Быстрым взмахом палочки Гермиона сделала отверстия в защитных чарах и произнесла заклинание, от которого книги, которые нужны Малфою, засветились золотом.

Два часа он работал над книгами в этом зале, Гермиона все это время стояла рядом с ним. Он создавал оберег, связанный с его магической подписью, а затем она снова накладывала защитные чары и опечатывала каждую книгу особенными заклинаниями библиотеки.

Гермиона была вынуждена признать, что Малфой работал с впечатляющей скоростью. Такое признание, хоть даже и не высказанное вслух, раздражало ее. Но увы, было бы глупо это отрицать.

Правильно накладывать защитные чары требовало полной концентрации волшебника. Движения палочки и текст заклинания были настолько сложными, что некоторым потомкам требовались все выходные, прежде чем им удавалось наложить чары правильно хотя бы раз. Очевидно, что Малфой был не из таких. Он колдовал невербально, едва окидывая взглядом книгу, золотое свечение которой угасало, как только был установлен оберег.

А еще… он говорил без умолку.

Гермиона была готова проклясть его уже на моменте, когда они подобрались к концу еще только первой полки.

Из его рта лились сплетни, которые, как ему, видимо, казалось, могли быть интересны ей, поскольку она «буквально живет в библиотеке».

Усугубляло ситуацию еще и то, что он был прав.

Гарри и Рон писали ей письма время от времени, но ни один из них не был хорош в описании последних известий. Она старалась идти в ногу с потоком новостей, но, признаться, это было не так просто. Она занимала себя тем, что тратила любую свободную минутку на прочтение как можно больше книг, прежде чем закончится ее контракт.

Однако то, что Гермиона считала информацией, уместной для обозрения, совершенно разнилось с представлением Малфоя. Он был, вполне возможно, самым бесцеремонным сплетником на планете с разговорами ни о чем.

«Знала ли она, — спрашивал он, — что Панси вышла замуж за Тео Нотта? Чудесная была свадьба. Главная вечеринка года». Он перечислил рассадку гостей, пройдясь абсолютно по всем приглашенным. Всем пяти сотням людей. А затем пустился в детальное описание того, как Тео нарядился в самую последнюю модель костюма глубокого темно-синего цвета, на котором волосами вейлы были вышиты благоприятные для бракосочетания созвездия.

На Панси было очаровательное свадебное платье с вырезом в виде лодочки [6], с заниженной талией, сшитое из нескольких слоев пикси-кружев, а в волосы была вплетена тиара из садовых роз. Панси была прекрасна. Куда прекраснее, чем Гермиона была когда-либо. На Гермиону страшно смотреть сейчас и со временем, — он уверен, — будет еще страшнее.

В курсе ли она, что Амелия Боунс была избрана Министром магии? Весьма печальный итог выборов. Малфой присутствовал на ее инаугурации и мог перечислить всех остальных свидетелей, что он, собственно, и сделал. Каждого человека по имени. Рейтинги министра Боунс были необычайными. Она не раз шла наперекор влиятельным шишкам в верхах. Он зачитал наизусть все юридические и парламентские лазейки, которыми воспользовалась Амелия, чтобы продвинуть свои законы, несмотря на возражение Международной конфедерации. Эта женщина была настоящей бой-бабой и к тому же выглядела намного привлекательнее, нежели Гермиона, хоть и была на добрых сорок пять лет старше и с лицом, таким же невзрачным, как стены в больницах.

Луна Лавгуд совсем недавно выпустила книгу о магических существах. Малфой не был уверен, что хоть кто-то из существ был настоящим, но чтиво вышло довольно увлекательное. На книжку также были наложены чары, и если их активировать, то голос Луны озвучивал содержимое. А у Луны был очень спокойный и расслабляющий голос, не то, что у Гермионы, который звучит так, будто по школьной доске скребут вилкой.

На Косой аллее воздвигли новую скульптуру Золотого трио. Она была выполнена субтрактивным способом [7], который (он не сомневался, что Гермиона знала) был самым сложным в исполнении. Это было впечатляюще точное изображение Гарри и Рона, но скульптор, очевидно, ни разу в жизни не видел Гермиону.

