И сон его был спокойным.
Как был спокойным сон Саймона Деннета, у которого язв на лице стало на порядок меньше, а кожа приобрела розоватый оттенок.
Пускай и ненадолго.
***
Цифровые настольные часы фирмы «Sony» показывали четыре минуты девятого после полудня, когда Маркус Лейн открыл глаза и тупо уставился на красные цифры с мелькающим двоеточием между ними.
Он моргнул два бесконечно долгих раза, балансируя на границе сознания и сна, после чего шлепнул себя рукой по щеке, сел на край кровати и несколько мгновений тупил в стену, окончательно приходя в себя.
Солнце уже скрылось за макушками многоэтажек и догорало желто-красным огоньком заката. Маркус подошел к окну и раскрыл его нараспашку: город дышал свежестью, медленно нарастающей ночной прохладой.
Лейн пошел в ванную. Проходя мимо зеркала, он увидел лицо. Свое лицо. И было этому необычайно рад. Он потянулся рукой к крану и тут же зашипел от боли, схватившись за изувеченную руку; холодная вода брызгала в разные стороны и возмущенно шумела, потревоженная понапрасну.
Значит, не пригрезилось, подумал юноша, набирая воду в подставленную под струю ладонь, согнутую лодочкой.
– Значит, не пригрезилось, – повторил он, глядя на свое отражение в зеркале. На щеках уже проступила щетина, хотя брился он этим утром. Лейн поскреб щеку пальцами, закрыл кран и вышел в комнату.
Его жилище было относительно скромным, и, скорее, приближалось к спартанскому: однокомнатная квартира, в которой была махонькая кухня, уборная и спальня. Телевизора не было – вечера Маркус коротал за изучением библейских текстов, чтением беллетристики и игре на гитаре. Иногда – бестолково шатался по окружающим кварталам, заглядывая в витрины магазинов.
Стены спальни были обвешаны плакатами с эмблемами рок-групп. Никаких портретов – не сотвори себе кумира. В правом углу, за кроватью, стояла электрогитара с усилителем, на деке, обняв гриф, лежали наушники, шнур которых был воткнут в гнездо внизу инструмента.
Маркус вновь посмотрел на свою руку, выругался, перекрестился, опять выругался и ушел на кухню, сварив себе крепкого кофе. Здоровой рукой диакон покрутил ползунок, выставляя его на цифру «восемь» (максимум), после чего нажал большую кнопку, горящую зеленоватым светом. Кофемашина загудела, перемалывая зерна, пару раз щелкнула и начала наливать напиток.
Юноша повернулся к шкафу, стоящему за спиной, открыл верхнюю полку, достал оттуда бутылку с виски, хлюпнул немного в чашку, добавил меда, который вытащил из холодильника, после чего вернулся в комнату, поставил чашку на стол и подошел к книжному шкафу.
Его здоровая рука плавно пробежалась по корешкам и остановилась на одной массивной книге с толстым кожаным переплетом и тиснеными буквами: «Malleus Maleficārum». Ловко ухватившись за верх, парень вытащил книгу, перехватил поудобнее, и вернулся к креслу, стоящему возле кровати. Включил лампу, сделал пару мелких глотков и открыл книгу.
Ночь будет длинной, думал он, но ошибся. Сон сморил его через двадцать минут.
4
Дверь в лекционный кабинет открылась без особого труда, как и в первый раз. Юноша мягко толкнул ее ногой, после чего поддержал плечом и неуклюже вошел в кабинет.
Над его местом вновь нависал Эдвард Беккер, что-то залихватски рассказывая Элари, активно при этом жестикулируя. Маркус закатил глаза и неспешно двинулся. Он мягко постучал Эдди кончиками пальцев по плечу.
– Это мое место, – спокойно сказал он. Эдвард ответил, не оборачиваясь:
– И что?
– А это значит, что я тут сижу. Логично, не правда ли?
– Ну, ничего, подождешь, – бросил Беккер, осклабившись через плечо.
Маркус спокойно поставил свой дипломат возле парты, после чего взял здоровой рукой Беккера за предплечье и уверенно повернул к себе.
Эдди Беккер не любил, когда его трогали незнакомые люди. Тем более, он не любил, когда его трогали какие-то типы, которые ему не нравились своей вылизанной внешностью и слащавой, педиковатой мордой. Он развернулся и дернул рукой, но хватка святоши оказалась чуть более уверенной, чем Эдди ожидал.
