Литмир - Электронная Библиотека

– Не расстраивайся, Карл. Давай накажем его за то, что он попытался раздеться в присутствии высокопоставленных особ?

– Тебе смешно? А мне нет! Скажи, откуда у такого сосунка взялись эти монеты?

– Сейчас узнаем – настроение принцу мгновенно испортило слово «сосунок». Уж не считает, в таком случае, генерал и его сосунком?

Но появление в зале молодого еврея не позволило искре обиды превратиться в пламя.

По тому, как Ротшильд открыл дверь, граф определил в нем уверенного человека. Он не приоткрыл дверь, чтобы протиснуться в щелочку. Он открыл ее ровно настолько, чтобы прямо пройти сквозь проем. У уверенных в себе людей так получается само собой. Им даже не нужно упражняться.

Майер подошел к столу, держа в руках нечто, напоминающее пояс. Из кармашков, скрытых в поясе, он вынул одну за другой восемь монет и выложил их на стол. Завершив процедуру, он сделал шаг назад, предоставляя полюбоваться сокровищем.

Граф Ганау подошел к столу, генерал изобразил безразличие и остался на месте.

– Это действительно флорин Эдуарда Третьего, – задумчиво проговорил принц.

Остальные монеты он даже рассматривать не стал: они все вместе не стоят этой одной. Насколько он знал, последний раз такая монета выходила в свет лет десять назад. Тогда она была продана за двадцать пять тысяч талеров. Если этот Ротшильд предложит купить ее за пять тысяч, даже торговаться нет смысла.

– Сколько вы хотите за свою коллекцию, господин Ротшильд?

Майер даже вздрогнул от неожиданности. Именно эту фразу слово в слово он неоднократно представлял произнесенной устами принца. Именно на нее у него было заготовлено несколько ответов. Но сейчас он с ужасом понял, что все заготовки вылетели из головы.

– Я не… если бы я мог служить вашему высочеству, то для меня большая честь не брать с вас платы…

– Ты хочешь отдать мне свою коллекцию даром? – вырвалось у графа.

Мысли Майера закрутились в бешеной пляске. Если он сейчас начнет ставить условия, то все испортит. Граф ждет ясного ответа. И он его получит.

– Да, ваше высочество. Взамен я только прошу соизволения вывесить на своем доме табличку: «Поставщик двора его высочества принца Гессена, графа Ганау».

– На это вы получаете мое высочайшее соизволение, – торжественно провозгласил принц, – не смею вас больше задерживать.

Граф не мог дождаться, когда Ротшильд покинет зал. Как только двери за неудачливым нумизматом закрылись, Вильгельм захохотал.

– Это самый удачный день в моей жизни, Карл, – сквозь смех и слезы говорил граф. – Ну, кто сказал, что евреи хитрые и алчные? Они же бескорыстные, Карл. Коллекцию, которая стоит тридцать тысяч талеров, он отдал за возможность повесить на своем доме какую-то табличку.

И граф вновь заливисто засмеялся.

– Не понимаю, я твоего веселья, Вилли, – позволив вволю насмеяться другу, заговорил генерал, – разве ты не видишь, что он появился неспроста. Откуда у него эта коллекция? Ты так и не спросил.

– Какая теперь разница, Карл? Коллекция у меня! И без всяких обязательств перед ее прежним обладателем. Ты можешь себе представить более страшное наказание для еврея, чем осознание, что его провели? Я – нет. Думаю, ты отмщен.

Майер расслышал хохот принца, покидая приемную. Он никого не винил. Только себя. Ну, как же так! Он с таким трудом добился аудиенции, вывел принца на нужный вопрос, а когда осталось произнести заготовленный ответ, оконфузился.

Что ж, переживай, не переживай, а дело не ждет. Майер заказал табличку с надписью: «Поставщик двора его высочества принца Гессена, графа Ганау, Майер Ротшильд». Когда табличку изготовили, он повесил ее на стене дома и …открыл меняльную лавку. Табличка сыграла свою роль. Путешественники, меняющие свои монеты на местные, относились к ней с большим доверием. Дело молодого Ротшильда начало приносить небольшой доход. Но не об этом мечтал Майер.