На ее статую недостаточно больно смотреть. Кислой сморщенной мины, которая обычно всегда при ней, не было на лице скульптуры, а волосы были вырезаны так, что вполне себе укладывались в рамки человеческой прически, а не напоминали волосяное гнездо потаскушки после прибыльной ночи. Как сейчас, например. Статуя также имела пропорции настоящей женщины. Министерство, наверняка, потребовало внесения таких сильных корректировок, опасаясь, что если вдруг скульптура будет в действительности ее копией, то людям придется накладывать на себя ослепляющее заклинание, дабы не смотреть на нее.

Невилл Лонгботтом на днях получил премию ботаника за успешное скрещивание мандрагоры с мимбулус мимблетонией [8]. Ему, кстати, удалось превратиться из неуклюжего утенка в прекрасного лебедя. Он даже отрастил себе красивые зубы, в отличие от Гермионы, которой стоило бы укоротить свои, или ее так и будут путать с длинношерстным бобром.

К ее сведению, его мать запустила новую благотворительную акцию. Его мать поразительная женщина. Красива, изысканна, превосходно воспитана и наделена всеми качествами, которых Гермионе так не хватало. Но опять же, Гермиона вообще не обладала никакими качествами, кроме того, что была невыносимой всезнайкой, так что это, вероятно, и объясняло столь очевидную разницу.

Коренные зубы Гермионы были в секунде от того, чтобы разлететься вдребезги, так сильно она сжимала челюсти, пытаясь не проклясть Малфоя.

— Да ради Мерлина! — взорвалась она на подходе к четвертому по счету залу. — Закрой рот, Малфой, или я тресну тебя по лицу. Как на третьем курсе.

Малфой вдруг прервал свою болтовню.

— Не треснешь, — выдал он, после того как с минуту таращился на нее широко раскрытыми глазами. — Я слишком красив.

Гермиона хохотнула.

— Ты совсем непривлекательный, Малфой. Ты себя видел? У тебя такое острое лицо, что если я тебя ударю, то, наверное, отлетит кончик носа. Ты так много ухмыляешься, что у тебя уже морщины пошли, — она засмеялась и прошлась по нему взглядом от макушки до пят. — У большинства людей сначала появляются морщинки от смеха. Думаю, ты первый человек в мире, у которого появились морщинки вокруг глаз от ухмылок, да еще и на десять лет раньше.

Лицо Малфоя напряглось от растущего недовольства.

Гермиона подошла ближе, ее глаза опасно сузились.

— Ты находишь мой голос раздражающим, стоило бы послушать свой. Бедненький богатый мальчик. Ты такой жалкий, мягкотелый, совершенно избалованный. Да ты наверняка неделями будешь жевать сопли, когда обнаружишь свой первый седой волос. Все твои деньги, все твое прошлое… — она указала на полки книг позади него, — и все это создало тебя: взрослого ребенка, который забивает голову и заполняет разговоры абсолютно бессмысленной информацией.

Она изогнула бровь и встретилась с ним взглядом.

— Если бы все наши достижения выстроили в один ряд, ты действительно считаешь, что твое аристократичное личико, деньги наследства и нескончаемые сплетни в запасе смогли бы перевесить все, чего я добилась собственными усилиями?

Она нахмурилась.

— Только те люди, которые пекутся исключительно о внешности, в глубине души знают, что им самим больше нечего предложить. Но ты, будь добр, продолжай распевать, о том, какой непривлекательной меня считаешь, это только докажет мою правоту.

Малфой был мертвенно бледен. Гермиона фыркнула и вернулась к установке оберегов.

После этого он не произнес ни слова.

Гррр. Каким-то образом стало только хуже. Она чувствовала, что, возможно, немного переборщила с оскорблениями. Но он был совершенно невыносим. Теперь, когда он молчал, она начала чувствовать себя виноватой и беспокоилась, что могла задеть его за живое.

Не то чтобы его оскорбления ранили ее. Гермионе было все равно, что он о ней думает. По большому счету, это ее просто раздражало. Сдержанная манера, в которой он произносил защитное заклинание, заставило ее задуматься, а не откопала ли случайно она глубоко запрятанный сундук с комплексами Малфоя.