Литмир - Электронная Библиотека

– Имя-отчество!

– Роза Михаловна.

– Так вот, Петрова, она же Роза Михаловна, даю вам час. Соблюдая полную тишину, выносите все свое барахло на улицу. Там вас ожидает грузовик, который отвезет вас на новую квартиру. Всем все понятно?

Испуганные квартиранты закивали головами и снова засуетились вокруг своего скарба. Снова послышалось движение мебели, которую совали из стороны в сторону, но теперь все происходило намного тише – съезжавшие граждане перешли на шепот. Служанка гордо посмотрела на мамашу и пошла искать свой сундук с нарядами.

– Я здесь побуду, товарищ профессор, – сказал офицер, вручая ему пакет. – Послежу за порядком.

– Спасибо.

Жена профессора тоже решила проследить за порядком и не зря, потому что квартиранты уже начали тянуть в коридор и не свою мебель.

– Простите, – сказала хозяйка квартиры. – Это не ваш диван. И ковер не ваш.

– Как не наш? – возмущенно зашептала мамаша. – Как не наш? Мы уже месяц, как спим на этом диване!

– Отнесите на место! – снова рявкнул офицер. – Чужого не трожь! За мародерство – трибунал!

– Да вы знаете, кто мой сын?

– Мне насрать, кто ваш сын! – рявкнул офицер. – Понятно?

Мамаша схватилась за сердце. Диван «поехал» назад. Теперь за порядком следили оба – офицер и жена профессора. К ним вскоре присоединилась боевая служанка, которая наконец переоделась и привела в порядок лицо. Она стояла, приосанившись, и готова была в любой момент броситься на отступающих врагов.

Богдан Курилас закрылся в своем кабинете, выложил реликвии на стол и задумался. Новая ситуация казалась непростой. Он должен был найти что-то, о чем не имел ни малейшего понятия. Более того, он должен был еще и отнестись к этой задаче как можно серьезнее, не подвергая сомнению полковничьи выводы и гипотезы.

При всем этом шуме и гаме сесть за работу было немыслимо. Курилас отправился на кухню и сделал себе чаю. Слышал, как жена снова делает замечание: квартиранты пытались вынести картины. Все мелкие картины из тех комнат, в которые их заставили заселить новых жильцов, профессор успел забрать, оставил только большие. Это было мудрое решение, потому что небольшие картины эти советские граждане уже бы спрятали в свои громоздкие деревянные чемоданы.

В последние минуты времени, которое офицер выделил квартирантам на выселение, дом просто вздрагивал от топота ног, хлопанья дверей и детского плача. Наконец все затихло. Курилас вышел, чтобы поблагодарить офицера, и увидел, что тот с его женой сидят за журнальным столиком и пьют кофе. Пани профессорша умела находить общий язык с кем угодно, так что быстро нашла его и с чекистом. Родом он оказался из Подолья, окончил Институт народного образования и был очень рад, что попал во Львов. Для него это была настоящая Европа. Такой себе вежливый и милый интеллигент. «Интересно, он с такой же учтивостью сажает людей в товарняки, чтобы отправить в Казахстан?» – подумал Богдан. Наконец попрощались, офицер ушел.

Служанка взялась заметать в освобожденных покоях, время от времени выкрикивая проклятия в адрес освободителей. И вдруг возмущенно воскликнула:

– Да чтоб они обосрались! Люди добрые! Да кто такое видел?

– Что такое? – спросила профессорша и поспешила в комнату. За ней последовал и Курилас.

Их мебель была на месте, но… Добротный ореховый шкаф квартиранты поцарапали ножом так, чтобы можно было прочитать слово из трех букв, кожаную кушетку вспороли, картины тоже.

– Вот скоты! – возмутилась жена.

– Я сейчас догоню их! – вызвалась служанка.

– Нет-нет, – успокаивал их Богдан. – Не надо. Это лишнее. Несчастные люди. Нам и так всего этого много. А Олесь сюда уже не вернется.

– Они тоже не вечные, – сказала жена.

– Как и мы… как и мы…

Вдруг входная дверь распахнулась и появился офицер, волоча за собой одного из выселенных мужчин. У того из разбитого носа капала кровь, и он все время шмыгал.

