– Здоров, Гирова, – равнодушным тоном поприветствовала она продавщицу.
«Ну и потрепала же тебя жизнь», – подумала Галя. Она сразу узнала этот голос, хотя не слышала его лет пять. Бывшая одноклассница заметно набрала в весе, перекрашенные в пепельный блонд черные волосы выглядели неухоженными и предельно неестественными, а на руках красовались наращенные ногти кислотного цвета длиною в полпальца. Все это дополняли лосины с леопардовым принтом.
– Привет, Анжела, – не уступая в равнодушии, ответила Галя.
– Я теперь Анжелика, – поправила та. – Или просто Лика.
– Эм, окей… буду знать.
(Анже)лика не сочла нужным продолжать диалог. Галя брать на себя инициативу тоже не стала; теперь она понимала, что очки нужны как часть модного образа: Анжела бы никогда не стала просто так скрывать свою красоту. В «Сказке» воцарилась тишина. Продавщица перевела взгляд на Гену, тот рассматривал полки с напитками с таким интересом, словно это была только завезенная, прежде невиданная партия товара. Тут раздался громкий звонок, а точнее начала орать раздражающая Галю мелодия «Nossa, nossa»; спутница Гены неохотно полезла в свою сумку и долго копалась в поисках телефона. Потом, с трудом подцепив его своими когтями, она смотрела на экран и размышляла, стоит ли отвечать, и все это время чересчур радостный бразилец пел один и тот же припев. «Какое же ты клише», – хотелось сказать Гале, чувствовавшей, что ее вот-вот начнет трясти; она сдерживалась, чтобы не вырвать телефон из рук Анжелы – или как там ее теперь – и не разбить его о плиточный пол. Наконец Анжела, сказав, что сейчас вернется, нажала на кнопку ответа и вышла из магазина.
– Так что брать будем?
– Нам… мне как обычно, – Гена с довольной физиономией кивнул в сторону полки с презервативами. – И пива. Четыре бутылки стеклянные.
– Че, Ген, на безрыбье и рак – рыба? – усмехнулась Галя. Гена намека не понял или притворился, что не понял, и промолчал. В это время раздался сигнал девятки: Анжела, вопреки своим словам, возвращаться не стала и ждала Гену в его машине. Озираясь на выход, он начал шарить по карманам, но никак не мог отыскать деньги.
– Ладно, завтра отдашь. Беги, а то твоя хищница заждалась.
Даже Марина, гордо заявлявшая, что знает о жизни других все и даже больше, не смогла точно сказать Гале, приехала ли Анжела жить в Ковтнюки или у нее здесь очередная пересидка. Постоянством в месте жительства она не отличалась, как, собственно, и постоянством в отношениях. Никто не знал, где Беляева работает и работает ли вообще, а так как ее часто видели в разных мужских компаниях, то укоренилось мнение, что она находит средства к существованию благодаря своей непроходимой слабости на передок. Измененное на Анжелику имя только придавало вес этой теории. Тем не менее казалось, что для Анжелы дурная слава – тоже слава: несмотря на все сплетни и нелицеприятные высказывания в ее адрес, ничто не могло поколебать ее высокого мнения о себе и своих женских достоинствах.
Впоследствии Анжела еще пару раз появлялась с Геной ночью в магазине. Было понятно, что он что-то растрепал ей про Галю: она смотрела на продавщицу с едкой улыбкой, о чем-то перешептывалась с Геной и хихикала. А чуть только она отходила от магазина и начинала усаживаться в машину, Галя слышала, как она заливается громким и мерзостным смехом. Этот смех Галя помнила со школы и всегда была уверена в его неискренности и показном характере. Ей хотелось придушить и эту заносчивую блудницу, и ее болтливого хахаля. Но вскоре Анжела пропала из виду, и Гена вновь стал наведываться в «Сказку» один.
– А куда ты подругу свою дел? Ей тоже всего мало стало?
– Ой, надоела она мне. Поматросил и бросил, – отрезал Гена, но Галя прекрасно понимала, кто кого бросил.
– Мой тебе совет, матрос: съезди сдай анализы после этой жрицы любви.
– А на что мне презики были, по-твоему?
– Боюсь, в случае с твоей любезной Анжеликой ни одна резина не даст стопроцентной гарантии.
Гена, убежденный в надежности контрацептивов, счел анализы лишней тратой денег и совету не внял. А зря. Как выяснилось позднее, Галя была права, а Гена не настолько осторожен, как он думал. Но Галя узнала об этом с неожиданной для себя стороны.
Через месяц после того разговора к Гале домой влетела взмыленная Мариночка; сомнений быть не могло: у нее новости первостепенной важности.
– Так, подруга, мне нужно тебе кое-что рассказать. Ты только сядь и постарайся не злиться.
– Что ты опять натворила?
– Я? Я – ничего. Когда я вообще что-то творила? – с блаженной невинностью спросила Марина.
– Да говори уже, че там у тебя.
– Короче. Сижу я такая на работе, покупателей сегодня дофига было. И заходит, угадай, кто?
