А он так посмотрел на меня, ухмыльнулся, выдержал паузу, и указывает черным пальцем на стенку с фотографиями… А там нигеры с чипсами и пивом в двери выбегают. Целое панно фоток, коллекция. «Вот почему «шестнадцать камер», – говорит надменно. – Потому что ВЫ воруете. У нас в Индии такого нет. Я у себя дома двери открытыми оставлял. И вообще я там доктором работал, а тут… – Он презрительно обвел взглядом помещение… – А тут… приходится «этим» заниматься, в вашей факиной Америке…» – И поправляет пистолет под пиджаком, так чтобы я видел.

«Опять я отвлекся… – сказал Тоней. – У меня после драки память глючит. Даже не помню, в каком году поколотили меня нигеры с соседнего района. Ногами били, может даже дорогими кроссами, не видел, темно было. Били сильно и сто баксов и пятнадцать центов забрали. Ну, сто баксов понимаю… А пятнадцать центов? Ну на хера мелочь забирать, спрашивается? Ты забрал бы?

Я задумался, интересный вопрос. Мне даже лень было бы на улице пятнадцать центов с земли поднять.

– Забрали, ну ладно, ну а зачем так избивать? Они меня оглушили сзади, чтобы я их потом не узнал. Но я нашел одного. Ему это дорого обошлось. – Он взглянул на свои кроссовки, смахнул пылинку… задумался.

– Я в коме лежал… уже считали трупом… А, нет, – выжил. Правда сердце стало шалить, много медикаментов кололи. Чем они меня там накачали, что аж мотор стал глючить? – Он опять замолк, задумался. – Так… о чем я говорил?

– Ты кроссы подвязывал, шнурки…

– А-а, точно… я в парке был… Так вот, подвязываю я свои кеды, посматриваю вокруг, и так тихонько дверь пассажирскую открываю… будто за ручку держусь, а дверь сама открывается… Я аккуратно беру пистолет, оглядываюсь – никого… Поднимаю, и под сиденье кидаю. Смотрю по сторонам – всё тихо. Я пошустрее свои кроссы подвязываю, и уже подсчитываю в уме, за сколько продам «Берету». А это была «Берета», я заметил. Кажется, была у меня такая… не помню. Вот… обхожу я свою машину спереди, а она блестит на солнце, красавица. Открываю двери пальчиком… она пальчиком так легко открывается… клац! как часики. Сажусь, и закуриваю косячок. Заслужил, молодец я… Так ловко я «Берету» под сиденье закинул. Даже если и камеры были, никто этот трюк не заметит, как фокусник сработал. Смотрю по сторонам, затягиваюсь, дым через нос выпускаю… расслабон такой конкретный, хорошая трава. Вдруг, вижу – вон они пидорасы! Чтоб они все горели в аду! Полицейский круизер подъезжает и рядом со мной паркуется. Два белых копа, армейские стрижки, внутри сидят, по рации трещат, на меня смотрят. Я сразу же бычок в окно выбросил, рукой дым разгоняю.

Один выходит, неторопливо так приближается, рука на кобуре.

– Сэр, не могли бы вы выйти из машины?

– Я? Выйти? Зачем?

– Нам сообщили, что у вас нелегальное оружие в автомобиле.

– У меня? Оружие? Откуда? – удивляюсь. А сам уже думаю: «Откуда я деньги возьму на китайскую лапшу и кофе взаперти, если пять лет дадут?» А это пять лет, я уже все ихние факины законы изучил. Пять лет за незаконное хранение оружия, если уже была судимость. А она у меня конечно же была. И не одна. Раз двадцать за решеткой побывал в городской тюряге, все углы помню.

– Будьте добры, выйдите из машины, – говорит коп, а сам так смотрит на партнера. У них какие-то знаки глазами, телепатически общаются, и кобуру незаметно расстегивает – я вижу.

– А вы что, имеете ордер на обыск? – спрашиваю.

– Мы почувствовали запах марихуаны из вашего автомобиля. Так что, имеем полное право. Выйдете из машины, сэр.

«Ну, думаю – всё, пиздец. Как, бля, произошло, что я вот щас вот отправляюсь за решетку на пять лет? Сижу себе в машине, Стиви Уандера слушаю… Ну на хера мне тот пистолет сдался? Везде… везде следят за нигерами! Если не камера, то – сознательные граждане».

Выхожу, руки на капот. Обхлопали, наручники – клац! Еще две минуты тому назад я был свободным гражданином, меня ведь дома жена ждет с жареной курицей, а я опять в наручниках. Да сколько можно!

