Но губы этого совершенного подобия человека вдруг раскрылись и обрисовали уже знакомое, тоскливое:
— Ушел — и не вернется, — тем же страшным тоном, какой до этого слышала Дара. Губы сомкнулись. Сверкнула в глазах и скатилась по щеке камушком лучистая слеза богини — сверкающий хрусталь. Скатилась, зазвенела, и отдалась тревогой в горле у Дары.
— Лори, ты… — девушка даже не думала, что делает, но схватила богиню за руку. Отдернула пальцы, недоверчиво посмотрела на собственную ладонь. Только что она притронулась к чему-то холодному и такому неживому, что никак нельзя было назвать плотью.
— Ушел и не вернется…
Дзынькнула об пол очередная слеза. Дара взглянула под ноги и увидела, что пол засыпан мелкими осколками хрусталя. И с этими прозрачными каплями жутко, неправильно гармонировал своей прозрачностью подол прежде белого платья Лорелеи. Босые ноги богини чуть выше лодыжек, платье, которое их прикрывало — все было холодным хрусталем, жилки которого по белой шелковой ткани подбирались выше, к коленям.
— Ушел и не вернется.
Дара, не спуская глаз с Лорелеи, отступила на несколько шагов. Ей не хотелось оставлять богиню даже на секунду — но и оставаться в комнате было невыносимо. Слышать звон слез, голос, который звучит впервые за несколько тысячелетий и повторяет всё те же слова:
— Ушел и не вернется.
— Я ненадолго, Лори, — глупо сказала Дара, подвигаясь к выходу. — Я только… я сейчас.
Богиня, кажется, не слышала.
** *
Фелла Бестия зачем-то взвесила на ладони крошечную хрустальную слезинку.
— Лучистый хрусталь, воплощенная ясность, — пробормотала она под нос, не спуская глаз с Мечтателя. Тот помедлил и отпустил руку Лорелеи. Плавно, но безжизненно, будто конечность манекена на шарнирах, рука вернулась в исходное положение.
— Ушел и не вернется.
Это прозвучало на памяти Дары уже не меньше десятка раз. Артемагиня была тут же, переминалась с ноги на ногу, а у самой двери топтался еще и Кристо. Он-то сунулся в белую комнату больше из любопытства! Но почти сразу же о своем намерении пожалел: среди всей этой холодной белизны, в тишине, которая прерывалась звуком падающих на пол слез, он чувствовал себя мелким и глупым.
Здесь еще и молчать было невозможно: только кто-то что-то произносил, как тишина начинала ощущаться почти физически, звук соприкосновения хрустальных капелек с полом становился невыносим, и нестерпимо хотелось тоже сказать хоть что-нибудь, все равно, что.
— А она… когда-нибудь, что-нибудь… то есть, она уже говорила?
— На моей памяти — никогда, — тихо отозвался Мечтатель. Он вглядывался в застывший профиль Лори. — И оставалось лишь гадать, не может она разговаривать или не хочет…
— Так почему сейчас?..
Звякнула еще слезинка. Экстер, что-то прошептав, положил кончики пальцев на плечи Лори и прикрыл глаза. Никаких изменений не последовало — в который раз. За те минуты, что они пребывали в комнате богини, Мечтатель пробовал многое из своего магического арсенала. Видимо, из арсенала Ястанира — тоже.
— Что с ней творится? — прошептала Дара сочувственно. Она кивнула вниз, где Лори частично была уже хрустальной статуей. — Сюда кто-нибудь пробрался? Это какое-то особое заклятие, действие артефакта? Но я не рассмотрела никакого остаточного фона. Может, из-за Комнат…
— Гораздо хуже, — уронила Бестия. — Это ее собственная магия и ее воля.
— Она сама себя перекидывает в камень? — охнул Кристо.
— Не хочет жить. Мне приходилось слышать о том, как умирают от тоски и горя, но это…
Мечтатель вздохнул и опустил руки.
— Ничего не могу поделать, но и смотреть на это не могу. Хуже всего здесь то, что мы не знаем, когда это началось: она не появлялась в саду уже давно. А значит, не знаем, сколько это продлится.
— С течением времени все будет становиться только хуже, — напророчила Бестия, глядя на Лори с состраданием. — Такая тоска день ото дня только набирает силу.
