На северном фланге 1-й американской армии, в Маастрихте, закрепился 19-й армейский корпус, но для продолжения наступления ему не хватало боеприпасов и топлива. 5-й корпус, стоявший на правом фланге 1-й армии, тем временем продвинулся в бельгийские и люксембургские Арденны. В его состав входили 4-я пехотная дивизия, в которую добровольно вступил Эрнест Хемингуэй, и 28-я пехотная, та самая, что прошла маршем через Париж. Блеск того триумфального парада давно померк. Казалось, в медленном, утомительном и часто опасном покорении линии Зигфрида было не столь много славы. «Мы проезжаем блиндаж, – писал солдат 30-й пехотной дивизии, – и я вижу бойца. Он лежит на земле, жалко раскинув руки и ноги, лицом в грязи, рядом с головой – каска. Из задних карманов штанов торчат упаковки “К”-рациона. Ему их уже не съесть» {72}.

Даже для того, чтобы проложить себе путь через бетонные пирамиды, прозванные «зубами дракона», «Шерманам» приходилось стрелять до полусотни раз. Американцы поняли, что для переброски войск между минометными огневыми позициями и блиндажами немцев им придется проходить эту зону ночью. Каждый блиндаж брали штурмовые группы – по меньшей мере двенадцать человек – при поддержке танков, «самоходок» или противотанковых орудий. Бетон был слишком прочным, его могли пробить разве что 155-мм САУ. Впрочем, противотанковые пушки, стрелявшие бронебойными снарядами по амбразурам, тоже могли вывести врага из строя, ибо вызывали контузии. «Раненые выходят ошарашенными, из носа и рта у них хлещет кровь» {73}, – говорилось в американском отчете. Бронебойные снаряды американцы использовали и при подрыве стальных дверей – наряду с шестовыми и ранцевыми подрывными зарядами, содержащими не менее тридцати фунтов в тротиловом эквиваленте. «Если они по-прежнему отказываются сдаться, оглушите их осколочной гранатой, сбросив ее в вентиляционную шахту, – советовали в том же отчете. – А зажигательная граната с белым фосфором, брошенная в ту же шахту, будет весьма способствовать пересмотру их [взглядов]». Потом они должны закричать: Kamerad? и Wir schießen nicht! («Мы не стреляем!»). «Если все окажется бесполезным, вызовите танк, чтобы взорвать заднюю часть блиндажа, или танковый бульдозер, чтобы завалить дыру [и похоронить их]».

Солдатам советовали никогда не входить в блиндаж; они должны были выманить защитников. «Когда мы взорвали двери и проходы, – сообщал 41-й мотопехотный полк 2-й бронетанковой дивизии, – и подавили вражеский автоматный огонь, пехотинцы двинулись к той стороне блиндажа, откуда их не могли заметить, и крикнули, чтобы все выходили. Те без промедления подчинились. Из одного блиндажа вышли только тринадцать солдат. Мы бросили в разрушенный проход гранату, и появились еще семеро» {74}.

Если немецкий боец кричал, что не может двигаться из-за ранения, руководство рекомендовало устроить еще один взрыв. «После второй шашки тротила им как-то удается выйти» {75}. Но штурмовая группа все равно должна была бросать гранаты или стрелять из огнемета: а вдруг кто прячется? Бойцам приходилось смотреть в оба и выискивать «шкатулочные мины», очень маленькие, чуть больше пяти сантиметров в ширину, а в толщину – всего два с половиной. А под конец нужно было запечатать стальные двери паяльными лампами или зажигательной термитной гранатой, чтобы немцы не заняли блиндажи снова. У одного подразделения на участке было шесть блиндажей, и их пришлось захватывать трижды. Однажды солдаты целого взвода, измученные, вымокшие под непрестанным ливнем, набились в захваченный блиндаж и уснули. Вернулся немецкий дозор, и весь взвод взяли в плен без единого выстрела.

