– А как ты думаешь? Сейчас можно не уметь писать, но без компа никак.

– Так вот. Ты же знаешь, что служебные команды требуют закрытия всех работающих программ с запросом на сохранение-не сохранение данных, само форматирование тоже открывает диалог, требующий подтверждения.

– Ну да, примерно поняла.

– Так вот, в экстренной ситуации форматировать диск приходилось не командным, а аппаратным способом.

– Это как?

– Замыканием двадцать второго и двадцать третьего прерываний процессора. Нужно было влезть в мамку – ну, то есть, в материнскую плату – и подвести шлейф от блока к сокету, но сделать это квалифицированно, чтобы камень не сгорел. Работа была тонкая, мы делали по высшему разряду и деньги нам платили немалые.

– Здорово. А это было опасно?

– Ну как сказать… – Олег повел плечами. – Мы в России, Танька, а это страна не для людей, нормально жить тут невозможно. Или пидараситься за копейки, или рисковать. А дальше все зависит от масштаба. Украл три рубля – угодил в тюрьму. Украл три миллиарда – стал губернатором области.

– Круть, – подтвердила я.

– На самом деле моя работа была хуже, чем ограбление банков. Я не грабил кого-то по отдельности, я не давал качать налоги из бизнеса и был врагом государства.

– Врагом государства?

– Да, – он кивнул. – По сути государственным преступником. Но ты спрашивала меня про мораль. Так вот, я о том ни капли не жалею.

– Ни капли? – перепросила я.

Кажется, Олег в своем отношении к окружающему миру был сходен со мной.

– Нет. Потому что если бы деньги, утаенные с моей помощью, пошли в бюджет, они бы все равно никому не принесли пользы.

– Никому?

– Никому. На них бы не построили жилье, чтобы бесплатно расселить в человеческие условия вот эту клоаку.

Олег обвел руками вокруг себя.

Название, данное нашему дому, где всегда слоился железистый запах самогона, варимого на втором этаже, показалось мне точным.

– И с их помощью не увеличили бы пенсию таким, как ты – несчастным, потерявшим в детстве отцов.

Я открыла рот и тут же закрыла.

Мамина глупость не была беспредельной. Своим кавалерам она не признавалась, что ее бывший супруг жив-здоров и отбывает срок за убийство.

Впрочем, я тоже говорила, что отец умер; в школе в это верили все.

– Эти деньги пошли бы на зарплату какой-нибудь московской сволочи, заседающей в Госдуме… или что было в те времена, уже не помню.

Вздохнув, Олег посмотрел на меня, но явно видел что-то другое.

– И если повторить все опять, я поступал бы точно так же, не испытывая капли угрызений.

Я кивнула.

Нынешний разговор неожиданно ушел в очень темные глубины – или поднялся в какие-то очень черные высоты.

Прежде мы с Олегом обсуждали фильмы, которые он смотрел по телевизору, а я – кое-как на своем тормозном компьютере.

– Хотя на самом деле так я рассуждаю сейчас. А тогда был просто дурак, радующийся тому, что своим умом и умением могу что-то заработать и тем жить

– И ты жил, не думая о том, что надо получить диплом института? – уточнила я.

– Правильно догадалась. Лилась золотая река и она казалась вечной. Потому что бизнесменов становилось все больше, а налоговики зверели все сильнее. Но потом…

Олег замолчал, словно предчувствуя, что сейчас нас прервут и не стоит продолжать рассказ.

Так и случилось, в кармане его клетчатой рубашки зазвонил телефон.

Он вынул девайс, взглянул на меня и приложил палец к губам.

Этого можно было не делать: я знала, что звонит мама, больше Олегу никто не звонил.

– Да, все нормально, – ответил он. – Таня спит, я смотрю телевизор без звука…

Наши посиделки на кухне были невиннее некуда, но мама ревновала Олега ко мне чем дальше, тем сильнее.

При том она имела безлимитный тариф, в случае отсутствия посетителей ночные разговоры с будущим мужем могла вести часами.

После них Олег как-то замыкался и без охоты возобновлял прерванную беседу.

