Тишину разбили удары моего меча. Топора у нас не было, но я и мечом неплохо управлялся. Мне же не корабельный лес валить, а пару охапок для костра. К тому же – чудесная тренировка. Большей частью я отрабатывал рассечение небольших стволов в один удар. «Бой должен заканчиваться в один удар, и он должен быть моим. И он будет моим».

Попутно в голову лезли разные мысли. Например, было любопытно, сколько живут беляки. Надо было спросить Поликарпа, пока он был жив. В своей параноидальной перестраховке царица перестаралась, от живого Поликарпа пользы было бы больше. Он знал намного больше того, чем успел поделиться. Некоторые сведения могли оказаться решающими для борьбы с беляками.

Логически, при их возможностях они должны быть долгожителями.

Интересно, а дед Ефросиньи сколько прожил? Должны же быть какие-то данные. Хотя бы примерно – с визуально определимого возраста, в каком он появился в стране башен, до его смерти.

А насчет долгожительства беляков из-за особенностей их организмов…

Даже лоб взмок от пришедшей в голову аналогии. Библейский Адам прожил девятьсот тридцать лет. И другие первые люди.

Беляки – перволюди?!

В Ветхом Завете названы точные цифры: Мафусаил прожил девятьсот шестьдесят девять лет. Ной – девятьсот пятьдесят, причем сына родил в пятьсот. Кстати, Ева родила Сифа, когда Адаму было сто тридцать. О таком долгожительстве современным людям остается мечтать.

Правда, следующие поколения, как указано в библии, жили меньше. Авраам – всего (всего!) сто семьдесят пять.

Некоторые ученые утверждали, что в древности на Ближнем Востоке существовало другое летоисчисление, и продолжительность года отличалась от принятой ныне. Годом назывался оборот луны вокруг нашей планеты, а не оборот Земли вокруг Солнца. То есть, возраст и многие даты у древних надо делить на двенадцать. Получится, что Адам жил не девятьсот тридцать лет, а семьдесят семь. Казалось бы – вот же истина!

Как всегда, вмешивается коварное «но». При таком подсчете получается, что отцом Сифа Адам стал, когда ему одиннадцати не было, а до того успел сделать еще двух сыновей. А в одиннадцать, кстати, стал уже дедушкой – в это время появился на свет внучок Енох, чуть позже, в пять лет от роду (если считать лунными «годами») родивший Мафусаила.

В итоге выходит: здесь верю так, здесь эдак, а здесь вообще не верю. Так не бывает. Выборочная вера – не вера, а притягивание обстоятельств к нужному и кому-то удобному результату.

Нарубив достаточно для костра, я вернулся, развел огонь и, пока дрова перегорали в угли, решил выяснить давно волновавший вопрос, очень злободневный и, возможно, судьбоносный. Любым способом следовало узнать, умеют ли беляки плавать. Если нет – спасительная река всего в нескольких метрах.

– Ева не хочет искупаться? – спросил я.

– Ева не обезьяна, ей не требуется мыться.

Прозвучало угрожающе – своим вопросом я, можно сказать, оскорбил «человека», приравняв к грязной обезьяне.

– Чапа имел в виду не мыться, а купаться, – исправился я, – это собирательное название игр в воде.

– Например?

– Если бы здесь на берегу росло дерево, то можно привязать веревку к толстой ветке и, держась за веревку, с разбегу, пролетев по дуге, прыгать в реку.

– Потом покажешь, здесь дерева нет. Что еще можно?

– Брызгаться, догонять друг друга, прыгать с ладоней напарника или с его плеч… Для всего этого нужно умение плавать. Ева умеет плавать?

Сердце стучало так, что оружие на поясе позвякивало. Да или нет? Нет или да? И если нет…

Ева лениво вымолвила:

– Не научишься – не выплывешь.

Странный ответ. Для Евы он что-то значил. Может быть, она думает, что мне все понятно?

– Еве приходилось выплывать откуда-то, не умея плавать?

– Чтобы отправиться искать свой рай, надо пройти через ад.

– То есть, через него надо проплыть?

– А как иначе? Как и всех, Еву бросили – Ева выплыла. Теперь Ева умеет все.

Это как у нас в жестком способе обучения: кидают за борт, а дальше – твои проблемы. У них – так же?!

