Вечером, пока будущие супруги пили чай на кухне, я порылась в мамином шкафу и нашла старый черный парик, в котором становилась неузнаваемой.

Моя нищенская серая куртка была единственной в городе, я позаимствовала белую мамину, которая висела без движения.

Все это я спрятала в пластиковый пакет, чтобы утром выскользнуть из дома и надеть на лестнице камуфляж.

Мама ничего не заметила, свобода моих передвижений в дневное время не ограничивалась, все должно было получиться.

На остановку я пришла не совсем уж чуть свет, но все-таки раньше, чем одноклассницы могли ехать по вызову. Вряд ли дядя Коля заказал их к завтраку: в прошлый раз я вернулась из поездки к самому уходу в школу.

Ждать в павильоне на скамейке я не стала: при всей маскировке вблизи меня можно было узнать.

Я отошла к киоску «Роспечати», чтобы при появлении этих двух мгновенно отвернуться к журналам. Со спины я была, однозначно, неузнаваемой.

Ведь помимо белой куртки и черных искусственных волос я надела старые балетки и казалась ниже ростом.

Но при всем том грозила опасность раскрытия, определенная независимо от меня.

Если бы Райка с Анькой сели в «Газель», где все стояли друг у друга на головах, шансов не оставалось. Ехать в одной коробке с ними я бы не смогла.

Но судьба вела меня к дяде Коле мимо препятствий.

Когда парочка появилась из-за ближнего дома, к остановке медленно, словно опасаясь развалиться, подкатил большой «ПАЗ

С ним повезло еще сильнее.

Дворовой проезд выходил к началу остановки. Нарушая все порядки, Ведьма ринулась в автобус через переднюю дверь.

При Моделькиных ногах любой водитель посадил бы двух маленьких шлюх хоть к себе на колени.

На самом деле Анькины ноги были не красивыми, а просто длинными, но мужчины – все как один – теряли от них голову.

Я спокойно дождалась, когда закончится высадка и начнется посадка – законно скользнула в заднюю дверь и очень удачно села на последний диван.

Одноклассницы заняли передние места, предназначенные для беременных инвалидов, сидели ко мне спиной и всю дорогу переругивались.

Слов я не слышала: у водителя бухал рэп – но им было не до меня.

Ведьма, конечно, оставалась истинной ведьмой, она не могла не ссориться даже со своей лучшей бессловесной подругой.

Автобус был ужасный – прокуренный, разбитый, провонявший мочой, которую водитель спускал на конечной прямо из салона – хвост трясло так, что меня тошнило и я едва вынесла дорогу.

В тот раз я все-таки боялась, что незнакомый старик начнет меня грубо домогаться, и время скользило мимо.

А сейчас оно тянулось и тянулось; казалось, что мы не приедем никогда.

Дядя Коля жил на противоположном краю города, здесь все выглядело незнакомым. Я встрепенулась и почти побежала, когда одноклассницы снялись на выход.

Я осторожно шла следом и на углу квартала узнала грузина у «газельного» ларька, где мы меняли дяди Колины полтысячи.

Увидев девок, он радостно замахал руками. Анькины ноги вышибли разум и из него.

На меня грузинец даже не взглянул: в нынешнем прикиде я была похожа на кого угодно, только не на привлекательную женщину.

Все пошло в тему, дальше я могла найти дорогу сама и отстала на полквартала.

Развернуться и ехать обратно я не могла по той причине, что точечный дом был замкнут на домофонный замок. А я не знала номер дяди Колиной квартиры и даже не запомнила этаж.

Я понимала, что в крайнем случае можно проникнуть в подъезд обманным способом, пройти все этажи и найти нужный по кофейной банке, куда стряхивал пепел нищеброд в «трениках

Но все-таки лучше было подсмотреть, как Ведьма нажимает кнопки на панели, и ломиться конкретно.

Как назло, район в этот час оказался безлюдным. К дяди Колиному дому прошмандовки подошли в одиночестве, двор был пустым, укрытий в виде деревьев не имелось.

Приблизиться и стоять я не могла, поэтому очень медленно пошла мимо.

