Какое-то время никто не заговаривал, наслаждая свои вкусовые рецепторы и набивая желудок едой. Но вскоре, после кратковременного всеобщего молчания, со стула поднялся Виктор Павлович.

– Прошу внимания,– обратился он ко всем, держа в руках бокал с красным вином,– Я, не в обиду Ирине, хочу поздравить свою дочь с Днем Рождения и выпить это вино за нее! Доченька,– повернул он тело на пару градусов в сторону Ксюши, чтобы всем стало понятно, кого он имеет в виду.– Что бы ни происходило или не произошло между нами, я хочу, чтобы ты знала, что у тебя есть я, твой папа. И ты всегда можешь положиться на меня. Для меня нет ничего важнее, чем твоя улыбка и радость в глазах. За них я готов отдать не только свое имущество, но и жизнь. Помни об этом и будь счастлива, Ксюшенька! Ура!

Он, подняв бокал над головой, словно дал нам команду, которой я, лично последовала безоговорочно, троекратно выкрикнув вместе с другими: « Ура! Ура! Ура!».

Все выпили и опять принялись пережевывать пищу. Я же решила рассмотреть более внимательно Виктора Павловича, который вызывал во мне какой-то непонятный трепет во всем организме.

Ксюшин отец был красивый мужчина. Дочери достались его темные с густыми и пышными ресницами глаза. И если у Ксюши они смотрелись естественно, то во внешности Виктора Павловича это добавляло такой шарм, который у меня вызывал, ко всему прочему, еще и зависть, потому что мои ресницы оставляли желать лучшего. На его худом лице выделялись четко очерченные скулы, придавая ему мужественность. Губы были тонковаты, но не портили общего впечатления. Подтянутый, стройный и высокий, для своих лет, а судя по взрослой дочери годиков ему было далеко за пятьдесят, выглядел он сногсшибательно. Одет он был со вкусом и согласно торжеству, подчеркивая этим важность момента. В отличии, опять же от меня, одетую в простые джинсы и обычную блузку, которую я ношу, из ее практичности, повседневно. « Но я же не виновата?– пробежалась в моей голове мысль, стараясь облегчить мою совесть,– я же не думала, что дело так обернется и мне придется присутствовать на празднике. Пусть на чужом, но на празднике же».

То, что мужчина мне понравился, стало очевидным для меня самой после того, как он, неожиданно, оторвавшись от закусок, посмотрел в мою сторону и улыбнулся. После чего я, перепутав, схватила бокал с вином Ирины и выпила его залпом.

– Ты чего?– зашипела подруга и посмотрела на дно пустого сосуда, видимо, в поисках истины.– Хочешь спрятаться от предстоящего дела, уйдя в запой?

Я предпочла не отвечать ей, но краем глаза заметила, что Екатерина Дмитриевна не сводит с нас глаз, прислушиваясь к нашему диалогу.

– А скажите, пожалуйста,– неизвестно к кому обратилась я, почувствовав, как невидимой рукой интуиция провела по позвоночнику, задев все нервные окончания, обострив их чувствительность.– А все эти картины, доспехи, откуда они?

– О-о-о,– подхватил нить разговора Виктор Павлович, заметно оживившись.– Они вроде, как и настоящие, выкованные из металла, но не старинные, из какого-нибудь там музея или чьей-то частной коллекции, а просто сделанные одним замечательным местным мастером самоучкой. Я сам когда-то занимался ими по просьбе Захара Петровича. Сначала мне показалось это глупой затеей, но потом я столько узнал и прочитал, что с удовольствием помогал тестю. Мастера этого уже нет в живых, а его творения, как видите, продолжают жить. Как, кстати, и картины, написанные одним знакомым художником.

– Муляжи, не имеющие цены,– внес ложку дегтя Олег.

– А ты уже приценился?– озлобленность Милы на молодого человека была мне непонятна.– Видела я, как ты крутился у картин. Ищешь, что бы спереть?

– Не говорите ерунды,– сжала в руке нож Валерия так, что покраснели костяшки на ее пальцах.– Это полная ерунда и ложь.

– Ну, ну,– Мила посмотрела на Ксюшу, которая опять сникла.

– У меня же подарок для тебя,– вовремя спохватилась Ирина и, вытащив откуда-то из-под себя тот самый сверток, ринулась к подруге.– Я поздравляю тебя и, держи, это тебе.

