Экстер сосредоточенно тер переносицу.

— Фелла, ты выставляла защиту на ночь?

— Разумеется! Общую защиту над нами и стандартный блок от воров и чужеродного проникновения на дверь.

— Дополнительные узлы на защиту от нежити…?

— Нет, а зачем? — запальчиво отозвалась Бестия. — В любой самой захудалой таверне должны быть пугалки…

Мечтатель теперь потер лоб и тяжело вздохнул.

— И я тоже не позаботился. Ты не находишь, что наш с тобою сон был уж слишком крепок?

— Да, но я-то это приписала… бох-тей ахалланас! — Бестия вновь сорвалась на древние наречия. — Нощники-тати…

Этот вид высшей нежити славился умением напускать туман и темень. И своей нелюбовью ко дню. После Нежитного Пакта нощники вечно околачивались в разбойных отрядах и шли в наёмники. Некоторые, правда, ушли в законопослушный образ жизни, основали пару поселений возле Хелденары и приторговывали серебром…

Но кто редко выбирал праведную дорожку — так это те, кому передался особый дар: усиливать сон у спящих.

А сквозь двери нощники точно ходили редко.

— Узнаю, кто подослал. Найду. Повешу кверху ногами. Мучить буду, — почти мечтательно выговорила Бестия и села рядом с Мечтателем. — Нужно что-то делать, Экстер. Не можешь же ты явиться народу нагишом.

О себе она не упомянула, Экстер поглядел удивленно, и это тут же вызвало кривую ухмылку и демонстрацию серпа.

— Пока эта штука при мне — я могу хоть в перьях вываляться, и никто не посмеет даже хихикнуть.

Авторитет — великая вещь, Мечтатель об этом знал, потому что сам «великой вещью» пользовался исключительно мало.

«Выходи! Выходи!» — слова теперь перемежались нетерпеливым и недовольным ревом. Бестия решительно встала, примерилась к одеялу, потом содрала с кровати простыню и обмоталась ей в несколько слоев.

— Схожу за добычей, — бросила она, прихватила серп и исчезла за дверью. Мечтатель слова не успел сказать, не говоря уж о том, чтобы ее остановить. Соскучиться он тоже не успел: Фелла вернулась минут через пять, с охапкой вещей и в бешенстве.

— Холдоновы кишки! Вся таверна пуста, ни души! Дверь заколочена и завалена, ни в одной из комнат никаких вещей. Кроме этого.

Принесенный Феллой ворох тряпья оказался интересным набором. Для начала, там была кольчуга — кстати, принадлежащая самой Фелле. Следом шли контрабандные затертые джинсы таких размеров, что в них можно было засунуть половину Одонара; цветастая цыганская юбка, сиреневая блузка с избытком оборочек и контрабандная же майка необъятных размеров с гордой надписью на животе «Прусь от хомячков». Все венчали пушистая шерстяная шаль и кружевной чепчик.

— Набрала в разных комнатах, — пояснила Бестия. — Все остальное успели вытащить, смуррилы…

Экстер не ответил и тоскующими глазами вперился в кровать. Завернуться в простынь на фоне этого всего казалось предпочтительнее.

— Фелла… я подумал… может быть, мороки?

— А ты хорошо помнишь, как их создавать?

Экстер осекся. Он с закрытыми глазами смог бы соорудить артефакт на изменение внешности или «хамелеон», он мог распределить потоки магии по телу так, чтобы стать невидимым — но он не помнил заклятий и схем распределения потоков, которые были хлебом городских модниц и их любовников: видимость одежды и изменение вида одежды. Зато помнил, что такие чары нестабильны и могут пропасть, если маг отвлекается, скажем, на поединок.

Толпа за стенами, кажется, собралась пойти на приступ. Идею насчет мороков нужно было отбрасывать.

Бестия тем временем невозмутимо примерялась к огромным джинсам. Мечтатель глянул на нее с тихим укором.

— Фелла…

— Что? Прости, забыла, — джинсы были отданы Экстеру. — Холдон знает сколько не надевала юбку… — и ее рука коварно поползла за контрабандной майкой. Под грустным взглядом Мечтателя рука изменила маршрут и неохотно схватила блузку с оборочками.

Через три минуты гардероб был прилажен на место, а на полу сиротливо лежали шаль и чепчик, последний сверху. Мечтатель поглядывал на него подозрительно.

— Собственно, а зачем вот это?

