Когда Рэйден использует знакомые мне слова, вместо того чтобы прямо ответить на мой вопрос, мой любопытный мозг генерирует новые вопросы. Это равносильно тому, как отрубить голову Гидре, на месте которой вырастут две новые — я задаю один вопрос, получаю какой-то другой ответ, а из этого ответа рождаются два новых вопроса.
— А как же Ризруид?.. Без него мы не сможем отсюда улететь. И Миура… это тот вакагасира, который служит Норайо Такаяма?
— Да, Дэйсьюк Миура — вакагасира клана Такаяма-кай — помощник и самый главный претендент на пост кумитё… после его смерти, разумеется. А что касается Ризруида — мы же до этого как-то справлялись без ящера, вот и в этот раз справимся. У меня есть «Следящий Пиризии», который активировал наш инопланетный друг, так что, после успешного ограбления, я надеюсь, космолёт Ризруида будет ждать нас прямо над крышей склада.
То, что Ризруид всё-таки вернётся, обрадовало меня, а то, что сегодня вторник, и то, что именно сегодня ночью Ризруид вернётся, обрадовало меня вдвойне. Да я прям загорелся желанием побыстрее встретить первые несколько «атак» «Мёртвого ветерка». И вопросики свои оставил при себе, как и обещал Рэйдену изначально.
* * *
Практика по экономии импульсов прошла успешно, и уже к десяти утра мы покинули «снежного» гиганта.
— Если ты не против, Кадзицу, то я бы познакомил тебя с деревней Бессмертных. — Рэйден заметил, что я сейчас выдам что-то новенькое, поэтому поспешно добавил: — Не с кем-то конкретным из людей, а именно с природой, деревнями Второй и Третьей сакуры, другими деревьями-гигантами… что скажешь?
— Я только за. Однако хотелось бы и практикой по восстановлению импульсов заняться…
— Кто тебе мешает заниматься ей прямо сейчас? Я ведь для того и хочу показать тебе природу, чтобы совместить приятное с полезным: мы постараемся оба находиться в моменте «здесь и сейчас», восстанавливая наши импульсы, и как бонус, ты прогуляешься ножками по деревне Бессмертных, а не будешь «скакать» сломя голову в поисках Сергея и Ризруида.
— Тебя проинформировали и о том, что я…
Рэйден кивнул.
— Так как Сергей в надёжных руках, а Ризруид скоро вернётся, не вижу ни одной причины, чтобы не прогуляться на своих двух. Кроме того, спокойствие — лучший друг молодости.
— Согласен, но я и не «скакал» сломя голову в поисках друзей. Изначально — да, но потом — нет.
— Успокой своё Эго, Кадзицу. Просто живи, дыши, радуйся, — расплылся в улыбке самурай.
Я принял данный совет. Не уверен, что его мне надолго хватит, но я постараюсь выжать максимум.
— Мне с тобой хорошо, Рэйден, а твои слова ещё больше успокаивают мою душу. Мне кажется, что я уже́ в моменте «здесь и сейчас».
— Так и есть, Кадзицу. Обычному человеку, хотя это неправильно сказано, потому что все мы необычные создания, очень трудно представить свою жизнь и себя в моменте «здесь и сейчас». И всё же иногда это получается сделать. Мы с тобой об этом говорили.
— Однако я не против продолжить эту тему, ведь она влияет на восстановление импульсов, что крайне важно в наше время, разве нет?
— Важно, — улыбнулся Рэйден. — И уровни момента «здесь и сейчас» очень важны, ведь чем выше…
— Тем быстрее и больше восстанавливаются импульсы, я знаю. Кстати, мы пришли в ту «деревню», в которой я уже был, когда искал Серёгу и Ризруида.
— Мы пришли в «деревню Второй Сакуры». Теперь направимся вдоль небольших гор, а потом вдоль реки к «деревне Третьей Сакуры». Конечно, всё это вместе называется «деревней Бессмертных», однако три небольших скопления домов возле огромных сакур мы называем тоже деревеньками, но уже внутри всего э́того, — развёл предводитель Бессмертных руками.
— То есть дом Ризруида находится в «деревне Первой Сакуры» — той самой стометровой сакуры, под которой ты мне сказал, что первое наше занятие в шесть утра, так?
