Как же, с учетом всего этого, можно серьезно относится к военному могуществу Западной Европы? Это могущество ненатуральное, мистифицированное. Там есть хорошее оружие, сытые и обученные солдаты, подчас страдающие ожирением, но вот чего у них нет, так это желания воевать и побеждать, нет способности к самопожертвованию. В итоге NATO, которого так боятся и чье продвижение к границам России так неприятно, на деле является всего лишь устрашающей маской, одетой на когда-то грозного воина, у которого, несмотря на потерянный дух, еще осталось желание пить соки из других народов. Западная Европа, устав от прежних сражений, надела маску воинственности в надежде, что люди, помня ее прежние подвиги, примут маскарад за действительность и испугаются. Но чем дальше, тем больше стирается память о прошлых заслугах и все очевиднее становится тенденция на ослабление этой этнокультурной системы. Имперские амбиции в Европе ныне крайне непопулярны. Более того, призывы вспомнить свою былую силу вызывают в массах озлобление. Европейские обыватели не хотят напрягаться, плывут по течению и надеются, что на их век достигнутого благосостояния хватит. Подобные вещи предсказывали Ницше, Шпенглер, Гуссерль [42 – 44]. Философы оказались провидцами.
В создавшихся условиях военное сотрудничество с Европой для России, что называется, нерентабельно. Можно продавать им военную технику, но наивно надеяться, что европейцы смогут, даже если и будут заинтересованы, быть полезными в серьезных военных действиях (при возникновении таковых).
NATO перестала быть символом агрессивности. Целью этой военной организации уже не является реальное противостояние России (как это было применительно к СССР), равно как нет теперь у нее и цели сдерживать агрессивную Германию: во-первых, реально противостоять России (фактически воевать с ней) NATO боится, а во-вторых, Германия уже совсем далека от милитаристских настроений. Поэтому единственная реальная цель этого военного блока заключается в устрашении России с тем, чтобы иметь возможность на льготных условиях (т.е. дешево) получать ее сырьевые ресурсы в обмен на «ненападение». Безусловно, Запад будет продолжать действия по идеологическому разложению России через ее же средства массовой информации. Он не оставит попыток ослабить Россию. Однако это направление для него уже отходит на второй план (если не удалось разложить до нужной кондиции при Ельцине, то в дальнейшем это представляется мало реалистичным), а на первый план выдвигается необходимость обеспечения такой конфигурации отношений, чтобы получаемое из России сырье оказалось наиболее дешевым. Это можно сделать, например, если под всякими «благовидными» предлогами (права человека и т.п.) лишить Россию выхода на рынки Запада с высокотехнологичной продукцией и оставить ей шанс получать валютные средства лишь за счет сырья. Однако эти планы легко сорвать хорошими экономическими и политическими отношениями с Южной Азией (в первую очередь с Индией и странами Индокитая) и Латинской Америки, рынки которых для возможностей России являются практически неограниченными. Иными словами, отсутствие «зацикленности» на Европе и вообще – на Западе, есть первое условие того, чтобы и Европа и весь Запад сами стали проситься торговать с Россией на выгодных для нее условиях.
Последний могиканин. Из всего Западного мира имперские амбиции есть лишь у США, которые сейчас являются безусловным мировым лидером в экономике. Но лидерство в экономике не означает автоматически абсолютное лидерство, включающее в себя и военное. Последнее следует заслужить. Что же демонстрируют североамериканцы мировому сообществу в последние 50 лет? В Карибском кризисе проявлена боязливая миролюбивость. Вьетнамская и ливанская военные компании с позором проиграны. Из Сомали в 1993 г. ушли, испугавшись зверств местного населения. В войне 1991 г. с Ираком, несмотря на ряд побед, не решились на полномасштабные действия и оккупацию. Через 12 лет там же действовали преимущественно с помощью подкупа иракских генералов, но после их капитуляции до сих пор не контролируют ситуацию. В войне в 2001 г. с Афганистаном сухопутные действия были выполнены исключительно пророссийски настроенными афганскими группировками; в настоящее время Афганистан, за исключением половины Кабула, американцами не контролируется. Вот такие факты.
Практически ситуация складывается таким образом, что пассионарности граждан Соединенных Штатов (включая и активных эмигрантов) в последние годы хватает лишь на создание материального мира, а вот на эдакий духовный рывок сил нет. В США так и не создано ни оригинальной философской концепции, ни бесконечной музыки уровня Моцарта, Бетховена и т.п., ни других художественных творений, которые бы потрясали сознание человечества. В США нет того духа, который в свое время позволял творить европейцам. То, на что они способны, вторично относительно Европы. И совершенно естественно, что отсутствие этого духа сказывается и в военном деле.
Нынешние Соединенные Штаты в некоторой степени напоминают Римскую империю эпохи принципата (середина I в. до н.э. – начало III в. н.э.). Действительно, в этот период Рим как империя не создал практически ничего своего ни в философии, ни в архитектуре, ни в поэзии, а лишь копировал шедевры Греции, которую он покорил. Однако его военное могущество было очень значительным, хотя и распространялось не на весь мир, а на относительно небольшую по территории область Европы и севера Африки. Рим, как и США, порабощал лишь слабых, а сильные, например Персия (точнее, Парфия), ему успешно противостояли. Соединенные Штаты тоже проявляют агрессию лишь относительно тех, кого считают явно слабее себя. Например, можно отметить Вьетнам, Югославию, Ирак. При этом на Ирак в 2003 г. они напали только после того, когда с помощью представителей ООН подтвердилось отсутствие там оружия массового поражения. С сильным же Советским Союзом они осторожничали, действуя не явно, а скрытно, не допуская лобовых столкновений. Сейчас они осторожничают и с Россией, и в гораздо большей степени с Китаем.
Не допускал лобовых столкновений с США и СССР. Это означает, что, во-первых, не только в США, но и в СССР уровень пассионарного напряжения после второй мировой войны был не очень высокий (именно после войны стали возможны либеральные реформы Хрущева), и во-вторых, СССР и США (точнее, СССР и Запад), несмотря на всю бытовавшую тогда риторику, не видели друг в друге тех принципиальных врагов, ради которых следовало бы развязывать ядерную катастрофу. Стремления к физическому взаимоуничтожению здесь не было, как нет его и сейчас между Западом и Россией.
Конечно, Запад, включая США, стремились расколоть Россию, но у них из этого ничего не вышло. Да, они до сих пор не оставляют надежду на то, что им каким-то образом удастся ее подчинить. Все эти стремления остаются в силе и, видимо, будут существовать еще долго. Но в то же время прагматично настроенные политики не могут не задаваться вопросом: если даже в условиях экономической отсталости Россия является одним из сильнейших военно-политических игроков мира, то что же будет тогда, когда она станет экономически сильной? И поскольку Россия уже де-факто входит в новый ритм, не потеряв своей цельности и, следовательно, остается по существу империей, то с этим фактом следует не только считаться, из него Запад постарается извлечь для себя максимальную пользу. Так, США пытались втянуть Россию в оккупацию Ирака и, как это у них принято, чужими руками выполнить свои задачи. Не получилось. Россия не втянулась, а США в Ираке увязли (если не убегут оттуда с позором).
Думается, американские эксперты совсем неглупы и отлично понимают различие боевого духа российских и американских солдат. Они отлично видят неспособность своих войск и своего общества к жертвенности, без которой невозможны великие дела, и поэтому понимают необходимость в военном сотрудничестве Америки с тем, кто обладает такой жертвенностью. Эта заинтересованность заключается в использовании чужих солдат в своих целях.