Я обладала орлиным зрением, могла увидеть спичку на дороге с девятого этажа.

Две щёлки сумели создать на крыльце толпу, загородили все плечами и ногами, но я поняла, что Ведьма нажала на домофоне одну и ту же кнопку два раза подряд.

Это означало, что мне придется перебрать номера 11, 22, 33 и так далее до неизвестно какого.

Задача в общем решилась.

Я пошла обратно на остановку, чтобы приехать сюда завтра утром.

В шестнадцатиэтажном одноподъездном доме было шестьдесят четыре квартиры: это я поняла, посмотрев синюю табличку над дверью.

Получалось, что перебирать предстояло не так уж и много.

11-ю квартиру я нажала чисто из любви к порядку. Две недели назад я расправила и подтянула свои улетные колготки в лифте – по дороге на третий этаж на это не хватило бы времени.

К тому же там никто не откликнулся.

В 22-й отозвался женский голос, который я сразу сбросила. Женщины мне не были нужны.

В 33-й и 44-й оказалось пусто. Видимо, их молодые хозяева были на работе.

Мне осталась последняя из возможных – пятьдесят пятая.

Я сделала паузу и подсчитала, что она на четырнадцатом этаже. Это походило на правду: с Ведьмой мы ехали долго.

Если и там ожидал облом, то означало, что дяди Коли нет дома и в этот день все напрасно.

Могло быть и хуже: если я ошиблась и на самом деле Райка нажимала разные кнопки, то поиски расширялись до невозможности.

Но мне все-таки повезло.

В 55-й, хоть и не сразу, приняли вызов.

– Дядя… Коля… – теряя уверенность, выдавила я. – Это…

– Кто это?

В голосе не было раздражения, он звучал устало и почти равнодушно, но как-то очень по-мужски..

– Это я…

Я замолчала.

При всей глубине подготовки я забыла решить заранее, что именно сказать.

Но врать я умела и соображала быстро.

–…Я, Аня!

Я перевела дух.

– Мы с подругой у вас были. Я, кажется, оставила заколку. Можно посмотреть?

– Ну входи, – помолчав, согласился невидимый дядя Коля. – Посмотреть можно всегда.

Щелкнул электрический замок, дверь отворилась на сантиметр.

Она двигалась медленно и бесшумно, словно хотела сказать, что впускает меня в мое будущее.

Это было смешно, но я чувствовала именно так.

В подъезд я вошла, как в пещеру чудес.

В тот раз я слегка трусила. Сейчас шла уверенно, зная цель и все замечая.

Дяди Костин дом был средним. Не таким бомжовским, как наш, но и не элитарным – с цветами на окнах и диванчиками у лифта, где мне тоже приходилось бывать.

Тут все было обычно: в меру чисто, в меру ободрано.

Наркоманы не расписали стены из баллончиков, но на синей притолоке лифтовой двери чернела короткая фраза, сделанная маркером.

Она утверждала, что некий человек является пассивным гомосексуалистом. Две средние буквы фамилии были размазаны, но я поняла, что речь идет о нынешнем президенте.

Сам лифт не работал. Красная кнопка тупо горела на панели, из шахты не слышалось ни звука, не веяло ветерком.

Я завернула на «пожарную» лестницу и не спеша пошла вверх.

Мои уши слышали все, что можно в многоквартирном доме: плач детей за дверьми, осторожное тявканье собак, редкие голоса, доносящиеся не пойми откуда.

Мой нос ощущал все запахи, я принюхивалась туда и сюда, как крадущаяся кошка.

Пахло курицей, жаренной с чесноком, дешевыми пельменями из «Полушки», отдушкой от стирального порошка, еще чем-то – но варящимся самогоном не несло. Все-таки дом был относительно приличным.

Сильнее всего воняло мусоропроводом. В нашем двухэтажном полубараке, ясное дело, такого не имелось, этот запах был особенно неприятным.

Четырнадцатый этаж так провонял табаком, что даже мусоропровод не ощущался.

Дегрода в трениках у окна не было, но он прокурил тут стены насквозь.