— Да, Кадзицу, всё верно. Вот видишь, ты познакомился с другими названиями. Это очень просто, потому что ты изначально поставил себе программу, что сложности в обычной прогулке с другом возникнуть не могут. А что может быть сложного в прогулке? Думаю, ничего. Но если бы я сказал, что мы идём изучать деревню Бессмертных на таком уровне, что нужно знать всё и вся, ты бы, наверное, не смог бы находиться в моменте «здесь и сейчас», потому что в самом начале поставил бы себе программу, что необходимо отнестись к моим словам со всей серьёзностью и запомнить всё, что я тебе скажу.
— Всё зависит от настроя, — прошептал я.
— Не то чтобы всё, но это тоже очень важная составляющая. Что важнее для человека — рука или нога? Думаю, и без руки, и без ноги неприятно жить. Человеку важны все органы, все конечности, Кадзицу. Нельзя считать что-то одно более важным, чем что-то другое. Когда ты научишься и руку, и ногу, и сердце, и бомжа, и миллиардера, и дурака, и профессора, и репта, и человека не оценивать, а принимать такими, какие они есть, считая важными их всех в масштабе Вселенского эксперимента, тогда ты сможешь повысить свои вибрации и перейти на более высокий уровень жизни. И я говорю не о деньгах в нашем мире, или власти, карьере, а о само́м мире: ты будешь жить, можно сказать, в более высоком измерении, где энергетика более низкого мира не сможет тебя видеть.
— Как это понимать? Я не буду виден для людей, живущих в этом мире?
— Нет. Ты бу́дешь виден для них, но они не будут тебя замечать, то есть не смогут на тебя влиять, «трогать» тебя, цеплять за живое, ибо тебя уже не зацепить, а значит, не стоит и пытаться. Энергетические вампиры уже не смогут питаться тобой, потому что навсегда поймут, что это невозможно, Кадзицу.
— И снова я не совсем понимаю тебя.
Мы пришли к «деревне Третьей Сакуры».
— Посмотри на них, — указал Рэйден на детишек. — Мы с тобой говорили уже, что дети находятся в моменте «здесь и сейчас», потому что увлечены процессом игры: дети играют в воинов. Если один из них ударит другого палкой по руке, что будет?
— Ребёнок заплачет?
— Посмотри сам, — улыбнулся Рэйден.
Мы сели на траву, покрытую небольшой «пыльцой» тёплого снега, что само по себе ощущалось как некое волшебство, и в течение часа наблюдали за «детскими сражениями». Ни один маленький самурай ни разу не заплакал от боли, а её было не так мало.
— Они не плачут, потому что не чувствуют боли? — спросил я.
— Неплохой вопрос, который можно понимать двояко. Да, они не чувствуют той боли, которую бы почувствовал каждый из них по отдельности. Если бы ребёнок получил «травму» в одиночку, он бы, скорее всего, заплакал, почувствовал бы боль, помноженную на одиночество и невовлечённость в игру. Если бы ребёнок играл с друзьями, что мы с тобой и наблюдаем, его вовлечённость в игру была бы максимальной, следовательно, он бы не плакал, даже если бы получил «травму»; к нему бы подключились его Небесные Помощники, которые энергетически передали бы ему «пакет воображения», что эта «травма» — мелочь, которую можно представить геройской меткой, шрамом, будто так и должно быть, если ты настоящий герой…
— Ребёнок в это верит и ему уже не так больно, а, возможно, и вовсе никаких болей не испытывает?
— Совершенно верно, Кадзицу. Если бы люди могли вовлечься в игру под названием «жизнь», как это делают дети, то жить в моменте «здесь и сейчас» — не составило бы для них большого труда.
— Однако ты мне говорил, что сам не достиг такого уровня…
— Говорил, — улыбнулся Рэйден. — И это чистая правда. Но я стараюсь, Кадзицу, и прошу того же самого от тебя… не настаиваю, но прошу.
* * *
Предводитель Бессмертных показал мне ещё четыре гиганта, которые росли относительно близко друг от дружки. Гиганты будто бы охраняли полуостров внутри деревни Бессмертных.
— Это, пожалуй, самое интересное место с точки зрения тайны нашей деревни. Если ты мог заметить, то здесь шесть маленьких озёр, как шесть гигантов…
— А ещё три больших озера… относительно маленьких, — добавил я. — И сакур стометровых тоже три. Как это связано?