Жнецы выходят на труд дважды в день – рано утром, перед самым восходом Онсарры и на исходе дня, когда звезда проходит последнюю четверть своего пути. Подставив корзины под отяжелевшие соты, сборщики старательно сгоняли в них густой алый сок. За их трудом наблюдало несколько маленьких асайев, которые, как догадывался Гиб Аянфаль, были не прочь отведать только что добытого нектара. Среди них строитель увидел и до боли знакомую рыжую голову. Надоевший ему ребёнок вертелся возле самой большой корзины, принадлежавшей высокорослому жнецу, возглавлявшему эту группу трудящихся. Улучшив момент, сорванец проворно запустил в корзину маленькую ловкую ручку. Гиб Аянфаль отвёл взгляд, ускоряя шаг. Слишком много внимания он стал уделять этому Эньши.

В замке царила привычная тишина. Только центральная зала оставалась по-прежнему оживлённой. Гиб Аянфаль наполнил пасокой пиалу и скорей удалился, чтобы никто не успел перехватить его для разговора. Он вернулся к себе и опустился на ложе, которое представляло собой широкий изогнутый стебель, отделявшийся от стены комнаты. Принимая на себя асайя, ложе тут же меняло свою форму, удобно подстраиваясь под положение тела. Гиб Аянфаль закрыл глаза, лёжа лицом вниз. В комнате прохладно, тихо. В ушах чуть жужжат волны, а Голос Ганагура напоминает об осторожности. Ненавязчивый мягкий шум в мыслях и тишина обители. От этого Гиб Аянфалю стало почему-то грустно. Он повернул голову и, приподнявшись на локте, взглянул на стену. Белые стебли под его взглядом в одно мгновение пришли в движение и образовали небольшое оконце, в которое виднелось желтоватое небо, простиравшееся высоко-высоко над остроконечными куполами обители. Вот только бело-голубой Онсарры сейчас не видно. Без неё Гиб Аянфаль почувствовал себя покинутым – Звезда как будто исчезла так же, как Росер.

Любой асай в праве ни к кому и ни к чему не испытывать тёплых чувств, если у него нет на то желания, но Звезда Онсарра – исключение из этого правила. Все асайи – дети Звезды, и это выражение не было пустой формулировкой. Народ асайев произошёл от звёздных лучей и частиц звёздного ветра, излившихся на твердыню. Жители твердынь Онсарры от своей Звезды, жители соседних звёзд – от своих. О звёздном происхождении говорили детям воспитательницы, и эти же знания давал Голос. Асайи очень гордились тем, что они – дети Онсарры. Они светоносны и призваны нести во Вселенную Анисана просвещение, совершенствовать пространство и время. Из лучей Онсарры произошли тот рыжий ребёнок, Ае, Гиеджи, сам Гиб Аянфаль, аба Альтас и все остальные, вплоть до правителя Гэрера Гэнци. Правда, сам Гиб Аянфаль не представлял, как ему жилось, когда он был растворен в волнах, излучаемых Звездой.

Он хорошо помнил, как началась его жизнь в обычном асайском облике, как он вздохнул в первый раз, и его нутро заполнил густой воздух Пятой твердыни, как зашевелилась под пурной кожей чёрная пыль. А потом он открыл глаза и увидел абу Альтаса. Собственно, аба был первым, кого он увидел, и сразу же, откуда-то из глубин сознания вынырнуло понятие о том, что аба – такой же асай, бояться нечего. Только вот он показался Гиб Аянфалю слишком уж огромным. Он назвал его «Янфо» и это было первым, что Гиб Аянфаль услышал. А потом уже потекла жизнь.

Поначалу его тело было маленьким и неловким. Гиб Аянфаль едва мог ходить и всё время находился рядом с абой Альтасом. А когда аба отлучался, то к нему приходили Ае и Росер. В голове звучал Голос Ганагура, рассказывая обо всём, что существует на твердынях Онсарры и за их пределами, мелькали бесчисленные образы, знания о том, чего он до сих пор ни разу не видел. Потом он начал покидать замок и на улице встречать таких же маленьких асайев, как и он сам. Они все тоже помнили свои пробуждения, но в отличие от Гиб Аянфаля, видели не абу Альтаса, а белых сестёр и Звезду Онсарру высоко в небе.