Да и мне хотелось спать.

Мы понимали друг друга.

Бесшумно встав со стула, он помахал мне рукой и на цыпочках вышел из кухни, без звука затворил за собой дверь комнаты.

Пока Олег крался, я слышала неразборчивый мамин голос в наушнике его телефона.

Прежде, чем исчезнуть, он зажал пальцем микрофон смартфона и сказал:

– И помни, Танька…

Мама что-то мурмулила, ее голос невнятно булькал в наушнике.

– Жизнь – это не то, что есть, а то, что кажется.

Я встала и плотно закрыла кухонную дверь.

Теперь, стараясь не греметь, я могла помыть чашки, разложить свое кресло-кровать и идти в душ.

Этот разговор что-то всколыхнул в моем сознании.

Я еще сильнее поняла, что приложу все силы, лишь бы вырваться из нынешней гробницы.

В школе мне давно стало скучно.

Одноклассники жили на подростковом уровне, их не заботили взрослые заботы. А я думала о том, как устроить жизнь по-другому.

Причем сейчас я поняла это гораздо сильнее, чем прежде.

Мне как-то вдруг надоело вчерашнее и захотелось перескочить в завтра, минуя «сегодня», не несущее радостей.

Почему так почувствовалось ни с того, ни с сего, я сама не знала.

Съездив с Ведьмочкой к дяде Коле, я не нашла ничего нового, равно как ничего и не потеряла.

Двести пятьдесят рублей лишними не были. Но и погоды они не делали: даже если бы я зарабатывала такую сумму каждый день, ее бы все равно не хватило на нормальную жизнь.

Но… что-то сдвинулось во мне.

Я не смогла бы этого объяснить, но то было так.

Однако в моей жизни – каковой являлась остобрыдшая школа – не менялось ничто вообще.

Райка ничем не проявлялась, делала вид, что не было ничего.

Я понимала причины.

К дяде Коле она позвала меня накануне вечером, когда не вовремя растеклась Моделька.

Почему она не обратилась к кому-то другой, я не имела понятия.

Скорее всего, причина была потому, что мы столкнулись на выходе из школы в тот момент, когда Ведьма узнала о неработоспособности своей напарницы.

Вероятно, Модельку она ущемляла только так, разводила перед ней философию – и та безропотно позволяла недоплачивать за работу.

Со мной фокус не прошел. Он просто-таки не мог пройти.

Однако я вдруг задумалась над отношениями, которые раньше не волновали.

Я поняла, что в Райке нечто нехорошее. Мне совершенно неясное, но что-то такое, с чем не хотелось бы знакомиться всерьез.

Иметь ее подружкой я никогда не хотела и в общем ее сторонилась.

Впрочем, сторонилась я всех, одноклассников я давно переросла.

Сейчас Ведьма изо всех сил показывала, что тот визит для меня был случайным и больше такого не повторится.

А я чем дальше, тем больше понимала, что хочу опять попасть к дяде Коле.

Точнее, мне нужно было оказаться там еще раз и разобраться в себе самой, по возможности, не торопясь.

На самом деле ублажать старика видом своего голого тела мне не понравилось.

Я была НикитОй, а НикитА была кем угодно, только не проституткой.

Проститутка давала – я хотела брать.

Да и вообще, такая работа означала получать по крупицам, а это было не по мне.

Я предпочла бы один раз кого-то убить и ограбить, а потом жить спокойно, чем изо дня в день иметь понемногу.

Убивать и грабить я бы вряд ли когда-нибудь собралась, но все равно хотела чего-то нового.

Разговор с Олегом, во время которого = что-то на миг всколыхнулось, оказал свое действие.

Я, конечно, ни при каких условиях не стала бы отбивать его у мамы. Мысль, пришедшая в голову на зашторенной кухне, мелькнула лишь на миг.

Про таких женщин, как моя мама, мужчины говорят, что она «слабана передок». При неприятной грубости слова были стопроцентно верными.

Маму всю жизнь вело тело, в итоге оно не могло привести ни к чему хорошему.

Из всех ее вариантов Олег был самым лучшим.