Но эти причины были такими нелепыми.

Драко Малфой заставлял играть ее тело по его правилам, его умелые руки разжигали пламя там, где касались ее кожи. И если хоть кто-то попытается помешать ему, она лично зарядит по этому человеку чередой мерзких заклинаний. Ей не хватало воздуха, она не находила себе места, пока его губы и язык изводили ласками каждую клеточку ее кожи, а его руки медленно скользили по телу, оставляя за собой ожоги.

И вдруг он дернулся от нее, отступил на шаг, оставляя ее, задыхающуюся, впечатанную в книжную полку. Хватая ртом как можно больше воздуха, Гермиона старалась подавить отчаянный вопль протеста в знак того, что он посмел остановиться.

— Итак… поцелуй, — произнес он охрипшим голосом.

— Ага, — согласилась она.

— Отлично.

— Ага… — она едва ли не запищала, как только заметила, что в какой-то момент начала расстегивать его рубашку и, действительно, Драко Малфой выглядел невероятно сексуальным, когда его мантия была слегка сбита набок, рубашка полурасстегнута, а волосы взъерошены и несколько прядей падают на глаза. Ей хотелось просто лежать возбужденной лужицей у его ног от одного лишь взгляда на него.

Тот факт, что он все еще был в состоянии формулировать реально существующие слова, сильно раздражал. Ей вдруг стало интересно, утратит ли он эту способность, если она начнет сейчас раздеваться на его глазах и мурлыкать «Трахни меня, Драко».

Вряд ли.

Мерлин, он такое трепло.

Разве не мужчины отличаются агрессивностью, напористостью? Мужчины, которые ведут себя так, словно это вопрос жизни и смерти — даст ему ведьма или не даст.

Гермиона в настоящий момент чувствовала, что вполне себе может отправиться на тот свет, если Малфой откажется заниматься с ней сексом. Она не совсем понимала, чем обосновано столь отчаянное желание: сексуальной фрустрацией или альтернативой помереть со скуки по истечении тридцати лет их изоляции в другом измерении?

Как из всех волшебников в мире, она оказалась один на один с тем, кто целовался буквально сногсшибательно, был несправедливо красив, а также, очевидно, обладал сексуальным воздержанием монаха-отшельника.

Она никак не могла бы подумать, что внутри него есть такой жесткий самоограничитель. Кто бы вообще так подумал, учитывая то, как бесконечно он болтает? И все же, в настоящий момент именно Гермиона была прижата к книжной полке, а Малфой стоял, вытянувшись во весь рост, на расстоянии пяти сотен слов от нее. Он пустился в какое-то бессвязное объяснение запутанной математической головоломки, которую изобрел сам и которая отражала количественную систему организации библиотеки.

Сейчас она была совершенно не в состоянии сфокусироваться на его открытии.

Ее фокус был смещен на очень конкретную часть его лица — его губы. На его ключицы, выглядывающие из-под расстегнутой рубашки. На едва уловимое ее вожделенным взглядом очертание грудных мышц. На его длинные пальцы. Она могла совершенно точно сказать, что он был точно так же возбужден, несмотря на его притворную беззаботность рассказа о математических проблемах.

— Поэтому… — продолжал Малфой, — учитывая, что все книги в этом отделе заканчиваются на нечетные числа, было бы занимательно провести такой эксперимент: взять случайную книгу, сложить цифры ее номера, а затем добавить семь или вычесть, пока мы не получим простое число, и потом посмотреть, существует ли такое число в этой комнате…

Он, похоже, наконец, заметил, что Гермиона не обращала на него внимание.

— Я пойду займусь этим!

Не сказав больше ни слова, он помчался по проходу между стойками и завернул за угол.

Гермиона медленно опустилась на пол и дала себе немного времени, чтобы успокоиться. Она решила, что сейчас самым лучшим отвлечением послужит составление списка.

— Первый пункт: сексуальное напряжение между Драко Малфоем и Гермионой Грейнджер было настолько мощным и плотным, что можно было резать воздух ножом.