Ксения лихорадочно стала снимать обертку. Вскоре в ее руках оказалась мягкая игрушка полосатого тигра.

– Но,– виновница торжества ошеломленно посмотрела на Ирину, глаза ее стали еще больше, а руки дрожали.

– Это же твой талисман Тишка!– воскликнул, соскакивая, и Виктор Павлович.

– Но, как?– не смогла выразить до конца своей мысли Ксюша, таращась на Ирину.

– Ты когда-то его у нас оставила, – отводя глаза, виновато заблеяла Ирина.– А я решила его не отдавать. Мне он тоже нравился, и я завидовала тебе, что у тебя есть свой талисман на удачу, а у меня нет. Вот я и подумала воспользоваться твоим. Извини меня, пожалуйста.

– Спасибо,– кинулась на шею подруги Ксюша, едва не сбив ее с ног,– Я же думала, что навсегда его потеряла. Моего Тишку,– отошла она от Ирины и нежно посмотрела в единственный глаз, потрепанной временем, игрушки.-Теперь я верю, что все будет хорошо, и я все делаю правильно. Ко мне вернулась удача!

Ксюша, вдруг распустившаяся, словно цветок, изменилась до неузнаваемости. Расправив плечи, она стала выше ростом и улыбка ее теперь не была натянуто искусственной, а озаряла лицо истинным счастьем.

– А чего сидим?– обрадовалась вместе с ней тетя Нина.– Кушайте, давайте, кушайте.

– Да, не лезет уже,– воспрял духом и Виктор Павлович.– А вот выпить не откажусь.

За столом возобновилось движение. Кто-то разливал, а кто-то подставлял тару для напитка, но то, что делали это дружно, не вызывало сомнения. В воздухе резко снизилась напряженность, а разговоры, перешедшие в общий гвалт, наполнились смехом и шутками.

– Я не закончил с рассказом о доспехах,– подхватив кончиком вилки кусочек селедки и забросив его в рот, едва не пронеся мимо, перебивая всех, заговорил папа Ксюши.– А история их возникновения, между прочим, очень занимательна и познавательна.

Он поднял указательный палец вверх, привлекая всеобщее внимание. Но, кроме меня, никто на это не среагировал. Я же, впившись в рассказчика глазами, приготовилась не пропустить ни единого слова.

– Известно, что доспехи делались и из множества слоев бумаги, и из кожи, которую сначала замачивали в масле,– твердил, не замечая никого и ничего, Виктор Павлович.– Предпочтение отдавалось коже буйвола или коровы, как самой прочной. И это только потом стали использовать железо.

Вдруг, где-то в стороне раздался грохот. Все смолкли, прислушиваясь.

– Это, кажется, в кабинете дедушки,– пояснила Ксюша.– Я посмотрю.

Я заметила, как она, мельком обменявшись взглядами с Милой, встала, чтобы уйти.

– Я с тобой,– приняла вертикальное положение Ирина.

– Не нужно,– слишком быстро ответила ей Ксюша.– Я быстро. Только посмотрю, что там упало и вернусь. А вы пока наполните бокалы.

И она, не забыв прихватить свой талисман по прозвищу Тишка, скрылась за дверью за моей спиной, и я услышала, как она ее закрыла.

– Что-то Ксюхи долго нет,– забеспокоилась Ирина, то вставая, то снова усаживаясь на стул.– Пойду ка я посмотрю. Может там, что тяжелое упало, и она, бедненькая, мучается, одна на себе тягает.

Она, окончательно покинув насиженное место, быстро побежала к дверям, за которыми несколько минут назад скрылась хозяйка дома. Предчувствуя недоброе, за ней, соскочив, ринулись без исключений все остальные.

В кабинете я очутилась второй, после Ирины, которая уже стояла там столбом, вертя по сторонам головой. Вскоре я почувствовала, последующие друг за другом толчки в мою спину, означавшие, что гости, прибывая не одновременно, врезались с разбега в опередившего их бегуна, от чего толчок по очереди передавался мне, продвигая меня с каждым разом вперед, ближе к центру комнаты.

– А где Ксюша- то?– не останавливала круговых движений головой Ирина, скорость и амплитуда которых увеличилась с каждым поворотом.– Где Ксюша, я спрашиваю?

Я машинально стала повторять круговороты, и даже, на всякий случай, посмотрела на потолок. Но и там Ксюшу не обнаружила. И тут до всех, стоящих шеренгой позади меня, дошло и стало очевидным, что она исчезла.