Прервать этот порочный круг можно только одним способом – поставив запрет на преобразования деньги – власть – деньги. Но как это сделать? Ведь эти преобразования существуют по факту наличия выборности властей: раз есть выборы, то есть и процедура этих действий, следовательно, есть материальные потребности в их проведении, так что выборную компанию могут осуществить лишь обеспеченные люди или те, у кого есть надежный спонсор. Очевидно, что официальная (государственная) финансовая помощь кандидатам вопрос не решит, поскольку невозможно проследить за всеми денежными потоками, которые используются во время предвыборных агитаций.

Выборная система власти в своем существе допускает наличие коррупции, хотя сама по себе и не обеспечивает ее существование. Поэтому вопрос ставится так: а нужна ли России сменяемость власти посредством прямых выборов? На этот вопрос в данной работе уже многократно был дан однозначный ответ: да, нужна, и не просто нужна, а необходима, так что никакая альтернативная тоталитарная система управления, предполагающая существование очень высокого уровня пассионарного напряжения, не может быть устойчивой в России, чья пассионарность за XX в. резко снизилась. Тоталитарный режим высосет из нее все оставшиеся соки и развалит ее быстрее всяких «происков» Запада. А вот ограниченная демократия вполне отвечает существующим российским реалиям и может сохранить нынешний уровень пассионарности на долгие времена и тем самым обеспечить на этот срок резистентность российского государства. Надеюсь, что так оно и будет. Исходя из этого, следует четко осознавать, что дальнейшая судьба России – это перманентная борьба с коррупцией. Но поскольку последняя уничтожает легитимность власти, то власть в России обречена существовать в постоянной борьбе с собой, доказывая себе и всему обществу свою законность и, если угодно, правильность. А чтобы эта борьба была менее болезненной для всего общества, крайне полезно, чтобы президент как носитель верховной власти избирался не на четыре коротких года, а на более длительный срок, в течение которого он будет находиться вне ситуации, толкающей его осуществлять преобразования власть – деньги – власть и укреплять тем самым коррупцию. Кроме того, конституционно ограниченный монарх как выразитель общественной морали своим существованием тоже призван ограничить нечестность всех ветвей власти. Он, в своем статусе реально ни от кого не зависящий, сможет сделать это лучше и честнее, чем любой выбранный орган, включая и конституционный суд. Например, следует напомнить, что в истории современной России не было ни одного случая, чтобы тот или иной судья морально осудил хотя бы одного конкретного чиновника-взяточника. В самом деле, любой судья всегда действует лишь в рамках записанных законов, которые есть результат кристаллизации морали, т.е. он находится в области более узкой, чем мораль. Конституционно ограниченный монарх не имеет таких рамок и вполне может действовать там, где пока зияет пустота.

Здесь могут возразить в том плане, что за моральное отступничество могут осуждать и лидеры религиозных конфессий. Однако в России несколько конфессий и всегда имеется вероятность их несогласия между собой по каким-то вопросам. С другой стороны, существование императора не отменяет идеи возможности его консультаций с представителями основных конфессий и формулировки им суммарных выводов и мнений. Император может в своей идее быть соединителем духовной и светской властей, синтезом того и другого. Утверждение этого института над-властия усилит светскую власть духовностью, а духовную власть – теми полномочиями, которые они получат через общение с императором.

Уменьшение нынешнего уровня коррупции до приемлемого – это та актуальность, которая требует усилий российской власти против самой себя. Поскольку в ситуации коррупции реальной властью является связность чиновников и бизнеса, когда многие чиновники стали еще и бизнесменами, а многие бизнесмены стали еще и чиновниками, то бороться с этим злом (сущность которого заключена в его нелигитимности, т.е. в скрытности) невозможно созданием законов типа тех, которые запрещают собственникам средств производства становиться чиновниками (включая законодательную власть), а чиновникам запрещают завладевать средствами производства. Это невозможно по той простой причине, что такой закон поставит безусловный запрет массовой коррупции, т.е. такой закон смертельно опасен для нечестных людей и поэтому в нынешних условиях их всесильности он не будет принят. Например, конституционный суд как часть чиновничьего аппарата наверняка усмотрит здесь, что нарушаются права любого гражданина России владеть собственностью. И даже если такой закон все-таки будет существовать на бумаге, реально он не будет действовать наподобие тому, как систематически не исполнялся Указ президента Ельцина от 04.04.1992 г. «О борьбе с коррупцией в системе государственной службы».

Отметим, что формально существует возможность как быстрого способа борьбы с коррупцией (рывком), так и медленного. Об этом говорит, в частности, Роуз-Аккерман [58]. При этом быстрый способ он справедливо увязывает с революционными преобразованиями, которые Россия уже испытала в XX в., и, как оказалось, это не привело ее к счастью. Поэтому ей и сейчас не следует осуществлять какие-то резкие телодвижения, а следует медленно, но верно двигаться в сторону наибольшей общественной пользы.

Борьба с коррупцией в России может происходить только эволюционным путем, путем постепенного закрытия лазеек для чиновников – с одной стороны, и для бизнеса – с другой. Делать и то и другое одновременно – значит обнаружить себя в качестве врага коррупции, следовательно – обрушить на себя всю ее махину. Поэтому действовать здесь следует крайне осторожно: то заручаться поддержкой чиновников и «подвинчивать гайки» бизнесу, то, наоборот, временно ориентироваться на интересы бизнеса для того, чтобы немного усмирить чиновников всех ветвей власти. Так, постепенно, от шага к шагу, без революционных потрясений, идя по пути недемократического уменьшения свобод в области экономики для чиновников (запреты на владение средств производства и т.п.) и в области политики для бизнесменов (запреты на вхождение во властные структуры) лет приблизительно за 20 – 30 Россия сможет в основном выйти из нынешнего болота всеобщей круговой поруки. Осуществить это легче при институте сильного президента, у которого нет необходимости постоянно менять власть на деньги и при конституционно ограниченном монархе, дающем моральную оценку происходящему.

Наконец, надо понимать, что вхождение России в международный рынок усилит коррупцию со стороны ТНК. А поскольку существование ТНК есть производная от глобализации, то вхождение России в мировую экономику только усилит связь чиновников и бизнеса, т.е. усилит коррупцию. При этом ТНК могут быть с национальной ориентацией, а могут – с прозападной или любой иной. И хотя любой вид коррупции нежелателен, но если выбирать из двух зол, то останавливаться все же лучше на меньшем зле, т.е. на той коррупции, которая вытекает из национально ориентированного бизнеса.

В целом, коррупция есть своеобразная болезнь пассионарного общества, поглощающая всю его энергию и возникающая при неумелом отказе от тоталитаризма. В России в ближайшее время она не может быть искоренена полностью, однако борьба с ней представляет собой ту долгосрочную программу, в которой россияне смогут обнаружить в себе силу своего духа.

В течение XX в. пассионарность России резко снизилась вследствие совершенно очевидных вещей: была чудовищная по жестокости гражданская резня после 1917 г., сталинские репрессии, Великая Отечественная война, миграция активного населения преимущественно на Запад в 70-е, 80-е и 90-е годы (три соответствующих волны). Кроме того, бандитский капитализм, особо бесконтрольный в эпоху правления Ельцина, тоже унес немало жертв среди активной части населения. Генофонд России сильно оскудел за последнее столетие. Активных людей осталось уже не так много и они стали не явлением, а скорее приятным исключением, но именно на них и держится Россия.