— Второй пункт: они рискуют застрять в историческом зале на тридцать лет, если не займутся сексом, и Гермиона, вероятно, просто задушит его своими руками. Тогда на его могильной плите смело можно будет высечь: «Убит по двум причинам: а) сексуальная неудовлетворенность ведьмы, изолированной вместе с ним, и б) обыкновенная скука, испытываемая той же самой ведьмой».

— Третий пункт: Малфой почему-то был против того, чтобы целоваться или заниматься сексом, если на него не давили.

— Четвертый пункт: возможно, Малфой был девственником… но это казалось маловероятным, если вспомнить, как хорошо он целовался. Однако в том случае, если он… Ну, это будет трудно. Было бы неуместно пытаться убедить его заняться с ней сексом, если он вдруг хранит свою девственность для чего-то вроде настоящего брака, не заключенного ожившей книжкой.

— Пятый пункт: если она хочет выполнить свой рабочий контракт, достичь своей цели — прочитать все книги в Александрийской библиотеке, сохранить свои умственные способности нетронутыми в случае тридцатилетней изоляции и не оказаться в тюрьме за убийство наследника Малфоев, ассистент-библиотекарь Гермиона Грейнджер должна была убедить его заняться с ней сексом… при условии, что он не девственник. В таком случае, что ж, возможно, в будущем появятся новые пункты… если до этого дойдет.

Гермиона поднялась на ноги и отправилась на поиски Малфоя. Каблуки ее оксфордов [1] громко стучали по каменному полу, пока она шествовала по проходам.

Когда она, наконец, нашла Малфоя, она обнаружила его стоящим возле книжной стойки: он принял неловкую позу и выглядел крайне подозрительно.

Она разглядывала представшую перед ней картину, прищурившись.

— Драко Малфой… — прошипела она с негодованием, — ты что, прячешься здесь от меня и дрочишь?

— Н-нет! — запротестовал он, выглядя ошеломленным.

— Неужели? — ее голос был полон скепсиса. — На случай, если ты вдруг забыл, однажды мне пришлось жить в одной палатке с двумя парнями-подростками несколько месяцев подряд. Если ты думаешь, что можешь одурачить меня, стоять там и изгибаться под определенным углом, то ты совершенно точно меня недооцениваешь, — она вся кипела от злости. — Беспощадный змееныш! Да как ты смеешь так целовать меня, а потом бросать задыхающуюся у книжной стойки, пока сам удаляешься, чтобы под шумок себя удовлетворить.

— Подожди… — Малфой подавился. — Это то, против чего ты возражаешь?

— Конечно. Против чего мне еще возражать, по-твоему? — она отчаянно всплеснула руками. — Да ради Мерлина, это же ясно как день, между нами сильное сексуальное влечение. Ну так какого же черта ты притворяешься, что решаешь тут математические головоломки?

— О, ну я не знаю, может, потому что я не собираюсь лишать девственности девушку, которая мне нравится, только чтобы прорваться через блядский защитный барьер. У меня все-таки есть определенные принципы, — произнес он, глядя на нее с раздражением.

— Я не девственница, дурень ты полоумный!

Малфой застыл.

— Нет?

— Нет! Почему ты думаешь, что я девственница? — спросила Гермиона, ее лицо полыхало. Она кивнула в его сторону. — Я считала, что это ты, скорее, девственник.

— Я не девственник! — тут же завопил он, возмущенный. Затем он нахмурил брови, сомневаясь. — Ты действительно не девственница?

— Нет, — процедила Гермиона сквозь сжатые губы. Разговор шел по кругу, и это невероятно бесило.

— Ты уверена? — он уставился на нее с выражением, полным недоверия.

Гермиона закатила глаза.

— Ну, я не думаю, что это было моей фантазией. Какого низзла ты так уверен, что я девственница?

Он вдруг вскинул брови и демонстративно прошелся по ней взглядом, от макушки до пят.

— О, ну опять же не знаю, Грейнджер. Вероятно, потому что вокруг твоей личности царит аура девственности. Ну или тот факт, что ты переехала жить в библиотеку на три года!

Гермиона была на грани нервного срыва.

— То, что я веду себя прилично и решила устроиться здесь библиотекарем, не означает, что у меня никогда не было секса, Малфой! Мерлин, ты самый невразумительный человек, которого я когда-либо встречала.