— Ушел и не вернется…
Донн. Дзонн. Блестящих камешков на полу становилось все больше. Лори не жалела слез. Словно хотела показать, что ценить нужно другие — те, которые соленые и горячие, а эти, которые звенят об пол — что им вести счет? Пусть себе звенят, такие же неживые, какой скоро будет она сама.
— И что, она вот так… станет камнем? — не вытерпел Кристо. — Но что-то же можно сделать… там… пробудить ее? В легендах это всегда как-то… поцелуй любви! Или он тут не подействует?
— Нет, он подействует, — голос Бестии был таким напряженным, что Кристо даже не возликовал оттого, что с ним согласились. — Но кто должен ее целовать? Может, ты не помнишь, у нас нет никого из двух Оплотов.
— Но один точно уходил, чтобы никогда не возвращаться, — тихо проговорила Дара. — И любила она только одного.
— Ушел и не вернется.
Эти слова отдавались внутри — то ли горькая явь, то ли мрачное пророчество, и не только для Лорелеи. Экстер Мечтатель взглянул в сторону ограды и ворот так, будто ожидал кого-то увидеть на дорожке. Перевел взгляд на застывшее от горя лицо Лори и поник головой.
— Ошибки делаются так просто, — выговорил он, преодолевая себя. — Особенно легко совершить ошибку, оставляя все на самотек и не смея дать даже совет другу. А самое подлое — видно, что и исправлять придется не мне…
Выдав это в своей лучшей придыхательно-мечтательской манере, он поднял глаза — и частично сделался Ястаниром. Взгляд был решительным, голос — твердым.
— Исправлять придется тем, кто ждал этого рейда. Дара!
Артемагиня всё последнее время пожирала директора глазами и теперь сделала шаг вперед, как будто не веря, что слышит это.
— Во внешний мир отправляется твое звено. Найдите Макса Ковальски. Я мог бы направить других, но ни сила, ни мастерство тут ничего не решат: вы отыщете его быстрее. Когда найдете — вы понимаете сами.
— Понимаю, — прошептала Дара, глаза у нее блестели. Она хотела прибавить еще что-то — и не смогла. Мечтатель, снова становясь собой, тепло кивнул и покинул комнату. Кристо показалось, что он успел поймать многозначительный взгляд директора, адресованный конкретно ему. Холодком обдало затылок — это об Рукояти! Неужели затем и отдавал?
Бестия задержалась на пару минут. В основном она потратила это время на изучение лица Дары.
— Есть один артефакт во внешнем мире… — начала она, потом оборвала себя и махнула рукой. — Вряд ли он у него. Помните о том, что Ковальски связан чарами «холодной памяти». Так что не ждите объятий, когда его найдете.
Кристо про себя сказал, что особенных объятий от этой встречи и не ждет. Дара кивнула, не спуская с Бестии горящего взгляда.
— Горячки не порите, ваше дело — убедить его дойти с вами до двери. Мы постараемся встретить вас на выходе. Вряд ли «холодная память» помешает вам в этом, такие чары действуют только на воспоминания. А вы — это настоящее, так что и общаться с ним сможете по-прежнему… скорее всего.
Два последних слова Кристо не понравились. Они звучали неуверенно, а попробуй еще поищи что-нибудь более странное, чем неуверенная Бестия. Впрочем, Дара видела даже Бестию потерянную и Бестию жалкую, так что — наверное, всё не так страшно…
— За пропусками и разрешением зайдете ко мне, за снаряжением — к снабженцам, за прощальными инструкциями — к директору.
Дара наконец шевельнулась и спросила:
— Когда?
— Это ты мне скажи — когда, — Бестия скрестила руки на груди. — Вы же у нас на крайне особом положении…
Дара взглянула на Кристо, и его опять обдало холодком, когда он увидел в глубине карих глаз пробуждающихся зеленых чертенят.
— Успеешь за час?
Ну вот, несись теперь, как на пожар. А ведь и собраться, и одеться, и как же без прощания с Мелитой? Но зеленые чертенята выделывали в глазах у артемагини какие-то умоляющие манипуляции, так что Кристо покивал со вздохом, похожим на тихий плач раненого осла.
— Жду, — сказала Бестия, пару секунд еще помешкала, глядя на Лори, но потом удалилась из комнаты. Вроде, хотела пожелать им удачи, но потом вспомнила, что сегодня они еще увидятся. Кристо поволокся к дверям тоже, но Дара подошла к Лори. У нее еще оставалась надежда на одно средство.