Глядя на Экстера, без остановок поправлявшего сползавшую майку, Бестия не выдержала и хихикнула.

— Знаешь, а по-моему, хуже не было бы… и ведь ты так скучал по своему парику?

Внизу уже серьезно обсуждали штурм и выкрикивали что-то вроде: «Надуть решили!», «Витязь, как же!», «Ловушка, небось!»

— Мне кажется, пора, — колеблясь, сказал Мечтатель. Фелла кивнула и ободряюще сжала его руку. Второй рукой она сжимала рукоять серпа.

Выход из таверны был найден очень просто: Бестия слегка стукнула по заколоченной двери кулаком.

Для нервов собравшейся толпы такое начало было чем-то вроде дождя из ирисовки. Народ, который околачивался вокруг таверны, заторопился обратно к высокому крыльцу, где явно начали происходить какие-то события.

Крики вроде: «Ну, наконец!», «Сподобились!», «С первой фазы ждем, Холдона вам в печенку!» — утихли почти сразу.

Тишь стояла полнейшая и шокированная.

Кажется, больше всего народ поразила все же юбка на Бестии. Может быть, еще сиреневая блузочка с оборками, поверх которой была натянута кольчуга. Мечтателя в его безразмерных джинсах, подпоясанных отрезанной от простыни полосой ткани, и майке с провокационной надписью, просто не сразу увидели. Или не приняли всерьез.

Потом какой-то старейшина рудокопов из задних рядов, кашлянул и тоскливо спросил:

— Ну, и кто нас сюда вызвал?

Зух Коготь перестал давиться смехом где-то в задних рядах, и счел за лучшее куда-нибудь убраться. Маленькая месть за вчерашнюю выходку Витязя ему удалась, вот только он не удосужился просчитать, чем это может кончиться для него самого.

Но Мечтатель негромко отозвался из-за плеча Бестии:

— Вас вызвал я.

И вышел вперед, чтобы лицом встретить первую, оглушительную волну хохота, которая поднялась, когда его рассмотрели во всех подробностях.

Женщин в толпе было немного, в основном зрелые мужики из Северного края. Так что комментарии были соответствующими.

— Этот куренок — Витязь Альтау?

— Гля, гля штаны какие!

— Да он бабу в руках не удержит, не то, что меч!

— Ага, кольчужку на него — и повалится!

— Малец, а у тебя молоко на губах-то обсохло?

— Вот, смуррилы жухлячие, я ж говорил — надувательство!

Зух, затерявшись в толпе людей, с предвкушением потирал руки. Он уже представлял, что должно сейчас случиться, и считал, что за такое зрелище стоит деньги заплатить.

Толпа бушевала долго. Кое-кто махнул рукой и отправился к дракси, расположившимся неподалеку. Кто-то извел весь запас слюны, плюясь по сторонам и попадая в соседей. Толпа хохотала, свистела, смеялась, а Экстер молчал, скрестив руки на груди. И по его царственной осанке, по распрямленным плечам и по ощущению силы, которое от него исходило — Бестия догадалась, что рядом с ней уже Ястанир, король и воспитанник магов древности, легендарный Витязь Альтау.

Когда веселье начало выдыхаться, он затушил его остатки взглядом — и заговорил в тишине:

— Мне жаль, что на мне нет доспехов. Но уж так вышло, что с некоторых пор мне не по душе ратная одежда. Или мне стоило прийти к вам в окружении свиты, в расшитом серебром кафтане, размахивая головой Холдона — и тогда бы я вызвал уважение? С кем вы хотели говорить — со мной или с вещами, которые меня окружают? Кому больше верите: мне или вещам? Я — Экстер Мечтатель, глава артефактория Целестии, и я — Ястанир, король древней Лебреллы и тот, кого долгое время называли Солнечным Витязем Альтау. Каких внешних доказательств вы хотите? Я дам их!

Каждое слово рассекало воздух клинком и падало в толпу камнем. Фелла почувствовала, как заволновалась магия в теле, заколола в кончиках пальцев: даже не проявляя себя окончательно, Ястанир вызывал какую-то отдачу. Солнечные лучи падали на его лицо, обливали сиянием фигуру и путались в волосах, и нельзя было сказать, идет свет снаружи или изнутри. Не нужно было никаких усилий, чтобы увидеть в нем юношу, который десять тысяч лет назад без меча шагнул навстречу Холдону.