаю». – «Не возьму!».
Неожиданно настойчивая девушка достала из кошелька тысячу рублей и положила на стол приемщика ателье: «Хотя бы мастера вызовите домой! С собой больше нет». Она решительно направилась к выходу.
Анна бросилась с купюрой следом: «Возьмите назад! Зачем вы так?». Про себя она подумала: «Наверное, больная: раздает деньги направо и налево. Нельзя обижать». Девушка сказала: «Вы не понимаете, я живу по теории распространения добра. Ко мне вернется больше, чем я отдаю, уже проверено. Мне надо отдать!».
Эксцентричная девица попыталась кратко рассказать об этой теории, сыпала физическими терминами, упоминала имя известного физика и какую-то дугу… У Анюты помутилось в голове. Она поняла только одно, что девушка денег не возьмет, и спросила: «Что я могу для вас сделать?» – «Помолитесь». – «Как зовут?» – «Анна». Она ушла.
Обескураженная женщина вернулась к сотруднику ателье за готовыми фотографиями. «Что это было? Вы ее знаете? Она нормальная?» – спросила фотографа. – «Да, она приходит к нам заказывать фотографии. Физик. Работает в Физтехе. Больше ничего не знаю», – ответил он.
Жизнь полна непредсказуемых встреч. Анюта, вспоминая их, решила, что ей повезло: чаще попадались добрые люди! Кстати, программу в ноутбуке она обновила и о тезке помолилась.
Николай Пятков
г. Москва
Жил в Германии, Белоруссии, Сахалине и Южном Урале, работал на заводе, служил в армии. Окончил МГИМО, скандинавист. Работал в МИД в посольствах в Стокгольме и Рейкьявике. Публиковал статьи в специализированных журналах для любителей рыбалки по тематике сбережения природы и организации любительского рыболовства.
Из интервью с автором:
Увлечения: литература, история, искусство, театр; природа, рыбалка, ранее – охота. Пишу (в стол) рассказы автобиографического характера, мемуарные записки, больше из детства, но и о моей прошлой работе.
© Пятков Н., 2020
Июньский снег
Папа пришел вечером домой и объявил нам, что завтра в субботу после его работы мы едем на рыбалку с ночевой. Мы с братом закричали «ура!» и сразу же начали готовиться. Снасти папа всегда содержал в полном порядке, так что нам оставалось только добыть червей, для чего мы перекопали во дворе нашего дома полосу земли вдоль дощатого забора, за которым возвышались элеваторные постройки.
Мы любили бывать с папой и на рыбалке, и на охоте. Он – страстный охотник и рыбак, знал массу интереснейших вещей о зверях, о рыбах, о птицах, учил нас распознавать деревья и травы, показывал, как надо разжигать костер, устраиваться на ночлег в поле, ориентироваться в лесу, проходить, не ноя, большие расстояния, терпеть холод и жару, предсказывать погоду и никогда не ставил задачи превращения наших вылазок на природу в промысел. Хотя без достойной добычи мы редко когда возвращались.
И вот в субботу после папиной работы мы на перекладных выбрались за город, ушли полем от нагретого и пахнувшего машинами шоссе в сторону обозначенной полосой мелколесья пока еще невидимой реки, и вскоре уже шагали вдоль ее высокого и извилистого берега. Погода была прекрасная и, несмотря на то что время близилось к вечеру, жаркое солнце висело еще высоко – завершалась вторая половина июня. Папа сказал нам, что он знает одно очень хорошее место, где мы остановимся и разобьем наш рыбацкий лагерь. И, действительно, через пару километров мы вышли к спускавшемуся с поля оврагу, по дну которого, укрывшись кустарником и бурным разнотравьем, протекал ручей, который в месте своего впадения в реку образовывал достаточно широкое – метра в три – устье.
«Вот здесь мы будем рыбачить и ночевать!» – сказал нам папа. Мы были в восторге от места нашего привала и уже хотели сбежать с кручи берега к реке, как он остановил нас и спросил, видим ли мы отсюда рыбу в ручье? Мы присмотрелись – ух ты! – все желтое песчаное дно мелководного устья было как будто усеяно черными палочками, которые не стояли на месте, а все время дружно передвигались во все направления. «Это пескари, – объяснил нам папа, – зашли к вечеру в ручей тоже, видно, для ночевки». И, видя наше нетерпение, засмеялся: «Конечно, половим и пескарей! Ведь сегодня на ужин будем варить на костре настоящую рыбацкую уху. Лук, морковь, картошка, соль – все у нас есть. Вот только еще к этому пескариков, окуньков да ершей натаскаем. Замечательная будет уха!».
