Точно.

Священник.

Только священника ей не хватало.

Элари выдохнула, потерла глаза ладонями и направилась в кухню за водой для обезболивающего. Как только она проглотила таблетку и допила последний глоток жидкости, из рюкзака в прихожей раздался звонок. Элари нажала на зеленый значок телефонной трубки.

– Алло.

– Привет, Элари, крошка, как ты?

Мягкий, но звонкий голос, который нельзя было ни с кем перепутать.

– Привет, тетя Люси. Все в полном порядке, жива-здорова, – девушка облокотилась плечом на стену и, наконец, поняла, что все это время была в куртке. Она решила попробовать снять ее, не выронив смартфон. – А как у тебя дела? Как Юпитер?

– Ох, Пит все еще не может простить, что я лишаю его любимых собачьих лакомств. Но они начали плохо влиять на его желудок, – Люсинда, кажется, хотела продолжить, но потом будто прервала мысль, вспомнив что-то важное. – Элари, крошка, я чуть не забыла, зачем звоню. Ты свободна в ближайшие пару часов?

– Да, абсолютно.

– Славно! – воскликнула женщина. Элари отметила, что если бы человеческий голос мог светиться, то сейчас их телефонную линию было бы видно из космоса. – Не могла бы ты сходить в клинику Шеффилда и забрать там результаты анализов моей знакомой? Эмма уже уехала из города и забыла их получить, она всегда такая рассеянная… Я продиктую тебе имя и все, что нужно сказать медсестрам.

– Конечно, без проблем. Соберусь прямо сейчас, – ответила девушка.

– Ты просто чудо!

Элари достала из рюкзака листок бумаги и записала все, что диктовала тетя Люси, включая почту, на которую нужно было прислать скан результатов. Они еще немного поговорили, а потом тетя Люси с несвойственной ей серьезностью в голосе спросила:

– Девочка моя. Последний раз, когда ты приезжала, у тебя были страшные синяки под глазами. Все точно в порядке?

– Не беспокойся, – Элари лгала без единого намека на дрожь в голосе. – Просто усердная учеба отнимает много сил. Нужно больше спать.

– Надеюсь, крошка, все действительно так.

Где-то в доме залаял Юпитер – откормленная такса карамельного цвета. Тетя Люси распрощалась с Элари, сказав, что ей нужно бежать к этому маленькому бесенку, пока он не сгрыз ее любимый комод. Элари передала Юпитеру привет, и они попрощались.

Убрав листок с данными в карман джинсов, девушка вернулась в комнату, размышляя, много ли в мире таких же внимательных и светлых людей, как ее родная тетя по линии матери. Нет, наверное, их единицы. Вместе с этой мыслью Элари кое-что вспомнила и решила на обратном пути заскочить в соседнюю лавочку с фруктами.

Она выключила компьютер, снова надела куртку, другую пару обуви и вышла на улицу.

3

На автобусной остановке толпились люди в тягостном ожидании машины. Маркус числился среди них и уже несколько раз пожалел, что не приехал на своем собственном автомобиле. Его старенький «сто двадцать четвертый» мерседес девяносто шестого года был не в лучшем состоянии, но, парень думал, что тот бы уверенно довез его до курсов, а потом до следующего места назначения.

Диакон нервно посмотрел на часы. Стоящие рядом люди бросали на него косые взгляды и перешептывались. Тяжело быть святошей в двадцать первом веке, подумал Маркус, щурясь и глядя куда-то вдаль, сквозь проносящиеся мимо автомобили; в век, когда богами становятся цифровые приборы и интернет, а по телевидению только и говорят, что очередной священник совокупился с маленьким мальчиком в своей келье.

Подъехал переполненный автобус. Толпа ополоумевших от давки людей, с выпученными глазами и красными, обтекающими потом лицами, вывалились из него, обмахивая себя газетами, руками, шляпами, веерами.

Маркус дождался, когда все зайдут, и вошел последним. Не любил он стоять посреди транспорта в самой гуще людей, даже если ему выходить на конечной. Куда проще было выпустить пассажира и зайти обратно, чем толкаться и прижиматься к сидящему напротив человеку, меняясь местами с выходящим.

А еще лучше, подумал Маркус, когда дверь закрылась, ехать на своем автомобиле. Автобус тронулся.