В центре 1-й армии 7-й корпус продвинулся к Ахену, древней столице Карла Великого и святыне Священной Римской империи, поистине lieu sacré. Корпусом командовал молодой генерал-майор Дж. Лоутон Коллинз, очень энергичный, в корпусе его называли «Джо-молния». Ахен стоял на небольшом выступе немецкой территории. Линия Зигфрида огибала его с западной и южной стороны, а за городом проходила еще одна линия укреплений. Коллинз, стремясь избежать изнуряющих уличных боев, решил окружить Ахен в надежде, что немцы решат уйти, но в своих рассуждениях он не учел менталитет Гитлера и его навязчивую идею превратить каждый город в крепость и не сдавать, а уж тем более такой исторически важный. Позже, в 1945 году, Геринг сказал на допросе: «Фюрер хотел защищать Ахен до последней капли крови, сделать его примером для всех городов Германии и, если придется, стоять до конца, пока город не сровняют с землей» {76}.

11 сентября американские войска внезапно пошли в атаку, и в стане немцев вспыхнула паника. Нацистские руководители, зенитные подразделения люфтваффе, местные чиновники, полиция, войска – все ринулись на восток, в сторону Кёльна. По словам начальника штаба 7-й армии вермахта, «вид отступающих солдат люфтваффе и эсэсовцев с командирами, возглавляющими отступление, очень плохо подействовал на моральный дух. Они просто расселись по машинам и удрали. От такого в Ахене случился бунт» {77}.

Гитлер приказал эвакуировать гражданское население – и в случае необходимости даже силой. Он подозревал, что жители предпочтут американскую оккупацию, которая положит конец бомбардировкам. Всех, кто не покидал город, записывали в предатели. Но вышло не так, как он ожидал. 12 сентября в сектор срочно отправили 12-ю народно-гренадерскую дивизию, но 116-я танковая дивизия, отступавшая из Нормандии, прибыла сюда первой. Командир дивизии генерал-лейтенант Герхард граф фон Шверин оперативно отменил приказ гауляйтера об эвакуации. По мнению коллег, Шверин был слишком умен и, к его чести, слишком презирал нацистов. В Нормандии его уволили за то, что он высказал в лицо командующему корпусом все, что о нем думал, но потом восстановили в должности, ибо руководителем он был чрезвычайно эффективным. Возможно, поэтому он и решил, что ему все сойдет с рук.

Сначала Шверин восстановил порядок, его гренадеры получили приказ расстреливать мародеров на месте. Затем отправил послание американскому командующему, в котором сообщил, что прекратил «абсурдную» эвакуацию, и потребовал, чтобы с населением обращались милосердно. Коллинз, однако, продолжил свой план окружения. 1-я пехотная дивизия наступала с юго-востока, а 3-я бронетанковая дивизия защищала ее правый фланг. Но ее ударная мощь была весьма ограниченной, во-первых, в связи с плачевным состоянием танковых двигателей после долгого наступления из Нормандии, а во-вторых – с нехваткой снарядов всех калибров. 1-й дивизии даже пайков не хватало. «Пришлось нам утешаться экстренными пайками класса “D”. Это были шоколадки с полным набором искусственных питательных веществ, твердые, как булыжник, – писал лейтенант Гарднер Ботсфорд. – Три плитки шоколада в день… это уже перебор» {78}.

Когда нацистскому руководству стало ясно, что немедленной угрозы Ахену нет, чиновники бросились обратно – возобновить эвакуацию мирных жителей; с северо-востока была предпринята контратака, чтобы предотвратить окружение. Тем временем стало известно о письме Шверина Коллинзу, и недальновидному юному генералу пришлось скрываться от ареста по обвинению в пораженчестве и даже измене. Гитлер, как ни странно, позже его простил. Принудительную эвакуацию проводили жестко. Почти все гражданские хотели остаться. Распространялись дикие слухи, будто союзники забросали Кёльн бактериологическими бомбами и там теперь эпидемия тифа. Многие верили, что у союзников есть бомбы с бациллами проказы и чумы {79}.