– Я услышал от них, что они натворили, – сообщил офицер. – Хвастались между собой. Но не переживайте. Вам все компенсируют.

После этого он потянул мужика обратно и с силой вышвырнул на лестничную площадку. Курилас услышал, как тот под крики своей семьи с грохотом покатился вниз. Офицер вынул блокнот и быстро записал о всех обнаруженных повреждениях имущества, потом извинился и ушел.

– Какой хороший человек, – жена профессора чуть не прослезилась.

– Посмотрим, – ответил Богдан. – А вот если бы попался им в руки наш Олесь, то не думаю, что ты сохранила бы о нем такое же мнение.

– Видишь, он же сказал: все нам компенсируют.

– А ты задумалась, каким образом? Нет? Я тебе подскажу: привезут нам мебель и картины из квартиры другой семьи, которую отправили в Сибирь. И в то время, как мы будем сидеть на их кожаной кушетке, они будут мерзнуть на деревянном полу товарного вагона!

Курилас увидел, как лицо жены побелело, и пожалел о сказанном. Но уже было поздно. Он обнял ее, прижал к себе, поцеловал в лоб и ушел в кабинет. Жена тем временем позвала служанку, и они вдвоем принялись наводить порядок в комнате сына. Им хотелось восстановить вид, который она имела еще до появления «квартирантов», и в первую очередь развесить на стенах картины, нарисованные Олесем, вернуть на полки его книги, ранее припрятанные по всем закуткам оставленной им жилплощади, включая пространство под их кроватью.

Глава 19

Киев, октябрь 2019. Клейнод-отец, Клейнод-сын и загадка белого порошка

Противный голос пожилой кадровички все еще звенел в ушах у Бисмарка, когда он открывал дверь квартиры. «Вы что, думаете, что вы незаменимый? – почти кричала она. – Да у нас на ваше место три претендента! Из них двое – кандидаты наук!» «Как же это вы меня без научной степени электриком взяли?» – рассмеялся ей в ответ Олег. «Ничего-ничего! – приговаривала кадровичка. – Скоро у нас будет, как в Америке! Ты не выбираешь работу, ты хватаешься за любую, какую можешь найти! Вот тогда посмотрим, какую работу вы найдете, когда нечем будет за газ платить!»

Теперь в кармане лежала трудовая книжка с очередной записью «уволен по собственному желанию». По словам кадровички, он должен был кланяться ей в ноги за такую запись, а не за увольнение по статье за прогулы. Но Олегу были далеки и непонятны советские ценности рабочей репутации. Теперь эта книжка снова будет валяться в нижнем или в верхнем ящике стола и, возможно, никогда ему больше не пригодится. Потому, что работать ради пенсии, а жить ради работы он не собирался. Своей главной работой он считал жизнь. А жизнь – это когда ты занимаешься любимым делом, и не важно: платят тебе за это или нет!

На кухонном столе к своему удивлению он увидел тарелку с холодным супом и рядом записку: «Если хочешь горячее – подогрей!»

– Обещанный обед! – догадался он и почувствовал себя слегка виноватым.

Да, Клейнод-младший отвлек его от всего, включая возможность пообедать с Риной по-домашнему.

Клейноду недавно исполнилось восемьдесят два. Так что думать о нем, как о «младшем», казалось чем-то и странным, и смешным. С другой стороны, мысли о его недавно умершем отце, возраст которого Олег не уточнил, но примерно мог вычислить, настраивали на определенный позитивный лад и словно подсказывали Бисмарку, что он занимается правильным делом, делом, которое явно ведет к долголетию, ведь и Георгию Польскому, если верить правнучке и фотографии из Греции, уже сто восемь, и Виталий Петрович Клейнод-папа, умерший пару лет назад, если и не дожил до ста, то только чуть-чуть, хотя вполне мог и дожить, если допустить, что сын у него родился сразу после совершеннолетия отца. Правда, имущественный ценз у этих двух археологов-долгожителей очень даже различался. Георгий Польский обитал в своем доме на греческом острове и деньгами помогал родне в Киеве. А Виталий Петрович бедствовал себе на Подоле и зависел от каких-то лекарств, которые только Польский мог достать и прислать. И как только передачи с греческого острова на Подол прекратились, жизнь Клейнода-отца закатилась, как вечернее солнце.

22
{"b":"710935","o":1}