Уже тогда вас осуждали. «Ар’Лидан негоже знаться с Ан’Инарил!» - говорил двор. «Дикари из Ан’Инарил грезят нашим троном, сын! Держи их на виду, но не пускай близко!» - наставлял отец. «Маленький Лис недостоин дружбы Грифона! Он жалок и слаб, и к тому же он из племени тех, кто убивал и пленял твоих предков!» - говорили Эссимару его родичи. Вы не слушали, а потом стало поздно. Зародилось то, что иные поэты сравнили бы с нежнейшим пустынным цветком, что растет жаре назло.
Ты полюбил его, а он полюбил тебя. Я был в роще в то утро, когда вы, считая будто никого поблизости нет, открылись друг другу. Эссимар едва-едва отдохнул с дороги. Он тренировал своего молодого грифона. Того рыжего с пятном на лбу. Его звали Нерио, верно? О, что это был за зверь! Под стать княжичу Ан’Инарил — здоровенный и крепкий! Ты помнил его еще птенцом, а теперь, увидав, почти взрослым, растерялся, едва не сбежал! О, что это была за потеха!
Эссимар тебя увидел. Он представил тебя Нерио. Ты боялся ударить в грязь лицом. Держался и был вознагражден. Каков на вкус тот поцелуй? Думаю, в нем чувствовалась и радость, и растерянность, и страх. «Что скажет отец?» - наверняка думал ты, и с тем же не мог отказаться от той сладостной неги, что дарил тебе твой… друг? Возлюбленный!
Мы оба знали, что Алантэ будет в ярости, как только до него дойдет весть. Я тоже был в ярости, в гневе и в возмущении! Мало того, что мой брат слаб и едва научился к первой сотне лет держать клинок, так он еще и готов отдаться чужаку после одного-единственного поцелуя! Я был зол, зол и преисполнен… зависти?
Быть может. Я научился убивать и бесшумно красться, сливаться с толпой и знать все обо всех, только вот цена… ты и помыслить не можешь как она оказалась высока! Игры, сказки, детство… мелочи, однако ты без них не ты, не эльф — живое создание из плоти и крови — а… тень? Блеклое подобие!
Фантом.
У меня была любимая. Были дети. Совсем крошечные. Дочь и сын. Только вот ни я, ни они не знали никогда простой не извращенной рабочей практичностью любви. Эмоции — непрочный клинок, ведь так? Возлюбленная стала мне лишь партнером в бою и постели, дети — будущими учениками, новыми Тенями — острыми клинками без чувств.
Я пришел к Алантэ. Застал его одного. Нарушив все правила и порядки, я снял перед ним маску. Король… Отец узнал меня. Я видел в его глазах удивление, замечал за ним отблеск страха.
- Да’арон? Это ты, мой сын? - спросил он, похоже, не доверяя самому себе.
- Да, - я ответил. Рык и ярость клокотали в моем горле.
Странный блеск. Лихорадка безумия. Думаю, именно ее я увидел тогда в его волчье-желтых глазах.
- Славно! Мой самый верный клинок явил себя в час нужды! - заявил Алантэ, улыбаясь злорадно и дико. И я понял, что страх, замеченный мной прежде, предназначался не моему явлению, а чему-то… иному, большему и… абсурдному!
- Ты защитишь меня лучше любой Тени, мой мальчик, - говорил отец, а взгляд его широко распахнутых глаз выжигал меня изнутри. - Ты не предашь меня. Ты станешь моим орудием возмездия, и не позволишь никому украсть мой трон!
Я был смущен. Растерян. Я поддался.
- Повинуюсь, мой… отец! - шептал я, благоговея.
Потом мы все впали в бездну безумия. Его безумия. Я был в числе тех, кто вошел в Ветреный Пик. Та резня… бойня… На моих руках кровь сорока семи эльфов. Я обезглавил князя Керениса и его супругу. Еще я видел, как орден Танцующих-в-Тенях встает на порог своего заката.
Все говорят лишь о потерях среди Д’Вердант, никому нет дела до второй стороны той нелепой бойни! Впрочем, что в том удивительного? Мы Тени положили самих себя на алтарь совершенной скрытности, нас не принято замечать, о нас не следует говорить. Так скольких мы потеряли тогда?
Всех.
