Деньги – это мощный заменитель творчества. В свое время мой папа твердил мне, что я – бездарный, бесполезный тип. У папы была известность и льготы. А папа у меня был знаменитый в одной советской республике писатель. И считал, что его успех будет вечен. Но рухнул Советский Союз. Папины книжки оказались никому не нужны, и люди их сдали в макулатуру. Теперь я содержу своего нищего папу, и его третью жену. И папа находит меня способным человеком, и даже талантливым. Хотя не понимает, чем я зарабатываю. Но ему нравится. Деньги, знаете ли, полируют многие шероховатости. Глупый с деньгами становится умным, бездарный – талантливым, уродливый – красавцем. Надо приучать простого человека к деньгам, и дергать за ниточку денег.
Человек, которого мы описали, сидит вечером во дворе в синих сатиновых трусах, зеленой исподней майке, и ему ничего не надобно, денег он отродясь не занимал ни у кого, кроме тестя своего да соседа – до получки. Процента мужик боится, как и жида-процентщика. От слова «банк» он сразу выпадает в осадок – в банке одни жулики сидят. Такой он, наш субъект с низкими потребностями, и такой он нам не нужен. То есть он нам нужен, но другой. Нам нужно, чтобы он занимал под процент, чтобы он подсел на халяву. А потом возмутился бы, что его обманули, и вышел бы делать революцию.
Илюша Натюрморт мудро улыбнулся:
–– И уверяю вас, что это будет трудно. Почему несколько миллионов американцев, которые нынешний год пострадали от ипотечного кризиса, потеряли свои дома, машины и живут теперь в палатках – все имущество у них забрали банки-кредиторы и, кстати, выбросили на помойку – почему миллионы американцев не вышли делать революцию?
Витя Булд презрительно скривился:
–– Потому что амеры даже не бараны, они – мулы. То есть полные ничтожества. Вот и все. Американская нация давно перестала производить вождей. Они даже на президентские выборы выставляют от демократов негра, а от республиканцев – старого козла. Избирайте люди добрые
Илюша миролюбиво подтвердил:
– Ну, вот, и я о том же. Масса – это бесполезная субстанция.
Все пригорюнились.
Но бодрый голос Антона Марсовича вернул всем ускорение:
–– Надо опираться на средний класс, имеющий автомобили, а не на эту шушеру, которая играет в домино возле помойки. Кого вы мне описали, уважаемый Натюрморт? Вымирающую прослойку городского населения! А мне нужны люди, чья зарплата более тысячи долларов в месяц. Ну, хотя бы сорок тысяч рублей. Кстати, это люди вроде нашего Леши-программиста, который нас покинул. Иван-дурак. Ключевая фигура русского эпоса. Неудачник, который ждет своего часа. Он неудачник потому, что ничего даже не пытался начать и довести до конца. Он не ставит перед собой целей. Потому что интуитивно знает, что его никуда не пустят и ничего не дадут совершить. Зачем же дергаться? Сейчас ему все до фени. У него нет почти никаких желаний, потому что нет почти никаких возможностей. Но дайте ему точку опоры, и он, я вас уверяю…
– Перестаньте, Антон Марсович, —устало сказал Булд. – Такие, как Алексей, предпочитают ни-ког-да не рисковать. Чтобы не потерять то, что имеют. А значит, плодами любой революции воспользуются другие: или те, у кого вообще ничего нет, – в силу отчаяния, или те, у которых есть все – в силу опыта.
–– Неужели вы думаете, что он, молодой, в самом соку, не клюнет на новые возможности? Не рискнет, не зацепится за ту веревку, которую мы ему кинем? Ведь согласился же он на нас работать. Значит, он любит деньги. А кто любит деньги, тот любит жизнь, – заискрился Илюша.
Все время, пока мужчины спорили, Алла Георгиевна задумчиво смотрела вдаль из-под дымчатых очков. Мысленно она переодевала Лешу в дорогой костюм и сажала его в автомобиль. У нее не получалось. Костюм сидел на Леше, как на корове седло. И в дорогой автомобиль он идти не хотел, он спотыкался мимо и совал длинные ноги в жигулевую «шестерку». Алла Георгиевна снова мысленно примерила на Лешу костюм, но уже не темный, а светлый, и светлые туфли. И пересадила в джип, в более пацанскую машину. Опять не получалось. Леша упирался и бормотал что-то вроде «ну, его, я пешком». Тогда Алла Георгиевна мысленно снова раздела Лешу, увлекла его в спальню и повалила на постель. Леша яростно отбивался. Она нащупала его гениталии и проверила их состояние. Оно было мертвое. Леша крепко сжал коленями свое мужское достоинство и, закрыв глаза, представил, что он на допросе у немецких фашистов. «Ах, вот оно что! – догадалась Алла Георгиевна, – он у нас девственник! Тогда ему ничто не поможет, кроме…
–– Тема сисек не раскрыта, – тихо пробормотала она.