На седьмой день жизни аба Альтас повязал Гиб Аянфалю на шею алую детскую ленту – первую одежду, которую позднее сменили одежды строителя, полученные в день, когда ему исполнилось сорок оборотов и для него пришло время трудиться. По этому случаю аба Альтас устроил настоящее торжество. Он сам облачил Гиб Аянфаля в одежды, принесённые Росер, наставляя его на правильный путь. Затем состоялась трапеза, в которой участвовала вся обитель и ещё сотни приглашённых асайев. Завершилось всё небольшим замковым танцем, управляемым Ае. Конечно, то, что торжество приурочено ко дню вступления Гиб Аянфаля в юность, никак не афишировалось для тех, кто не был знаком с семейством абы Альтаса – большинство асайев отнеслось бы к подобной традиции неодобрительно. Потому для них это было простое празднество вроде тех, что регулярно проводятся в обителях для поддержания волнового баланса. Спустя два оборота такое же торжество состоялось и для Гиеджи.

Гиб Аянфаль оторвал взгляд от неба, перервав череду воспоминаний, протянул руку и, взяв пиалу, опустошил её. Хочется глубже нырнуть в волны и затеряться в приятном сонном забытьи. Он услышал, что в комнату справа вошли. Шум, лёгкий шорох движущихся вслед за чужими мыслями стеновых стеблей. Кто-то так же, как он, опустился на ложе, и всё стихло. Гиб Аянфаль заснул, погрузившись в волны.

Гиб Аянфаль и его команда начали трудиться над возведением зал обители Сэле. Объединяющий их белый купол постепенно вырастал над ожившей пустошью, хотя и далеко не так быстро, как предполагал строитель: аба Альтас регулярно давал Гиб Аянфалю задания с новыми изменениями, которые уже дважды вынуждали строителей начинать всё заново.

Сброс канала, во время которого возведённое строение расплавляется в бесформенную массу и спускается в недра твердыни, всегда считался самым крайним средством. Им пользовались в основном, чтобы сносить пришедшие в негодность обители. Материя, задействованная при возведении, стекает вниз, где заново обогащается активной пылью. Глубинные горняки обычно воспринимают сброс как должное, но строители возле замка Сэле, на их взгляд, перешли все меры и сроки в использовании этого решительного метода, и потому он вели себя не милостиво. Так на пятый день второй декады с начала строительства очередное открытие канала затянулось на целый день до позднего вечера, а с прорывом потока поверхность твердыни начала подрагивать от угрожающих толчков, выражавших недовольство горняков. Гиб Аянфаль даже опасался, что если всё так и продолжится, то репутация абы в глазах глубинных, накопленная им за долгие звёздные циклы, может пошатнуться. Ведь глубинные уже наверняка узнали, что именно его ученик вынуждает их действовать так неэффективно и беспорядочно.

Погрузившись в труд, Гиб Аянфаль мало-помалу охладел к идее поговорить с консулом об исчезновении Росер. Тем более, что Сэле не показывался в окрестностях пустоши, а искать его самостоятельно юный асай не хотел. Зато аба Альтас оставался вместе с ним всякий раз, когда позволяло время. Как и прежде он вмешивался в информационные потоки, направляемые Гиб Аянфалем к строителям, и то просто наблюдал, то мягко корректировал их. Строители относились к этому спокойно: для них это означало то, что Гиб Аянфаль изучает высокое искусство строительства и готовится встать на более почётный путь в будущем. У большинства это стремление не могло не вызывать уважения. Багровый Ветер же думал про себя что-то совершенно иное и только бросал на юного строителя снисходительно-насмешливые взгляды.

Управиться с ним было непросто. Гиб Аянфалю казалось, что он перетягивает на себя слишком большую часть обязанностей, превращаясь из помощника в некое более влиятельное лицо. Каждое утро он требовал у Гиб Аянфаля карту с заданием, а потом сам вмешивался в поток, переиначивая команды на свой лад. Из-за этого Гиб Аянфаль чувствовал себя зажатым между ним и абой Альтасом – ни одно его распоряжение не доносилось до строителей в том виде, в котором хотел он сам.

Багровый Ветер был самым искусным из всех. Он трудился, совсем не касаясь пальцами стеблей управляемого вещества, в то время как самые молодые строители вытягивали непослушные побеги, порой переходя на физическую силу, а потом долго разминали их, овладевая движением серой пыли. Второму управляющему же, казалось, хватало одного взгляда, чтобы преобразовать материю в послушный камень. Это, конечно, не могло ускользнуть от Гиб Аянфаля, который упорно считал себя не менее искусным. Голос настойчиво подсказывал, что ему следует ценить такого коллегу, и Гиб Аянфаль рад был бы последовать сему совету, если бы не чрезмерная заносчивость последнего.