Диакон вышел на остановке вместе с многочисленным потоком пожилых людей, быстро направляющихся к клинике имени профессора Шеффилда. Территория государственной больницы располагалась в северо-западной части города, обширная и почти всегда многолюдная, с асфальтированными дорожками, вдоль которых стояли ряды могучих вязов и кленов, создающих прекрасную тень и сдерживающие прохладу во время летнего зноя. Живописные клумбы расположились на широких полянках между частоколом деревьев, окаймленные разноцветными камнями в тон соцветия тюльпанов, маков, роз и пионов.

Наслаждаясь прохладой, Маркус неспешно шел к центральному отделению, куда вела самая широкая дорожка, оканчивающаяся гранитными ступенями, восходящими к крыльцу с металлопластиковыми дверями санитарной белизны. Диакон поднялся по ним и ступил в обитель медицины. В помещение, где запах пенициллина, казалось, был неотъемлемой частью всего происходящего.

Несмотря на это, думал юноша, Бога тут поминают намного чаще, чем весь приход во время мессы.

Маркус надел бахилы, сунул шляпу подмышку, поблагодарил девушку-регистратора за информацию и направился к лифту. Диакон не мог объяснить, но внутри у него еще по пути к главному отделению зародилось чувство тревоги, на которое он старался не обращать внимания. Мало ли, думал он, может, перепады погоды так влияют на организм, или предстоящая работа, которую он так не любил.

Диакон нажал клавишу седьмого этажа, которая загорелась желтоватым светом. Двери лифта закрылись за ним, отрезав последний путь к отступлению. Переживания холодным стальным тросом скрутили желудок, заставляя подкатить к горлу недавно съеденный завтрак.

Лифт неспешно двигался вверх. Люди на каждом этаже заходили и выходили, сменяя друг друга, а тревога все росла, заставляя Маркуса переминаться с ноги на ногу и облизывать губы.

На шестом этаже лифт резко дернулся, заскрипел и горестно взвыл, словно кто-то вогнал себе иглу под ноготь. Какая-то девушка вскрикнула в темноте и ухватилась за Маркуса, чтобы устоять на ногах. Парень придержал ее за талию, чтобы она не упала окончательно на него и не сбила с ног; мужчина, стоявший рядом, раздраженно выругался и принялся жать на клавишу вызова диспетчера, понося его, на чем свет стоит.

Длилось вся вакханалия не больше полуминуты, но казалось, что прошла вечность. Лифт снова загудел и, дернувшись, поехал медленно вверх. Табло высветило светодиодное «семь», двери распахнулись, и диакон вышел в длинный коридор с бесконечным количеством дверей.

Комната семьсот девятнадцать была по правую сторону. Маркус постучал внутрь и легко толкнул дверь. Раздалось спокойное «войдите», и юноша повиновался.

Внутри было чисто и уютно. На подоконнике стоял гербарий из листьев и полевых цветов, казалось, словно даже пыль не мелькает в лучах солнца, и лишь едва уловимый запах чего-то сладковатого витал в помещении.

– Добрый день, Маркус.

– Отец Виктор, – диакон услужливо кивнул. Священник сидел к нему вполоборота, глядя на юношу. Лицо больного, лежавшего на кровати, скрывалось за могучими габаритами проповедника в черной сутане.

– Как ты знаешь, сын мой, – обратился он к Маркусу, – мы помогаем нашему приходу, как можем.

Лейн кивнул.

– И …– он на мгновение замялся, вперив взгляд в больного. – Твоя Сила, Маркус, данная тебе от Бога, является одной из видов помощи нашим прихожанам.

Маркус закатил глаза и тяжело вздохнул.

– Не ерничай, мой мальчик, – сказал отец Виктор. – Ты – истинное проявление Божьего чуда и его Замысла. Как Иисус лечил больных, так и ты это можешь делать. Ты – рука Бога.

– Какая я рука, Святой Отец, если я могу только царапины лечить и синяки, да горячку снимать, с которой, между прочим, прекрасно справляется парацетамол.

– Самая истинная рука, – менторским тоном настаивал священник. – Талант раскрывается постепенно, как лотос. Тебе просто нужно больше практики. И именно за этим ты здесь. Подойди ко мне.