Антон хохотнул и сказал:
–– Леша живет с мамой. Ну, и что? А я – разведен. Четыре раза. И в данный момент у меня тоже нет семьи.
–– За вас я не беспокоюсь, – отрезала Алла Георгиевна. – Вы купите себе жену. В крайнем случае, вы купите ее себе в интим-салоне.
–– Чегой-то? – обиделся Антон.
–– Я просто хотела вам сказать, что если у мужчины отсутствует женщина, у него отсутствуют стимулы к приобретению. Ему не нужна недвижимость, он обойдется. Ему не нужен дорогой автомобиль. И ему вообще ничего не нужно.
–– Кроме Игры! – быстро ввернул Антон. – Такие, как Алексей, беспрерывно играют в онлайновые игры. Это точный диагноз. Осталось догадаться, какие крючки запихнуть в эту игру.
Алла Георгиевна опять прикрыла глаза и мысленно представила себе квартиру, в которой проживает Алексей, и его маму. Она беспрепятственно проникла в кухню, увидела, как Лешина мама лузгает семечки у окна, собирая шелуху в ладошку. Потом мамкель аккуратно вытирает подоконник, надевает разношенные босоножки, берет ридикюль с надорванной подкладкой и выходит на улицу, направляясь к соседнему Измайловскому парку. Тут она садится на скамейку и вынимает из ридикюля Роман-газету и очки. В этот момент из кустов выходит совершенно голый мужчина и встает перед Лешиной мамой, поигрывая налитыми, как боксерские перчатки, яичками. Лешина мама цепенеет от ужаса, потом роняет Роман-газету и начинает сумкой бить голого гражданина по яйцам. Гражданин со счастливой улыбкой скрывается в кусты, а Лешина мама несется по аллее с криком…
–– Стоп! – остановила Алла Георгиевна картину. – Она устала и очень хотела жаренной на сале картошки. Совещание ей порядком надоело.
–– Что ж, сказал Антон, – тогда вы, Алла Георгиевна, тоже составьте психологический портрет нашего клиента. Попробуйте сформулировать его потребности.
–– Да, черт возьми, нет у него никаких потребностей, – раскричалась Алла Георгиевна. – У него потребность быть защищенным, как в материнской утробе. Поэтому ему нравится его малюсенькая квартирка, где он видит все углы, поэтому он не хочет выходить на контакты с новыми людьми. Что правда, то правда: он живет в виртуальном мире. Пока мы угадали, что можно использовать только одну его особенность. Все другие, увы, закрыты для посторонних.
Я вот что последний раз перед окончательным принятием концепции предлагаю: одумайтесь манипулировать с деньгами! У нас мало людей имеют деньги. Давайте сыграем на старом добром страхе. Раньше приемы манипуляции разрабатывались применительно к «западному» страху. Эпидемии чумы, СПИДа, других неизвестных болезней. Терроризм. Ужас населил сердца жителей Запада. Подобные явления не отмечены ни в восточных культурах, не описаны они и в русских летописях. Давайте запузырим какой-нибудь страх. Эпидемию, что ли, какую-нибудь! Например, эпидемию бесплодия, которое передается через укусы комара.
–– Да полно вам! – возразил Антон. – В нашем случае это возможно только, если на нашей стороне играл бы главный санитарный врач Геннадий Онищенко. А он играет на стороне власти. Власть и так постоянно пугает народ. То отравленными огурцами, то аномально жаркой погодой, то гриппом куриным, то свиным… Алла Георгиевна, что это с вами? Будто вы не видите, что это место занято. Народ и так запуган и ни на что не способен.
Но тема страха, безумной страшной пандемии была запущена не зря. И все они это знали. Просто для нее нужно было выбрать момент. В мире, в самых грязных его уголках, постоянно вспыхивали какие-то эпидемии. Но уголки были расположены далеко, и людям, которые туда ездили, например, по служебной надобности или по своей дури, делали прививки. Потому что болезни были давние, известные, типа гепатита, холеры или малярии, или легочной чумы. И лекарства от них были. А вот если бы возникла какая-то неизвестная болезнь, с неизвестным возбудителем и начала бы молниеносно распространяться по миру на самолетах, поездах, через никогда не очищаемые кондиционеры в отелях… это было бы сильно. Начался бы жуткий страх, который бы стал волнами ходить по миру, закрылись бы границы, стали бы умирать в прямом эфире известные люди, даже монархи… под таким соусом можно было бы делать великие дела…