И тут я вижу, второй коп полез под мое сиденье и вытаскивает оттуда… пистолет. Аккуратно так его пальчиками держит, показывает мне и улыбается. А я тебе скажу вот что: я в тот момент увидел улыбку… дьявола. Вот в этом полицейском оскале я увидел, клянусь!

И марихуану нашли. Мелочи, ну может грамм десять. Они у меня в специальной табакерке такой лежали. На крышке гравюра Африки и флаг наш. «Вот зачем вы нас, суки, с континента привезли триста лет тому назад? Чтобы в тюрьме держать? Отпустите! Улечу в Африку прям сейчас!»

Меня садят в круизер… аккуратненько так голову придерживают, заботливые… чтобы не ударился при входе. Бац! – Дверь за мной захлопывается! И всё! Я в тюрьме. Если за тобой захлопнулась дверь полицейской машины, то знай – ты в тюрьме. Даже не сомневайся. Моли богов африканских или русских и вспоминай, кто у тебя есть с деньгами на свободе, чтобы вызволили под залог. Вспоминай, вспоминай всех… даже тех, с кем десять лет не общался. Проси, клянчи, но выпроси денег. Надо выйти под залог, дорогой мой русский… надо выйти и свалить срочно. Через Мексику, через Канаду… нет, через Канаду опасно, лучше через Аляску. И там по льдинам – в Россию, на свободу, в тайгу, к медведям!

Я кивнул: согласен.

Сижу я на заднем сиденье в круизере и вспоминаю, – продолжает негр – прокручиваю в памяти друзей и родственников: у кого могут быть денежки на bond8. Да у кого они есть? Только у драгдилеров были, но их уж всех пересажали, дома конфисковали, а деньги копы и федералы себе забрали. Это у тебя друзья, наверное, в фейсбуке, а моя вся братва – в тюрьме или в могиле.

А они тем временем мою криминальную историю пробили. У этих пидарасов в машине есть лэптоп и доступ к базам. А я раньше сидел конечно, десять лет за грабеж. Давно, лет тридцать прошло, молодой был. Да какой там грабеж? Сумку у бабки выдернул на парковке. Она из церкви шла к своей машине, а у нее такой огромный перламутровый корабль – «Ford Thunderbird». Я надеялся, что в сумочке ключи, и пока она сообразит… они ведь медленно соображают… ей, наверное, лет двести… то я и уехать успею. Там одни колеса десять тысяч баксов стоили. Я семью целый год содержал бы на эти деньги. У меня ведь трое детей было, я же в тридцать семь дедушкой уже был…»

Тоней меня все время развлекал историями, только во время приема пищи от него отдыхал. Рассказал еще, что имел четыре инсульта и два инфаркта. По нему не скажешь – кроссы натянет, тряпицу черную обмотает на голову и давай качаться. Наполняет пластиковые пакеты водой из крана, подвешивает их на швабру – получается штанга. Позанимается часик, потом начинается парфюмерный ад. Он очень любил мазаться, все тело блестит, волосы набриолинены, в зеркало любуется. У него их три: над умывальником, внутри шкафчика и еще одно заклеено на верхней полке, чтобы он мог на себя и лежа смотреть.

В нижнюю клетку поселились два весельчака – Майк и Джим. Они всю ночь хохочут. Не знаю, когда спят, камеди клаб, а не тюрьма. Ну просто заливаются смехом. У одного пятнадцать лет срок, у другого десять.

Майк, агент по недвижимости, попал за ипотеку. Фальшивые бумаги о доходах предоставлял банкам, раздувал цены на недвижимость, но говорит, – не виноват, бухгалтер-аферист деньги стащил и на босса свалил.

У него был свой самолет, двадцать миллионов в недвижимости, половина федералы конфисковали, но несколько домов, те, что на мать записаны, уцелели. Десять лет срок дали, но после ста пятидесяти тысяч адвокатам, снизили до пяти. Сейчас он как раз по пути в суд – апелляция.

Джиму пятьдесят пять, весит сто тридцать кг, живот будто беременный, с трудом передвигается. Усатый, лысый, веселый, диабетик, наркоторговец. Говорит, переводил доллары в золото и закапывал на кладбище, там самое надежное место, федералы никогда не найдут. Остальное всё отобрали: дом, две спортивные машины и катер, на котором он в Гольфе Мексико с девушками кокс нюхал. Есть что вспомнить, но пятнадцать лет немало, когда тебе пятьдесят пять плюс диабет. Тогда откуда веселье? Ржут всю ночь, прям зависть берет.