Для многих людей мечта – это только приятные грезы. Но не для Ротшильда. Он привык действовать. Из своих многочисленных племянников он создал настоящую шпионскую сеть. Они целыми днями крутились в гетто между придворными евреями, а вечером пересказывали своему дяде все, что услышали. Иногда, среди всякой шелухи, попадались и ценные сведения. Их Майер записывал и тщательно анализировал. Материалы накапливались, и вскоре Ротшильд оказался в курсе дел графа Ганау больше, чем он сам. Теперь воплощение мечты – стать «придворным фактором» – лишь дело времени.

Глава 2. Остров свободы

Прохладным октябрьским днем 1763 года с борта торгового парусника на пристань корсиканского города Аяччо, сошел недавний студент, а теперь дипломированный юрист Карло Буонапарте. Высокий русоволосый красавец сразу попал под обстрел десятков пар глаз юных корсиканок. Да что там юных, и средних лет матроны, украдкой от стоящих рядом мужей, бросали взгляд на земное воплощение Аполлона.

Карло знал, какое впечатление он производит на женщин. Он гордился своими победами над юными и не очень юными прелестницами Пизы. По правде говоря, за три года учебы лишь три особы пленились его красотой настолько, что пожертвовали своей честью. Но сейчас он ощущал себя прожженным ловеласом. Изобразив на лице снисходительную улыбку, он, не обращая внимания на женскую «артиллерию», прошествовал по направлению к дому своих родителей.

– Карло! – мать первой узнала в возмужавшем красавце своего «мальчика», – ты вернулся!

– Добрый день, мама, а где отец?

– Дома, где ему еще быть? Джузеппе! – громко крикнула она, привлекая внимание мужа.

– Чего, опять «Джузеппе»? – ворча и подслеповато морща глаза, вышел из дому отец, – а, Карло вернулся. Дай-ка я на тебя посмотрю. Красавец. Ну, просто франт. Надеюсь, ты и знаниям уделял немного времени?

– Хватит тебе, Джузеппе! – накинулась на него жена, – дай отдохнуть мальчику с дороги, а потом приставай со своими вопросами.

Карло с умилением смотрел на своих родителей и думал, как же он рад вернуться домой.

Обычные хлопоты, посвященные его возвращению в родные пенаты, длились до позднего вечера. Только на следующий день Карлу удалось пообщаться с отцом наедине.

– Когда собираешься приступить к работе? – первым заговорил отец.

– Знаешь, папа, сейчас не время заниматься юридической практикой.

– Как это не время? Что это за время, когда не нужен поверенный?

– Я не это хотел сказать. Я хотел сказать, что сейчас выгодно заняться политикой.

– Что за политика, Карло! – не сдержав эмоций, повысил голос отец, – ты хочешь бегать по лесам с ружьем, как этот Паоли?

– Какой Паоли, папа?

– Да есть тут один деятель. Все добивается независимости Корсики. А от чего независимость, зачем независимость?

– А ты знаешь, папа, какое слово сейчас чаще всего повторяют в Европе?

– Ну, и какое?

– Свобода!

На самом деле, Карло не знал и не мог знать, «какое слово сейчас чаще всего повторяют в Европе». Во-первых, никто не вел такой статистики. Во-вторых, Карло нигде не был в Европе, кроме Пизы. В-третьих, он никогда не говорил о политике со знакомыми пизанцами.

Фразу, которой Карло решил поразить отца, он позаимствовал у своего парижского однокашника. Тот слыл в студенческой среде бунтовщиком и борцом за свободу. Подкреплял такое мнение о себе он тем, что давал почитать всем подряд, запрещенный во Франции «Общественный договор» Жан Жака Руссо. Давал тайно, под большим секретом. Его нисколько не смущало, что в итальянской Пизе запрета на эту книгу не было.

– Ох, сын, не доведет до добра эта свобода.

– Напротив, папа! Свобода означает жить по законам, а не по прихоти королей. Если законы напишут сами люди или их представители, то и исполнять такие законы будет не в тягость.

– Где это ты видел, чтобы люди сами законы писали?

– Я же сказал: «или их представители». А кто будет их представителями? Правильно, мы, юристы. Ты представляешь, папа, какие перспективы нас ожидают?

5
{"b":"711255","o":1}