Но пескарики оказались не такими уж простаками! Стоило только нам с удочками, снаряженными червяками, начать приближаться к ручью, стая дружно уходила в сторону реки и исчезла в темной глубине. Как только мы отходили от ручья, они также дружно возвращались назад. И так несколько раз. Но наконец мы, прикрываясь кустами, приноровились и все же выловили с десяток пятнистых пескарей, а затем все вместе переключились на ловлю в самой реке шершавых окуней, серебряной плотвички и колючих ершей.
Так за увлекательным и приносящим удовольствие особенно нам, мальчишкам, ужением этой речной разнорыбицы мы и не заметили, как прошло время и солнце нехотя поползло по верхушкам потемневшего дальнего леса.
«Все, – сказал папа, – на сегодня хватит! Завтра будет день, будет новая рыбалка. А сейчас будем варить уху и готовиться к ночлегу. Мы же рыбаки, а потому поднимаемся рано утром!»
Уха у нас получилась вкуснейшая! А какой же еще она должна была быть, сваренная в видавшем виды армейском котелке, на берегу реки, с запахом костра и малиновыми искрами, исчезающими в темно-синем небе?
Было уже около полуночи, но спать нам не хотелось, костер еще и не думал затухать, а потому мы, уютно устроившись на разостланной у костра папиной плащ-палатке и прижавшись к нему, слушали рассказы о его детстве в деревне, о том, как он еще мальчишкой с раннего утра трудился в поле на пахоте, а потом бежал с друзьями к речке, где ловил на живца щук и нашаривал под камнями раков.
Короткая июньская ночь все-таки наступила, и над потрескивающим костром навис купол чернильной темноты. Но стоило только отвернуться от огня, вглядеться, и темнота пропадала, а в мягкой серости фиолетовой ночи начинали проступать очертания берега над рекой, ближайших кустов и даже были видны вспыхивающие над лесом полоски с неохотой провалившегося за горизонт солнца. И все никак не могли угомониться в поле перепела, настойчиво уговаривающие нас немедленно ложиться спать.
«Слышите?» – спрашивал папа. И, действительно, в перепелиных криках мы с удивлением слышали именно это: «Спать пора! Спать пора!» Над головами то и дело с характерным посвистом пролетали табунки запоздавших и невидимых уток, с шумом садившихся где-то рядом на воду. «Ну до осени, – говорил папа, всматриваясь в темное небо, – подождем до осени, а там поедем и на охоту!»
Мы уже были готовы закончить наши поздние посиделки, как вдруг случилось чудо. Из сгустившейся темноты на наши головы и на костер полетели белые хлопья. Сначала они были единичные, но с каждой секундой их становилось все больше и больше, и вот уже начался настоящий снегопад. Причем снег этот валил так сильно, что иногда казалось, что поднялась настоящая зимняя метель. Особенно впечатляюще выглядело то, что происходило над пламенем костра: снежинки не таяли, а десятками и сотнями вспыхивали, потрескивая, и падали искрами в огонь. Изумлению нашему не было предела. «Что это? – закричали мы, – снег?» Папа махнул рукой перед собой и, раскрыв ладонь, показал нам пойманную «снежинку». Мы увидели небольшое в полтора сантиметра насекомое с беловато-прозрачными крылышками в неброскую крапинку, выгнутым тонким тельцем, завершающимся двумя длинными усиками-хвостами. «Подёнка, – папа перевернул ее пальцем и пояснил, – это такая однодневная бабочка, которая рождается в конце дня к вечеру, живет несколько часов, успевает произвести на свет потомство и к утру погибает. Свет костра ее привлекает, вот она сюда и летит, на огонь, и сгорает! Ее иногда еще называют подёнка-метелица. Видите, какую метель она нам устроила в июне?» Мы, пораженные происходящим, слушали его рассказ о короткой жизни этой бабочки, смахивали с одежды валящиеся сверху «снежинки», протягивали ладони, на которые тут же попадали десятки удивительных и по-своему красивых насекомых, рассматривали их и нам было ужасно жалко, что они вот уже скоро и умрут, не успев как следует пожить в этом чудесном мире, в котором так много интересного. Мы не могли нашими детскими сердцами согласиться с этой чудовищной несправедливостью и начали наперебой предлагать всякие способы по спасению подёнки, но папа, улыбнувшись и потрепав нас по головам, сказал, что нет, мол, ребята, это тоже жизнь, а она бывает очень и очень разной. «Так устроено! Всем отведено свое время на этом свете», – добавил он, почему-то вздохнул при этом и подбросил в костер сухих сучьев. Костер затрещал, выбросив сноп искр навстречу падающим в огонь подёнкам. Мы замолчали, думая каждый о своем.