Спарта отдыхает. Там отбирали явных больных и доходяг. У беляков через испытание проходит каждый. Жесть.

Но где они проходят это испытание? Где их ад, через который они идут, то есть плывут, в рай? Не в реку же, мимо которой мы двигаемся, иначе послышался бы намек или сказалось отношение. Река Еву не волновала, а от воспоминания «ада» до сих пор передергивало.

– Куда бросили Еву?

Ну же!!!

Она потеряла интерес к разговору:

– Водные игры покажешь в следующий раз, а сейчас Ева хочет есть. Не отвлекайся.

Костер полыхал вовсю, и я вновь направился в лес. Требовалось сделать крепкий вертел для большого куска мяса. У меня появилась возможность еще потренироваться в рубке жердей.

Темнело. Ева решила ночевать здесь:

– И веток для лежанки набери, Ева любит спать с удобством, – донеслось мне вслед.

О том, что я сбегу, она не беспокоилась. Это понятно: на своих ногах мне от нее не сбежать. И, кстати, мне самому было странно, что я не боялся шуметь и привлекать возможное чужое внимание. Наоборот. Ау, люди! Я здесь! Я  человек, а со мной демон, убить которого можно только вместе. Давайте попробуем! Ау, хоть кто-нибудь!

Жаль, что призывы оставались внутри.

В первом ряду деревьев подходящих тонких стволов не нашлось, я прошел глубже. Ближайший куст показался странным. Такое ощущение, что за ним кто-то пря…

– Тсс! – В кустах проявилось бородатое лицо с приставленным к губам указательным пальцем.

Я машинально попятился, но вынырнувшая словно ниоткуда чужая ладонь зажала мне рот, пытавшийся крикнуть Поликарпово «Я человек! Люди не должны убивать друг друга!», а бездумно потянувшуюся к мечу руку заломили назад.

Насколько же неслышно ко мне подобрались. Профессионалы. Или я сам зашел в ловушку? Дилетант. В общем, все познается в сравнении. А еще есть поговорка «Жизнь заставит». Моих лесных противников жизнь заставила стать профессионалами, а я настолько расслабился в обществе белячки, что перестал замечать опасности.

– Не рыпайся, если жизнь дорога, – прошипело над ухом.

Я кивнул.

– Вас двое?

Я снова кивнул. Вывернутая рука балансировала на грани острой боли и потери сознания. Меня держали так, чтоб не заорал, в этом чувствовался большой опыт. О том, как он нарабатывался, лучше не думать.

Из-за деревьев и кустов вышли трое. Еще один держал меня. Четверо плюс я – итого пять вооруженных бойцов, но против беляка это почти ничто. К тому же, лесным бродягам надо еще объяснить, что я на их стороне.

Бродягами я назвал их из-за внешности и состояния. Судя по одежде и снаряжению – обычный сброд, эдакая смесь братвы и убегайцев, воображавшая себя первыми, а поступавшая как вторые. Ребята считали себя крутыми и опасными и во многом были правы. Но. Меня и Еву они всерьез не принимали, считая, наверное, обычной парочкой. Был бы на Еве плащ крестоносца…

Бродяги имели хороший опыт в делах засад, а вот с беляками, судя по всему, нос к носу не встречались, иначе от фигуры с красиво распущенными из-под шлема снежно-белыми волосами бежали бы как от чумы.

– Второй дерется хорошо? – раздался новый вопрос.

Я еще раз кивнул. Знали бы ребята, насколько хорошо дерется второй, которого они приняли за такого же, как сами, искателя лучшей жизни вдали от дома. Они совершали страшную ошибку, а у меня не было возможности сообщить об этом. Я их понимал. Для них, голодных и измученных, с мешковато висевшей на худых телах драной одеждой, мы с Евой были добычей. У них не было ничего, кроме разбойничьего опыта, а у нас – лошадь и еда. Не будь Ева беляком, мы были бы обречены. Иными словами, по-настоящему обречен только я. Триумфа Евы, то есть того, как она разберется с бандитами, мне, скорее всего, не увидеть.

– Кончать? – Вышедший слева потянулся за ножом.

– Погоди. – Тот, что стоял передо мной, внимательно вглядывался мне в лицо.