– Я тебе понятным языком сказал – отвали, – зло бросил парень, глядя на юного диакона, который смотрел прямо ему в глаза.
Маркус измученно улыбнулся, чувствуя, как боль начинает пульсировать в его голове, а Дар медленным и ленивым ручьем, не таким прытким, как обычно, словно отравленный и загрязненный, густой и плотный, двигается из его левой ладони, сквозь кофту в тело Эдварда Беккера.
– Беккер, – сказал он, глядя с напущенной искренностью и чистым, как у всех священников, взглядом, – мы же взрослые люди, верно? Сейчас начнутся занятия, а мне нужно к ним подготовиться.
Дар неохотно медленно действовал на стоящего напротив юношу, размерами напоминающего гардеробный шкаф, и с лицом, не обезображенным интеллектом. И диакон это чувствовал.
– Достать ручку, тетрадь, книгу. Сам понимаешь. К тому же я еще и руку поранил, – он картинно пожал плечами и скосил взгляд на бинт. – Буду очень признателен.
Он еще раз вымучено улыбнулся и посмотрел Эдди прямо в глаза.
И Эдди поддался.
Он был зол и не хотел отступать, но этот святоша. Он… он… Беккер не мог подобрать слова, чтобы описать то чувство, которое возникло после его прикосновения. Сначала хотелось ему хорошенько врезать, чтобы челюсть закрутилась до затылка, а потом… потом возникло секундное замешательство и… спокойствие? Очень медленно, но уверенно заполняющее тело спокойствие, которое вытесняло злобу, как задолжавшего квартиранта.
– Ладно, – бросил он, отступая на шаг, обескураженный и сбитый с толку. – Только не лезь к ней, понял? Она моя.
– Конечно, – ответил Маркус, все так же напущено искренне улыбаясь, после чего развернулся к Эдди спиной, медленно сел за стол и едва заметно скривился от головной боли. Его зубы тихо скрипнули. Он открыл глаза и увидел перед собой яблоко, лежавшее на его дипломате, прямо по центру креста.
– Яблоко, – сказал он. – Символ дьявола.
Спазм, сдавивший голову железными иглами, отпустил, но после него остался неприятный осадок в виде постоянного гудения и мелких пульсаций, отдающих в виски. Юноша взял яблоко, отложил в сторону, открыл дипломат и положил фрукт внутрь, неспешно выкладывая нужную канцелярию на стол.
– Спасибо. И… – он замялся, испытывая нормальное смущение перед девушкой в таком вопросе, – у тебя, случайно, обезболивающего нет?
– Есть, – ответила Элари и потянулась к стоящему на полу рюкзаку. Она извлекла оттуда наполовину пустую пластинку с таблетками салатового цвета и протянула ее Маркусу. – Кулер с водой в коридоре, у второй лестницы.
Маркус кивнул, поднялся и вышел из аудитории. До начала занятий оставалось еще минут пятнадцать, поэтому Элари открыла книгу. Однако, пропуская абзац за абзацем, она понимала, что совершенно не усваивает прочитанное – смысл текста просто ускользал от нее. Девушка знала, что такое часто бывает у читателей: глаза машинально бегают по тексту и поглощают его, но если разум в этот момент занят размышлением о чем-то другом, смысл прочитанного не запомнится вообще, будто страницы были пустыми или переворачивались сами собой в произвольном порядке.
Не закрывая книгу, Элари задумалась в попытке найти нужное воспоминание, которое не давало ей сосредоточиться. Да, это была тревога. Тревога, возникшая вчера, в этот и без того сумасшедший день с новыми знакомствами и телефонными звонками.
Эта гребаная клиника гребаного Шеффилда.
Вчера Элари пересекла ее порог, держа наготове запись с данными некой Эммы Кэтрин Сью, и направилась к информационной стойке.
– Здравствуйте, – светловолосая девушка в медицинском халате с улыбкой поприветствовала ее, отвлекаясь от каких-то бланков. – Чем могу вам помочь?
Элари положила на стойку листок с именем пациента, лечащего врача, номером больничной карты, датой сдачи анализов и электронной почтой, после чего объяснила, что ей нужно получить результаты этих лабораторных исследований. Девушка-регистратор взяла листок и повернулась к компьютеру, несколько минут стуча по клавиатуре и кликая мышкой.