– Откуда мне знать. Ты что, пришла, чтоб загадки мне загадывать?
– Ладно-ладно. Заходит твоя любимая Анжела, потом у нее звонит телефон, видать, какая-нибудь шлюшка-подружка хочет поболтать. Я, само собой, подслушивать не хотела, но разговаривала она, скажем так, не шепотом. А тут еще какой-то дед до меня докопался. Какой, спрашивает, срок годности у колбасы? Посмотреть же самому, блин, нельзя. Из-за него я не услышала, о чем Беляева сначала говорила, но…
– А ты еще дольше рассказывать можешь?
– …но потом я слышу: «…Это Давыденков меня заразил, больше некому. А знаешь, кто его заразил? Гирова, моя одноклассница бывшая. Продавщицей в «Сказке» работает, я как раз тут сейчас. Да-да, она самая. Она перед этим все бегала за ним, как шавка. Он еле отвязался от нее. Прикинь. Жаль, конечно, что мы расстались, но, блин, мне из-за них по врачам скакать пришлось…» Тут опять ко мне этот дед пристал со своей колбасой, уже хотела ей по лбу ему дать.
Галя не проронила ни слова. Марина заметила, что это злое молчание, а не ее обычное безразличное молчание.
– Ты представляешь, и не стыдно ей о таком посреди магазина говорить… С другой стороны, а че ей терять? Себе она уже заработала репутацию во всей округе, вряд ли что-то изменится. А вот испортить твою… – размышляла она тоном следователя, ходя из угла в угол и размахивая попавшимися под руку ножницами.
– Да не мельтеши ты. И положи ножницы, пока в глаз мне их не воткнула, – выдала Галя, смотря в одну точку. – Тварь за это поплатится.
Марина воодушевилась решительным настроем подруги, но на расспросы о том, как они будут мстить Беляевой, Галя ответила, что всему свое время, и, к досаде Мариночки, уже готовой вбивать иглы под ногти Анжеле, предложила сменить тему.
Гена клялся и божился, что не приплетал Галю к этой истории. Он лишь конфиденциально выразил Анжеле недовольство ее заразностью и вызванными этим страданиями и материальными расходами.
– Кто ж знал, что она все так перевернет? Ну ниче, пусть только попадется мне на глаза, я с ней разберусь.
– Нет, предоставь это мне. И впредь будь умнее.
Гена, разумеется, опять не послушал и, желая отстоять Галину честь, в тайне от нее пытался связаться с Анжелой, но та предусмотрительно заблокировала его в соцсетях и не отвечала на звонки. Галя на него не сердилась, хотя и задавалась вопросом, как он – человек пусть не самых высоких моральных качеств, но который все же не на помойке себя нашел – мог повестись на такую дешевку. Мало заботясь об общественном мнении, она не позволяла эмоциям взять верх и в лучших традициях настоящих мстителей решила дождаться, когда жизнь сама преподнесет ей удобный случай, чтобы поквитаться с Анжелой.
Не успела Мариночка вдоволь посердиться на неблагочестивый поступок Анжелики, как ее внимание привлек инцидент более занимательный и экстраординарный. Вся округа загудела вестью не то о трактористе, не то о комбайнере, жестоко убитом в соседнем районе. Установить его точную профессию не удалось, ибо при жизни занимался он всем и ничем одновременно. Но кем бы он ни был, его тело со вскрытым горлом нашли в поле у своей машины. При таких ранениях шансов выжить у бедолаги имелось ничтожно мало, а учитывая, что он был совершенно один вечером в поле, да еще и нетрезвый, шансы свелись к нулю. Местные СМИ, уставшие от отсутствия каких-либо происшествий и вынужденные мусолить одни и те же сюжеты про доморощенных умельцев или нарушения правил дорожного движения (коих было немного, ибо, чтоб эти правила нарушать, требовались, собственно, дороги), хищнически вцепились в срочную новость, решив выжать из нее максимум. Смерть предполагаемого тракториста вызывала много вопросов и создавала широкий простор для догадок и теорий. Областные газеты, будто бы соперничая с теленовостями, пестрели заголовками: «Кому перешел дорогу обычный тракторист?», «Кто покусился на самое святое?», «Неужели человек дойдет до такой дикости?» Когда пришли к выводу, что за убийством, скорее всего, стоит не человек, а всего-навсего какой-нибудь волк или иной неопознанный зверь, забредший на поле и приметивший беззащитную жертву, общественный интерес к судьбе убиенного стал угасать. Такое положение дел совсем не устраивало источники информации, в разы повысившие свои рейтинги, в том числе благодаря интервью с убитой горем вдовой тракториста, которую ее же собственные тщеславные знакомые впоследствии обвинили в лицемерии и игре на камеру. Чтобы придать истории второе дыхание, наиболее активные и инициативные СМИ отказывались соглашаться с версией следствия, ища хоть какие-то следы внеземного присутствия или чего-либо подобного, что могло завладеть умами людей, удержать их перед экранами телевизоров или купить очередную газету.