Всех, кроме двух мастеров — меня и возлюбленной моей Дариры. Тридцать учеников, шесть Теней, восемь из круга мастеров — Д’Вердант сопротивлялись отчаянно! Если бы на нашей стороне не была неожиданность и ночная мгла…
Алантэ назвал победой эту катастрофу, а я понял, что заберу его жизнь. Не сейчас. Не сегодня и, быть может, не завтра, но я обезглавлю бешеного волка точно так же, как и несправедливо осужденного Керениса Д’Вердант.
Я скрылся. Я был покорен. Я приходил к отцу по звону серебряного колокольчика и играл роль послушного пса, как он того желал, ибо мне предстояло возродить свой орден. Без Теней — верных сторонников и единомышленников — я не мог открыться Альдану и свершить справедливый суд над Алантэ Ар’Лидан.
Ты того не знаешь, того не знал никто, кроме самих участников той фальсификации, но Алантэ всеми силами пытался скрыть, сколь жестоко пострадала его гвардия в недавней атаке на Дом Д’Вердант. Он обряжал в броню Теней простых рубак из Дома Ар’Лидан, а еще он принуждал их шпионить за мной и Дарирой.
Он боялся.
Королеву, князей, Совет, но особенно своих детей: тебя и меня. Алантэ полагал, что мы покусимся на его престол. Свергнем его и уничтожим, как уничтожил он своего отца на заре собственного правления. Эта мысль и этот страх настолько глубоко укоренились в Алантэ, что свели его с ума окончательно и бесповоротно.
Алантэ — то, чем он стал — возненавидел своих детей. Сгубил супругу. Отстранил Высокий Совет и приставил шпиона к каждому, кого считал опасным. За тобой следили двое: я и тот шпик, что был приставлен ко мне
Алантэ думал, будто контролирует все. Он заблуждался. Даже его собственный Дом ополчился на него. И на тебя. Все ждали, что в тебе взрастет семя того же безумия, а посему ты не должен был взойти на престол. Заговорщики — мои сторонники — искали потомка королевской крови среди Ар’Лидан и Н’Терн. Я не спешил открываться — я ведь тоже сын Алантэ — но знал, что когда настанет час, я сниму маску, меня примут и признают, и Имирис встанет подле меня.
Тенета заговора крепко оплели Алантэ, когда случился Раскол. Боги позвали на битву, и мы откликнулись. Не буду говорить какую жестокую шутку я в том вижу, не желаю оскорблять твою веру! Пришлось забыть о распрях, о ненависти и о подозрениях. Тех, кого я полагал своими союзниками объединились вокруг Алантэ, лишь я остался вынашивать мысль о его убийстве. Думаю, тогда я и стал подобен ему: безумен, дик, отчаян. Пока весь мир лихорадило в войне, трясло в предсмертной агонии этого мира, я переживал свою собственную войну, свой конец времен. Лишь свержение Алантэ — ничего другого меня и не волновало.
Я был напряжен, нервозен, жесток. И я был совсем не готов “следовать правилам”. Я совершил ошибку. Тебя тогда не было в ставке командования: отец более не допускал тебя к командирам и планам. По звона серебряного колокольчика я пришел к Алантэ. Он планировал атаку. Абсурдную, как и всегда в его последние годы.
Тени — два последних мастера и с десяток худо-бедно освоивших нашу науку учеников — по его разумению должны были пробраться в стан аварского короля и устроить резню среди его командиров. Звучит не так уж сложно для Тени, правда? Только вот что ты знаешь об аварцах? Виверна украшает их гербы не зря! О, совсем не зря!
Ты видел какой ужас сеют среди врага грифоньи всадники Ан’Инарил. Они обрушиваются с неба под боевой клич вожака и не знают поражения. Ни копья, ни стрелы, ни самые крепкие щиты не сдерживают такого напора! Виверна вдвое больше грифона. К тому же она плюет кислотой и исторгает пламя. У нее отменный нюх и крайне скверный характер. Алантэ обрекал нас на верную гибель.
Я отказал ему, стал первой Тенью, ослушавшейся воли короля. Я ожидал удара, поединка, в котором один умрет, а второй получит королевство, но нет. Алантэ, будто зверь чуял свою гибель! Он не позвал стражу, не обнажил против меня свой хваленый клинок. Мы не заплясали в судьбоносном поединке. Все оказалось куда проще и грязнее.
Алантэ посмотрел на меня в отвращении. Плюнул мне на сапоги, презрительно скривил губы:
- Сними маску, гнилое ты семя! - повелел он.
«Твое семя!» - я был в ярости и все же привычный подчиняться, снял маску.
